Карло Мартильи - 999. Последний хранитель
— Добрый день, синьор Цугель, — сказал Моретти, не представляясь. — Меня уже предупредили о вашем приходе. Скажите, что я могу для вас сделать.
— Вы? Вы, вероятно, приняли меня за даму? А я-то думал, что хотя бы полиция в Италии как-то усвоила новый язык.
— Ах, да-да… — рассеянно отозвался вице-комиссар.
— Во всяком случае, мне будет нужна комната, — прибавил Цугель, осматриваясь. — Я ожидаю людей.
— Да, понимаю, — сказал вице-комиссар, глядя ему прямо в глаза. — Я знаю, должны прийти некоторые мои коллеги.
Последнее слово он произнес с таким презрением, что Цугель вскочил, опрокинув стул.
— Эти коллеги, как вы изволили выразиться, являются опытными сотрудниками вашей полиции и достойными доверия друзьями гестапо, офицером которой я имею честь служить.
— Не горячитесь, синьор Цугель, — спокойно ответил вице-комиссар. — Я прекрасно знаю о дружественных отношениях наших полицейских структур. Я ничего такого не сказал и готов сотрудничать. Вы просили комнату — вы ее получите.
Оказалось, что этот идиот снял каморку на первом этаже здания: четыре стула и колченогий стол.
Немного погодя явились двое в штатском, сначала отсалютовали на фашистский манер, потом тепло пожали Цугелю руку. У одного были белобрысые патлы на весь лоб и доверчивая улыбка, другой походил на коротко стриженного медведя с огромными волосатыми руками.
— Меня зовут Клык, а его — Трензель, — сказал белобрысый. — Нам нельзя открывать наши настоящие имена, но мы поступаем в полное ваше распоряжение, герр Цугель!
Тот, в свою очередь, предъявил им верительные грамоты от начальника OVRA, на основании которых мог ими командовать.
— Никаких проблем. Вы приказываете, мы подчиняемся, герр Цугель!
Клык улыбнулся и снова выбросил руку в фашистском приветствии.
Эти итальянцы ему понравились. Он пояснил, что вплоть до следующих распоряжений они должны глаз не сводить с некоего Джакомо де Мола, продавца книг во Флоренции, собрать сведения обо всех его привычках и немедленно предупредить, если тот соберется уехать из города. Других распоряжений он не отдал, да они и не спрашивали.
— Если это все, то мы пошли, — сказал тот, что назвался Клыком, видимо старший в двойке. — У нас еще лекция в университете.
В ответ на вопросительный взгляд Цугеля итальянец снова улыбнулся и пояснил:
— Ну да, в смысле, нам надо прочесть лекцию одному профессоришке, некоему Калоджеро, горячей головушке.
— Понимаю, — заговорщицки отозвался Цугель. — Мы тоже в свое время читали лекции в университете, но теперь в этом нет надобности. Однако подождите. Прежде чем вы уйдете, я должен вам кое-кого представить. Он вот-вот подойдет.
— Нам готовить еще одну лекцию?
— Нет, по крайней мере пока. Хотя, кто знает…
Они успели как раз выкурить по сигарете, и воздух в комнатушке стал непереносимо тяжелым. В дверь постучали. Вошел Вольпе, подозрительно уставился на посторонних и, кивком приветствовав Цугеля, застыл в позе ожидания.
— Герр Вольпе, как вы пунктуальны. Это делает вам честь. Позвольте представить вам синьора Клыка и синьора Трензеля. Они помогут нам осуществить операцию.
— Я не предполагал, что вы задействуете еще кого-то. Мне сообщили, что все будет сделано в строжайшей тайне. Посол…
— Halt! — прервал его Цугель. — Вы сами нарушаете секретность, дорогой Вольпе. Первейшее правило — не называть имен. Присутствующие здесь в любом случае необходимы для успешного исполнения нашего плана. Они люди надежные, друзья рейха, и пользуются прекрасной репутацией.
Вольпе прекрасно понял, что перед ним двое агентов OVRA, секретной полиции, о которой ходило столько сплетен, но толком никто ничего не знал. Ореол тайны, окружавший эту структуру, начиная с загадочного названия, заставлял всех бояться ее больше, чем она того заслуживала. Говорили, что OVRA внедряла своих людей повсюду и главной их задачей было предупреждать власть о малейшем проявлении антифашистских настроений. Ходили слухи, что она пользуется методами испанской инквизиции. Тем, кто попадал в ее застенки, с трудом удавалось выйти оттуда живыми. Но эти двое выглядели обычной провинциальной шпаной. Вполне возможно, что страшная слава OVRA была всего-навсего очередным спектаклем режима, как, впрочем, и многое другое.
Вольпе помолчал, потом произнес:
— Если так, то и хорошо. Однако я полагал, что нам с вами надо кое-какие детали обсудить вдвоем.
— Снова это «вы»! Ох уж эти итальянцы!.. Ладно, неважно. К тому же нашим друзьям пора в университет. Мне просто хотелось, чтобы вы с ними познакомились, посмотрели на них. В наше время полезно заводить новых друзей и осознавать, что на них можно положиться. Назавтра вам может понадобиться защита, герр Вольпе. Эти джентльмены смогут ее предложить, причем бесплатно, — заключил Цугель и засмеялся.
Джованни понял угрозу, хотя она и была тщательно завуалирована. Такая опека означала, что эта парочка его просто убьет, едва он допустит промах.
Клык и Трензель в очередной раз отсалютовали. Вольпе ответил им коротким кивком, и агенты ушли. Оставшись один на один с Цугелем, Джованни не промолвил ни слова, лишь пристально на него поглядел.
«Классическая техника гестапо», — сказал он себе.
Но ему стало страшно. Ведь Вольпе знал: то, что он собирался сказать, Цугелю не понравится.
~~~
Рим
Понедельник, 18 декабря 1486 г.
Из окна гостиной личных апартаментов Иннокентия VIII Джованни разглядывал сад, где, как говорили, Папа имел обыкновение прогуливаться в компании столь же приятной, сколь и сомнительной. Сегодня там развернулась баталия между двумя знатными особами. По крайней мере, их таковыми считали. Сухие удары скрещивающихся копий сопровождались ободряющими криками группы аристократов при оружии. Один из двух дуэлянтов, судя по тому, как все дружно и громко за него болели, показался Пико похожим на Франческетто, любимого сына Иннокентия. Он и вправду был сильнее своего соперника. Прекрасным владением мечом этот парень славился не меньше, чем наивностью в карточной игре, где слыл чистым простофилей, просаживая астрономические суммы и выплачивая их из государственной казны.
— Граф, — послышался за спиной чей-то голос.
Джованни не ожидал, что его сразу примет сам Папа, да еще в такой неформальной обстановке. Он изысканно поклонился, а потом приложился губами к кольцу с символами святого Петра и дома Чибо. Понтифик легонько потрепал его по щеке. Джованни улыбнулся, Папа тоже.
— Ваше святейшество.
— Садись, сынок, и выкладывай все.
— Ваше святейшество, вы и в самом деле меня призвали.
— Хочешь исповедоваться? Есть у тебя какой-нибудь грешок, который может отпустить только Папа?
— Я исповедовался только вчера. Да, я грешен, но ничего нового не совершил — было мало времени.
— А вот это никогда не известно. Кто знает. Нечистые мысли могут приходить и ночью. Наверное, немало девушек жаждут свидания с таким красавцем, как ты, да еще богатым и знатным.
— Нынче ночью я крепко спал, ваше святейшество.
— Отлично-отлично, — раздраженно проворчал Иннокентий. — Однако ego te absolvo a peccatis tuis in nomine patris, filii e spiritus sancti,[17] — произнес он скороговоркой.
— Амен.
— Теперь мы очистили душу и можем поговорить свободно. Скажи мне, Джованни, что ты собираешься делать?
— Жить по совести, ваше святейшество.
— Ах-ах-ах! Ты мне нравишься, Джованни, и мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Тон понтифика был куда как шутливый, но эти слова поразили графа делла Мирандолу, как удар стилета, и он изготовился к следующим атакам.
— Под защитой вашего святейшества со мной ничего не может случиться.
— Прекрасно, это мне тоже нравится. Находиться под моим покровительством важнее, чем пользоваться защитой банкира Медичи.
— Лоренцо оказывает мне честь своей дружбой, ваше святейшество.
— Браво-браво, но вернемся к нашим делам. Что там за история с «Тезисами», которые ты собираешься публиковать? Это правда, что ты хочешь присвоить себе мое право собирать консилиум, особенно здесь, в Риме? Ты ведь даже не кардинал. Хотя, при желании, мог бы и номинироваться. Это стоило бы не особенно дорого, зато потом ты получил бы от меня постоянный доход с церковных имений. Но об этом мы побеседуем после, — сказал понтифик, потирая руки. — А теперь говори, Джованни, и считай, что перед тобой исповедник, который не только отпустил тебе грехи, но и хочет, чтобы ты по случайности не наделал новых.
Джованни сложил руки и опустил голову. Этой паузы ему хватило, чтобы привести мысли в порядок. Папа знал все, гораздо больше, чем он ожидал, и хуже всего было то, что он узнал обо всем не от него. Надо быть очень внимательным. Перед ним один из самых могущественных на земле людей, и он, Пико, — гость в его доме. С другой стороны, чтобы перейти из статуса гостя в статус арестанта, достаточно взмаха крыльев бабочки. Ему представился случай, и надо им воспользоваться, не забывая при этом, что Иннокентий — отнюдь не дурак.
