Валерий Введенский - Мертвый час
– Так и было.
– Хорошо, допустим. А где были вы?
– Гулял. Спал. Погода хороший. Белый ночь, – князь от волнения путал падежи и склонения.
– Свидетели тому есть?
– Стая воробьев. Слушай, Нина, – князь раздраженно повернулся к девушке. – Кого ты привел? Прокурор двадцать раз такой вопрос задает. Где был, кто видел? Везде был. Никто не видел. Воздух дышал. Верхний парк, Нижний парк.
– А «кольт» где нашли? – не унималась Сашенька.
– Княгиня, я вас не звал. С вами не знаком. Вы – не священник, я – не на исповедь. Прошу простить. Прощайте, дамы. Благодарю за визит. Нет, Нина, постой. Ответь как маме. Почему Ася не придет? Я люблю, скучал очень.
С кем же провел Урушадзе ту ночь? Как бы заставить его проболтаться, проговориться?
Эврика! Кавказцы – эмоциональны. Надо вывести его из себя.
И, понимая, что Нина сейчас снова соврет про мнимую Асину болезнь, Сашенька выпалила:
– Асю к вам не пускают.
И добилась своего:
– Кто? – зарычал князь – Кто? Это мой жена!
– Ее отец, – с напускным равнодушием сообщила Тарусова.
– Подлый шакал!
– Я слышала, он готов забрать жалобу. При…
– Так пускай забирает. Пускай не позорит семья!
– Я не договорила. Он готов забрать жалобу при двух условиях: первое – вы возвращаете облигации; второе – разводитесь.
– Я отвечал. Никогда! Ася люблю.
– А облигации? Их готовы вернуть?
– Вы глухой?
Урушадзе от переизбытка эмоций всплеснул руками, и Сашенька отшатнулась, решив, что он хочет ее ударить.
– Русский язык говорю – не крал!
– А кто крал?
– Не знаю, – по-детски пожал плечами Урушадзе и присел в изнеможении на кровать.
Ярость закончилась. Увы, на ее пике он так и не проболтался.
Сашеньке стало жаль князя. По-женски. По-матерински. Почти ребенок! Года двадцать два, не больше. Как же ужасно сложились обстоятельства: отправился к любовнице, а грабитель воспользовался спущенной им веревочной лестницей.
Кто он, грабитель?
Четыркина подозревает мужа. Сашенька тоже. Так-так! Прикинем… Допустим, Четыркин притворился пьяным, чтобы остаться у Волобуевых. Дождавшись, когда все уснут, прокрался в кабинет, сломал ящик, спрятал в карман облигации, достал пистолет, выстрелил в дверь, поднял кресло, выбил им окно… И стал ждать разбуженных шумом обитателей. Никому и в голову не пришло его обыскать. Утром Четыркин отправился на прогулку, выкинул «кольт», а Урушадзе на свою беду его нашел.
Версия хороша. Но не без изъяна. Который умножает ее на ноль. Если бы халат нашли под окном, Четыркину не отвертеться. Но его обнаружили по другую сторону дома в кустах смородины. Значит, грабитель все-таки выпрыгнул из окна, на бегу скинул халат и зашвырнул куда подальше. Четыркин этого сделать не мог, оставался в кабинете.
Как же помочь Урушадзе? После длительной паузы Сашенька произнесла:
– Соглашусь с Ниной и вашей супругой – вам нужен адвокат. Если, конечно, не мечтаете очутиться на каторге.
Урушадзе вскочил с кровати:
– Какой каторга? Я – князь! Мой род, знаешь, какой древний?
– Закон теперь един для всех. А факты против вас.
– А слово? Слово князя? Неужели оно ничто не значит?
– Боюсь, нет. Присяжные вас осудят.
– Хрен с ними. Царь не утвердит приговор[63]! Я потомок древний род! Заслуженный род.
– Вынуждена огорчить. По статистике, в подавляющем числе случаев император утверждает подобные приговоры. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Мой муж – профессор права.
– И очень известный адвокат, – добавила некстати Нина.
– Ах вот что! Дело ищешь? А ну вон…
– Послушайте…
– Уходи…
– Мой муж не нуждается в клиентах. Фанталова знаете?
– Да!
– Мой муж – его поверенный. Сами понимаете…
Князь не ответил. Но и прогонять перестал.
– Я пришла помочь, – зашла на второй круг Сашенька.
– Адвокат не нужен. Взять адвокат – что признаться. Но раз помочь хотите… Передайте записка?
– Кому?
– Тесть.
– Хорошо, я назавтра приглашена к нему.
– Сейчас пишу.
Схватив со стола листок, Урушадзе чиркнул несколько фраз, согнул бумагу пополам, протянул Сашеньке.
– Конверт нет. Прощайте!
– Не грызи ногти, – скомандовала по привычке Александра Ильинична и тут же себя одернула.
Нина ей не дочь, хорошим манерам пусть ее учат мать с Четыркиным. Из уст же чужого человека подобные замечания вызывают одно раздражение. Впрочем, уже вызвали. Ишь насупилась! Думает? О чем? А вдруг это она украла облигации? А что? Интересная версия. Ведь и Нина ночевала у Волобуевых. Проведем реконструкцию – Нина пробралась в кабинет, туда следом за ней зашел ее ненавистный отчим, она в него выстрелила, потом выпрыгнула в окно, сняла халат, зашвырнула в смородину, обежала дом, забралась по веревочной лестнице…
Халат! Нина на две головы ниже Урушадзе. Да и фигуры не перепутаешь. У князя – мужская, соблазнительно мужская: плоский живот, восхитительный треугольник из мощных плеч и боков, длинные мускулистые ноги. У Нины фигура тоже хороша, но, естественно, женская. Мягкие округлые линии, развитый не по годам бюст, округлый зад.
Нет, Четыркин не мог принять ее за Урушадзе.
Почему же Нина уверена в невиновности князя? Интуиция, говоришь? Нет, голубушка. Потому что ты знаешь истинного…
Нет!
Ну, конечно! Как просто! Нина просто знакома с дамой, с которой Урушадзе провел ту ночь.
Сашенька стала прикидывать, как бы вывести Нину на разговор. Но так до самого дома и не придумала. Дойдя до калитки, девушка сухо попрощалась.
Глава пятая
Той ночью никто не мог сомкнуть глаз…
Евгений мучился проблемами нравственными. Еще весной лишь мечтал о любви, настоящей любви, что с первого взгляда и до гробовой доски. И вот однажды, в самом начале лета, в их квартире раздался звонок. Кухарка Клаша куда-то отлучилась, и Женя сам пошел открывать. И сразу понял: ОНА!
– Вы, верно, князь Евгений? Здравствуйте. А я ваша новая гувернантка Наташа. – И смущенно поправилась: – Наталья Ивановна. Почему молчите?
А Евгений не знал, что сказать. Преклонить колено и признаться? Но так не принято – сначала, говорят, надо сватов заслать.
Но кто ему, гимназисту, позволит жениться?
Однако, к ужасу Жени, пронзивший его заряд электричества Наталью Ивановну совершенно не задел. И своего Ромео она разглядела не в нем, а в их семейном докторе – Алексее Прыжове. В душе Евгения закипели шекспировские страсти, чуть было не окончившиеся шекспировской трагедией: Женька даже собирался вызвать Прыжова на дуэль, руку тренировал утюгом…
Как вдруг на обеде у деда был пронзен Амуром вторично. Маленького росточка, с умопомрачительной, как у балерины, талией, насмешливыми серыми глазами на фарфоровом личике и вьющимися пепельными волосами – Анечка Буржинская походила на фею. К тому же оказалась ровесницей и богатой невестой, ее отец – какой-то важный чин в Твери. И главное: Анечка сразу признала его своим Ромео. Не то что какая-то гувернантка. Весь обед строила глазки, а выходя из-за стола, обронила платок, да так, что лишь Евгений смог поднять. Когда подал его, Анечка задержала ладонь юноши в своей.
В тот же миг Наталья Ивановна была отправлена в отставку.
С тех пор Евгений каждый день получал от Буржинской письмо и тут же писал ответ. Пока позавчера не увидел Нину. Снова барабанный бой сердца! Снова разряд электричества! ОНА! Вся из сплошных достоинств!
Но как? Опять ОНА? ОНА ведь уже есть! Анечка Буржинская.
Но что значит есть? Здесь ее нет. И никто не знает, что Анечка в своей Твери вытворяет. Кому еще платки роняет? А вдруг Анечка круглая дура? Очень на то похоже – все ее письма заполнены описаниями нарядов: собственных, сестер, матери и подруг.
А вот Нина! Красива и умна.
А еще…
Еще в ее глазах хочется утонуть!
В размышлениях, сколь избита и пошла сия фраза, Евгений беспокойно заснул.
Обормот лишь притворялся спящим, чтобы таки поймать мышонка. Хитрый серенький разбойник каждую ночь выбирался из норки в поисках еды, а котенок каждую ночь его караулил, да вот беда, набегавшись за день, в самый ответственный момент засыпал.
Крутилась и Татьяна, боясь предстоящей качки. Столько про нее читала и вот завтра, о ужас, придется испытать. А вдруг срыгнет? Да на глазах у всех? Как это неприлично.
Володя тоже был взбудоражен предстоящим плаванием. Глеб Тимофеевич (Четыркины зашли к ним после ужина выпить белого виноградного на веранде) объяснил ему устройство парохода. Оказалось, что это большой самовар на колесиках. Но если в самоваре пар бесполезен и даже опасен, особенно для Обормота, который вечно сует в него нос (а кухарка, чтоб не обжегся, бьет его тряпкой), то у парохода, напротив, пар идет в дело. Именно он вращает колесики, а те своими широкими лопастями гребут воду, как матросы в шлюпках, только много сильнее. На всякий случай у парохода и паруса имеются, но распускают их только при попутном ветре. Вот интересно, какой будет завтра?
