Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской
— Нет, меня тогда не было дома. Я учился во Франции.
Я повернулась к своим спутникам:
— Ну вот, господа, позвольте представить вам наследного принца Малькамо, сына Иоанна Шестого.
— Здорово! — воскликнул Головнин. — Как это вам удалось?
— Очень просто, ведь Николай Иванович рассказывал, что Иоанн отправил сына учиться в закрытую школу во Франции. Поэтому я и сказала по-французски фразу, способную задеть того, кто поймет, о чем я говорю.
— Хитра, Аполлинария Лазаревна, ох, хитроумна! — погрозил мне пальцем Аршинов и обратился к Малькамо на своем ужасном французском:
— Уважаемый принц, мы — твои друзья. Мы из России и пришли…
— Николай Иванович, дайте, лучше я скажу, — остановила я его.
— Ну, как хотите, Полина, мне легче скакать и шашкой биться, чем так гундосить.
— Как сказал наш друг, мы из России, и той же веры, что и ты, Малькамо, — сказала я. — Мы очень уважали твоего покойного отца. Ведь это именно он разрешил г-ну Аршинову построить колонию на берегу Красного моря. А потом к власти пришел Менелик. Сначала нас в море остановила итальянская канонерка, а потом Менелик призвал нас к себе — очень ему не по нраву разрешение негуса Иоанна. Мы уже было собрались к нему, но на рынке в Дебре-Берхан услышали о готовящейся казни, поэтому решили повременить с визитом и сначала спасти тебя, а уж потом и к негусу можно на прием.
— Понятно, — кивнул Малькамо. — Вы рисковали, и я рад, что вы решились на эту вылазку. Вот только жаль Абебо, он очень плохо выглядит.
— Я делаю все возможное, — вступил в разговор Нестеров, — но рана очень тяжелая. Лихорадит его.
Из дальнего угла вылез Вохряков и склонился перед Малькамо:
— Мое почтение, ваше высочество, позвольте поздравить вас с исполнением божественной справедливости — вашим освобождением от неминуемой смерти.
— Вот только вы, Порфирий Григорьевич, не имеете к этому никакого отношения, — скривился Головнин. — Дама вместо вас поскакала, да еще Нестерова спасла. Стыдно вам должно быть.
— Я фигура государственная! — взизгнул Вохряков.
— А вот если государственная, так и ведите себя по- государственному, а не как глиста бесхребетная.
— Да как вы смеете?! — опять вспыхнул Вохряков.
— Ох, да подите вы прочь! Просто вы, действительно, нужны нам, пока от Менелика не выйдем, а уж после того я побрезгую плюнуть в вашу сторону!
— Господа, господа, утихомирьтесь, не до этого нам. Нужно думать о том, как и когда предстать перед Менеликом. А для этого надо въехать на постоялый двор, чтобы соглядатаи негуса знали: в город въехала российская делегация, и доложили бы ему это известие.
— Как вы думаете, нас не узнают? — спросил Нестеров.
— Не думаю. Тем более, что мы должны сделать это немедленно. Дрова надо прятать в лесу. Поэтому нам лучше всего быть на виду, а не отсиживаться в этой пещере, которая хоть и удобное убежище, но не думаю, что слишком надежное для столь большой компании, как наша. Да еще с лошадьми.
— Но что делать с раненым?
— У него есть родственники в Дебре-Берхан, — ответил Малькамо. — Дайте нам одну лошадь, надо отвезти Абебо.
Тут Абебо что-то сказал. Малькамо выслушал и повернулся ко второму товарищу.
— Мулё, останешься с Абебо пока он не выздоровеет. Вот только кто вернет лошадь обратно?
— Так… — Аршинов долго не раздумывал. — Али, собирайся, поедешь в Дебре-Берхан, потом приведешь лошадь назад. Малькамо, ты наденешь одежду Али, будешь моим слугой, пока не спрячемся в гостинице. А вы, господа, оттирайте ваксу с лиц и переодевайтесь в цивильное платье. Пусть видят, что русские идут!
* * *
Глава шестая
Испорченный саквояж. Расследование. Торжественная делегация. Самовар и другие подарки. Менелик Второй, Негус негест. Переговоры. Побоище. Плен. Что делал Монте-Кристо? Ночная прогулка. Встреча наедине. Полина обещает помочь. Итальянские насильники. Подкоп. Освобождение.
Я взяла в руки саквояж и вскрикнула: он был безнадежно испорчен — поперек шел большой надрез, из которого вывалилась половина моего носильного платья. Замок на саквояже оказался неповрежденным.
— Агриппина! — закричала я что есть мочи. — Что это?!
На мой крик прибежали все, находящиеся в пещере. Агриппина, увидев изуродованный саквояж, упала на колени, и завопила:
— Не виновата я, матушка! Не знаю, как вышло.
— Не ври мне, Агриппина, — погрозила я ей. — Если не ты, то кто же ко мне в саквояж залезть хотел? Порфирий Григорьевич?
— Вы, мадам Авилова, говорите, да не заговаривайтесь! — выступил вперед Вохряков. — Да что это получается? Кто меня только не обвинял за последнее время?
— Пока ясно только одно: саквояж взрезан и изрядно испорчен, — произнес Головнин. — А как это сделано и чем, сейчас глянем.
Не выпуская изо рта трубки, Лев Платонович покрутил саквояж, тщательно прощупав края надреза.
— Нож. Я было подумал, что за острый край его зацепило. Так нет, не камень. Такой ровный надрез даст только хороший нож. Кожа добротная, ее с размаху не возьмешь.
— Агриппина! — рявкнул Аршинов. — А ну рассказывай, подлая твоя душа, что ты искала у Аполлинарии Лазаревны? Своровать хотела? Признавайся!
Несчастная женщина от страха упала на колени и принялась мелко креститься. Ее лицо выражало такой ужас, что мне даже стало ее жаль, но, вспомнив, во что превратился мой саквояж, я задавила в себе жалость.
— Говоришь, не ты? А кто тогда? Он? — Аршинов ткнул пальцем в сторону Вохрякова.
Тот возмутился в очередной раз.
— Позвольте! Я вообще все время спал и не желаю иметь к этому делу никакого отношения! А вот она, представьте себе, дважды подходила ко мне и наклонялась. То ли высматривала, сплю я или нет, то ли присоединиться намеревалась.
Мне стало неприятно на душе от такого беспардонного заявления чиновного сморчка. Уж что-то, а заподозрить пышную Агриппину в сиих намерениях было просто смешно. Тем более, что братья-казаки, стоявшие рядом, при этих словах одновременно схватились за ружья. Аршинов жестом остановил их.
— Хорошо, — кивнул он. — Не ты виновата, ни Вохряков. А саквояж порезан потому, что вор не смог вскрыть замок. В нем рылись. Значит, был кто-то третий? Или ты тоже спала и ничего не видела?
— Не видела, — запричитала она, — вот вам истинный крест, не видела. Я кашу варила, за огнем следила, может, и не заметила арапа какого-нибудь.
— Почему арапа? Здесь был эфиоп?
— Где ж тут православному оказаться? Одни черные кругом.
— Эфиопы тоже православные, ты не подумала об этом?
— Да ничего я не думаю, ваше благородие! Не знаю, не видела, не мучьте меня, Христом-богом прошу!
Поняв, что от Агриппины ничего не добьешься, Аршинов приказал Григорию, Прохору и Сапарову обыскать окрестности — нет ли следов, не спрятался ли кто чужой.
Они вернулись ни с чем. Почва в ущелье каменистая, следов никаких не осталось, да и наши лошади если и были какие следы, то затоптали.
— Господа, будем переодеваться, — сказал Аршинов, когда вернулся Али, ведя под уздцы вторую лошадь. — Нас ждет Аддис-Абеба.
— А как же Малькамо? — спросила я.
— Изменим внешность, не волнуйтесь, Аполлинария Лазаревна: несколько фальшивых татуировок тигранского племени полностью превратят его из сына амхарского вождя в воина другой губернии. Никому и в голову не придет заподозрить.
* * *
В город мы вступали торжественно и величаво. Аршинов в черкесске с газырями, с переброшенными через плечо волчьими хвостами сидел на лошади подбоченись. Головнин в пробковом шлеме выглядел вылитым англичанином. Сапаров в папахе, братья-казаки в фуражках набекрень. Огромный монах Автоном в рясе и сандалиях, с большим серебряным крестом на груди. Агриппина в цветастой шали. Малькамо с Али ехали позади всех, лицо принца было закрыто синей накидкой, по закону воинов-тиграни. Зрелище было восхитительное. Мы нарочно шли медленно, чтобы сбежавшиеся отовсюду эфиопы могли нас хорошо разглядеть и передать сплетни как можно дальше.
Наша кавалькада остановилась на постоялом дворе около рыночной площади. Мужчины стали вносить тюки во двор, Агриппина зорко смотрела по сторонам, так как юркие мальчишки крутились рядом, якобы помочь. Она отгоняла их, ругая по-русски шельмецами и разбойниками. Мальчишки, к моему удивлению, понимали.
Мне предоставили отдельную комнату с циновками на полу. По моей просьбе принесли бадью с водой, и я с наслаждением вымылась. Агриппина мне помогала. Упав на узкую постель, я забылась глубоким сном.
На следующее утро ко мне постучался Нестеров:
— Аполлинария Лазаревна, какая удача! Сегодня вечером нас примет Менелик Второй.
Я обрадовалась: какой же Николай Иванович молодец! Только благодаря его знанию языка нас пускают в столь рекордные сроки.
