Дональд Томас - Шерлок Холмс и крест короля
— Где он сейчас?
— Я оставила его у себя, поскольку полицейским он едва ли мог понадобиться.
— Думаю, вы заблуждаетесь, мисс Кастельно. Сейчас этот камешек при вас?
Посетительница вынула из кармана платья сверточек. Листок бумаги, как она и говорила, оказался совершенно чистым. Когда Холмс разворачивал его, я поднялся и стал рядом. То, что я увидел, показалось мне комочком глины или голышом с галечного пляжа. Находка была не крупнее ногтя на моем большом пальце.
Еще мгновение Холмс молча разглядывал переданный ему предмет, а затем поднял глаза на нашу клиентку (как мы теперь по праву могли ее называть).
— С вашего позволения, мисс Кастельно, — мягко произнес он, — я оставлю это у себя на несколько часов для изучения. Вам, полагаю, следует вернуться в Мейблторп сегодня же вечером. Мы с доктором Ватсоном проводим вас до вокзала Кингс-Кросс, а завтра к полудню непременно прибудем в Саттон-Кросс. Камешек я привезу с собой. К сожалению, ничего не могу вам пообещать относительно исхода дела. Однако, судя по тому, что вы нам рассказали, в течение ближайших трех дней тайна исчезновения ваших братьев так или иначе раскроется.
— Неужели этот грязный камень может быть вам полезен?
— Не будь он завернут с таким тщанием, я бы, вероятно, не счел его сколько-нибудь ценным для нашего расследования. Но если с ним обращались столь бережно, не исключено, что под наружным слоем скрывается некий твердый предмет, попавший в мягкую глину. Пока ничего нельзя сказать определенно, но в свете имеющихся фактов этот камешек, возможно, сообщит нам нечто важное.
2
Вечером, после того как мы благополучно проводили мисс Кастельно к поезду, Шерлок Холмс ужинал на рабочем месте. Поднос с едой стоял перед великим детективом на столешнице, испещренной следами соляной кислоты и другими свидетельствами многочисленных химических экспериментов. Вокруг валялись разнообразные предметы: хирургические щипцы, лупа, запачканный перочинный нож в масленке, скальпель и револьвер, разобранный две или три недели назад и с тех пор ожидавший, когда у хозяина появится свободная минутка. Тут же находились два черепа, чьи обладатели столетие назад были повешены в Тайберне за убийство, а затем подвергнуты расчленению в присутствии многочисленной аудитории в анатомическом театре. Теперь эти мрачные сувениры с двух сторон поддерживали ряд весьма потрепанных томов, к которым мой друг обращался для справок. Сам он корпел над работой, сменив выходной черный сюртук на свой всегдашний пурпурный халат.
Минуло десять часов вечера, а долговязая фигура Шерлока Холмса все еще склонялась над камешком, оставленным мисс Кастельно. Сыщик рассматривал его уже несколько минут, вставив в глазную впадину увеличительное стекло, как делают ювелиры. Наконец, вынув свой монокль, мой друг выпрямился.
— Думаю, Ватсон, нам следует взяться за дело серьезнее. Ведь мы с вами не какие-нибудь торговцы часами и побрякушками.
С тех пор как мы проводили мисс Кастельно на вокзал Кингс-Кросс, Холмс едва ли обменялся со мною парой слов, а в последние полчаса и вовсе хранил молчание. Теперь он встал со своего кресла, подошел к шкафу, где у него хранилась всякая всячина, имеющая отношение к естественным наукам, и извлек оттуда прибор — гидроскопические весы в корпусе из красного дерева с золоченой надписью «Э. Дертлинг, Лондон». Холмс поставил их на свой стол.
С виду устройство представляло собой полированный ящик без боковой стенки примерно десяти дюймов в высоту, двенадцати в длину и шести в ширину. К донцу при помощи медного штыря крепился механизм с двумя крошечными чашами. На нижнем краю короба находился штурвал регулировки. Сейчас прибор был настроен на взвешивание предметов массой не более одного миллиграмма.
— Полагаю, температура воздуха в нашей гостиной примерно равняется шестидесяти градусам Фаренгейта [7], — нарушил паузу Холмс. — Как вы считаете, Ватсон?
— Конечно, не меньше, поскольку камин горит ярко, а шторы задернуты.
Холмс взял камешек мисс Кастельно и потер щеткой, чтобы очистить поверхность от налипших частиц. Затем поместил его в петлю из тонкой проволоки, свисавшую с правой чаши весов, и отрегулировал механизм. Взвесив предмет в воздухе, Холмс взял его хирургическими щипцами, подставил под чашу маленький сосуд и опустил ее, погрузив камешек в воду. Решив удалить пузырьки, которые могли придать маленькому телу плавучесть, мой друг воспользовался тонкой кисточкой.
Наблюдая за тем, как усердно Холмс трудится, я не мог не заметить, что в данный момент он походит не столько на известного консультирующего детектива, сколько на счастливого ребенка, получившего рождественский подарок. Вероятно, разница между тем и другим и впрямь не так уж и велика.
Вооружившись медным механическим карандашом, Холмс сделал несколько записей на безукоризненно накрахмаленной белой манжете своей рубашки. Очевидно, он получил ответ на свой вопрос.
— Если мы верно определили температуру воздуха, Ватсон, — а я не думаю, что погрешность велика, — удельный вес этого минерала составляет три целых и девятьсот девяносто три тысячных. Вряд ли это андрадит: я осторожно тронул его перочинным ножом, но царапины на поверхности не осталось. На цирконий и ему подобные камни также не похоже. Следовательно, перед нами та или иная разновидность корунда. Тверже его могут быть только алмаз и карборунд. А по шкале твердости, созданной в тысяча восемьсот двенадцатом году неподражаемым профессором Фридрихом Моосом, данное значение превосходит лишь алмаз. Но это однозначно не он, поскольку удельный вес слишком велик. Вот, пожалуй, и все выводы, которые мы сейчас можем сделать.
Я давно ждал, когда Холмс произнесет нечто подобное. Из боязни уязвить его я не обмолвился о том, что простой комок глины, подобранный на линкольнширском болоте, вовсе не обязательно скрывает внутри бриллиант или является ценной уликой. Молча наблюдая за работой своего друга, я с тоской думал о сне: наутро нам предстояла долгая дорога. Наконец я зевнул, потянулся и, попросив меня извинить, отправился в постель.
Полагаю, моя голова опустилась на подушку примерно в половине двенадцатого, а через несколько часов меня разбудил ужасающий вопль. Именно так я представлял себе крики банши — привидений-плакальщиц из старинных ирландских сказаний. Я сел на кровати. Сердце бешено колотилось от испуга, к которому в немалой степени примешивалась досада.
Прежде чем я успел зажечь свечу, безумный визг повторился. Он доносился снизу. Вполне очнувшись ото сна, я понял, что слышу не крик одушевленного существа, а какой-то механический звук. Часы показывали десять минут четвертого. Очевидно, Шерлок Холмс еще не ложился.
Я нисколько не сомневался в том, что вой и скрежет, поднявшие меня с постели, не только были слышны по всей лестнице, но и переполошили жителей соседних домов на Бейкер-стрит. Завязав пояс халата и вооружившись свечой, я направился в гостиную. На полпути вниз я заметил на маленьком стульчике у двери одинокую фигуру. Свет дрожащего свечного пламени явил моему взору миссис Хадсон. Наша почтенная хозяйка сидела, закутавшись в шаль, накинутую поверх ночной сорочки, и слегка раскачивалась взад-вперед. Закрыв лицо руками, она причитала, словно рыдая без слез:
— О, этот звук! Этот ужасный, ужасный звук! Когда же он прекратится? — Тут достойная леди подняла глаза и увидела меня, стоящего на площадке лестницы со свечой в руке, подобно призраку Банко [8]на сцене театра «Лицеум». — О доктор Ватсон! Ни один из джентльменов, что жили здесь все эти годы, не был для меня столь тяжким испытанием, как мистер Холмс! Что же мне делать?! Что я скажу завтра нашей соседке миссис Армитаж?
— Да, да, сочувствую вам, миссис Хадсон, — сказал я умиротворяющим тоном. — А теперь возвращайтесь в постель и предоставьте это дело мне. Обещаю, скоро воцарится тишина.
Чувствуя нетерпеливое любопытство, возраставшее с каждой секундой, я взялся за ручку двери. Гостиная оказалась заперта. Тогда я принялся со всей мощью своего праведного гнева колотить в дубовую панель. Шум прервался, послышались шаги Холмса, в замочной скважине звякнул ключ. Распахнув дверь, мой друг почти втащил меня в комнату. Глаза его горели.
Я увидел, что к краю стола привинчен шлифовальный круг: трение лезвия перочинного ножа о поверхность шершавого камня и было источником разбудившего меня звука. Кроме того, Холмс, очевидно, поработал тем же манером над камешком мисс Кастельно. Теперь сквозь его серо-бурую оболочку с одного бока тускло просвечивало нечто похожее на темно-синее стекло.
— Корунд, Ватсон! Минерал, разновидностями которого являются рубин и сапфир. Вот это голубой сапфир, причем такой, какой не стыдно вправить в английскую корону! Он едва не затерялся в грязи времени и забвения! Выслушав рассказ нашей уважаемой клиентки, я заподозрил нечто в таком роде, хотя с трудом верил своему предположению. Только получив удельный вес, равный трем целым и девятьсот девяносто трем тысячным, я перестал сомневаться. Все стало ясно: цифра оказалась самую малость ниже нормы, но это объясняется температурой воздуха в комнате.
