Антон Чиж - Смерть носит пурпур
– И что же это за секрет? – спросил Лебедев.
– Ясно и точно нам он неизвестен. Но от этого не становится менее опасным для Федорова. Пожалуйста, Аполлон Григорьевич, не будемте тратить время на разговоры…
– Да что с ним случится – с пьяным ночью в своем доме?! Проспится и утром будет как новенький…
– Федоров в доме один, в состоянии, в каком его оставили, он беззащитен. Даже помощник его Нарышкин укатил в столицу. Пойдемте…
Логика ускользала из пальцев хуже мокрого скальпеля. Не удалось ее правильно ухватить. Аргументы кончились, а мерзнуть всю ночь непонятно за какие коврижки было выше сил. Да и что за развлечение сорокалетнему старику играть в филера! Но отказаться было мучительно трудно. Лебедев крякнул, хмыкнул, прокашлялся и все равно не смог выдавить из себя отказ.
На его счастье, Ванзаров умел наблюдать за людьми и верно понимать их сигналы. Пусть даже самыми близкими и надежными.
– А знаете, у меня появилась отличная мысль, – сказал он. – Вдвоем мы точно только испортим дело, чего доброго, упустим преступника. Одному как-то сподручнее. Сделаем так: вы сейчас отправляетесь спать… Здесь есть какая-нибудь гостиница?
– У меня тут приятель недалеко живет, – ответил Лебедев, разрываясь между облегчением и стыдом. – Горенко Андрей Антонович из Департамента гражданской отчетности Госконтроля. Славный человек, дочка у него милая, Анечка, не знакомы? У него дом свой. Дом необычный: еще до чугунки[2] там был знатнейший кабак… А теперь вот Андрей Антонович с семьей обитают. И вам место найдется…
– Вот и отлично… – Ванзаров протянул руку. – Значит, утром пораньше встречаемся у дома-с-трубой. Отдыхайте, Аполлон Григорьевич, завтра силы могут понадобиться…
– А как же вы? Неужели всю ночь кругами ходить будете? – ужаснулся Лебедев, понимая, как жалко и нелепо это выглядит. Особенно в глазах друга. – Пожалейте себя, не двужильный же…
– Ерунда! – развеселился Ванзаров. – Ночная прогулка – что может быть лучше!
– У вас даже оружия нет!
– Со мной руки и голова, а это пострашнее любого револьвера.
Лебедеву хотелось добавить еще что-то ободряющее, чтобы не так мерзко было на душе, но у него ничего не придумалось. Сказалось частое общение с трупами. Ванзаров помахал, как ни в чем не бывало, и отправился в белую мглу ночи.
15
Управляющий Государственным банком вошел в свой кабинет, как обычно, ровно в девять утра. В этот час ненавистная ему Садовая уже шумела во всю мочь. Лавки открывались засветло, лоточники торговали тем, что напекли за ночь. И не было всем этим горластым субъектам дела до того, что у господина Плеске болит голова и встал он не с той ноги. Видя настроение шефа, секретарь счел за лучшее исчезнуть молча, не утруждая докладом. Тем более утренняя почта уже лежала на рабочем столе.
Плеске отбросил свежие газеты и под ними обнаружил конверт без почтового штемпеля, зато подписанный на его имя «в собственные руки». Этого послания он ждал с нетерпением и даже раздумывал о нем бессонной ночью. Не столько о самом послании, сколько о последствиях, какие могут произойти или не произойти, в зависимости от развития ситуации, что сейчас складывалась в Царском Селе. Радовало, что Чердынцев так исполнителен, что уже прислал первый отчет.
Сообщение было написано аккуратно, чисто, без помарок. Сразу видно, что молодой чиновник специально выбрал место, чтобы подготовить его наилучшим образом. Оценив внешний вид документа, на который он всегда обращал внимание и требовал аккуратности от подчиненных, Плеске ознакомился с содержанием.
Чердынцев писал:
«Его Высокопревосходительству, тайному советнику господину Плеске.
Милостивый государь Эдуард Дмитриевич!
Настоящим имею честь сообщить о происшедшем в последние сутки в связи с известным Вам делом. Вечером мая 6-го числа сего года я прибыл в дом господина Ф. Кроме меня, в доме находилось еще несколько случайных гостей из местных жителей, мне незнакомых. Как оказалось, в этот вечер господин Ф. давал прием, на котором намеревался прочесть лекцию о каких-то научных открытиях последнего времени. Мои попытки навести его на нужный разговор привели к тому, что он пообещал все рассказать и показать мне приватным образом в самое ближайшее время. В дальнейшем прием протекал без каких-либо событий. Позволю себе опустить подробности, не имеющие касательства к цели моего поручения. Под конец вечера я еще раз переговорил с господином Ф. о нашем деле, и он заверил меня, что, безусловно, не станет ничего скрывать от меня, как от любимого ученика. Насколько могу судить, господин Ф. не распространял информацию, и пока еще никто не в курсе. Что является, несомненно, положительным фактом. Также хочу отметить присутствие в гостях у господина Ф. какого-то ученого из Петербурга по фамилии Лебедев и его ассистента Ванзарова. Господин Ф. назначил господину Лебедеву на мая 7-го числа частный визит прямо с утра. О целях визита господина Лебедева достоверных сведений не имею. В случае Ваших дополнительных распоряжений телеграммы направлять на адрес моих родителей в дом Чердынцева на Оранжерейной улице.
Остаюсь вашим преданным слугой
Коллежский секретарь Д. Чердынцев».
Письмо было совершенно в стиле докладов подающего надежды чиновника: гладкое, точное и совершенно безобидное, если попадет в чужие руки. И все-таки было в нем что-то такое, что заставило Плеске перечитать его еще раз. Какая-то деталь, которая не сразу бросилась в глаза, но заставляла тонкий аналитический ум подать сигнал. Он внимательно и медленно прошелся по тексту и нашел то, на что сразу не обратил внимания. Чердынцев не упомянул фамилий гостей, кроме двух. Как нарочно сосредоточив на них внимание, поместив в конце письма. Быть может, он что-то хочет сказать?
В фамилии «Лебедев» слышалось что-то смутно знакомое, вот только Плеске не мог вспомнить, в связи с чем. Чтобы выудить из памяти затерянный фрагмент, у него имелся простой и проверенный способ: гулять по кабинету, стараясь уловить тонкие связи. Способ был не быстрый, но надежный. Плеске вышел из-за стола и начал прохаживаться мимо окон ненавистной Садовой, стараясь углубиться в себя и не замечать шума. В этот раз память не стала капризничать, а сдалась довольно быстро. Следовало достать справочник Департамента полиции. Среди сотрудников нашелся коллежский советник Лебедев, заведующий антропометрическим кабинетом и криминалистической лабораторией. Ну, конечно! Этого господина он встречал на приеме по случаю вручения высочайших наград. Как раз на Рождество девяносто четвертого года.
С фамилией «Ванзаров» было проще. Она ничего не говорила управляющему. В списках Департамента полиции тоже не числилась. Зато у Плеске возникло предположение, где можно ее найти. И точно: справочник градоначальства указал, что этот господин имеет честь служить в сыскной полиции. К большому сожалению, догадка оправдалась: «господином Ф.», как называл своего учителя Чердынцев, заинтересовался сыск. А эти господа просто так ездить в гости не будут. И Департамент полиции зачем-то подключился. Такой оборот не мог не вызывать тревоги. Совершенно очевидно: директор Департамента полиции что-то пронюхал, а то и сам министр внутренних дел, вот и отправили самых толковых специалистов. Плеске почему-то был уверен, что Ванзаров отменный сыщик.
И какой из этого вывод? Не самый приятный: вокруг изобретения господина Ф. начинается большая игра. И такие силы подтягиваются, что дело с ними лучше не иметь. Даже управляющему Государственным банком. Пожалуй, следует немедленно телеграфировать Чердынцеву, сделав намек, с кем ему предстоит иметь дело. В открытой телеграмме писать: «Это сыскная полиция, остерегайтесь!» – недопустимо. Все письма и телеграммы находились под контролем того же Департамента полиции, особенно в Царском Селе. Как дать знать толковому сотруднику об опасности в совершенно невинном сообщении, Плеске знал. Но отправлять телеграмму не спешил. Поразмышляв над вариантами, он счел за лучшее вообще не ставить Чердынцева в известность. В случае чего так им проще будет пожертвовать. Каким бы толковым помощником он ни был, но своя голова и место управляющего Эдуарду Дмитриевичу были значительно дороже. На нем такая ответственность. Нельзя же рисковать реформой золотого рубля!
16
Характер Лебедева имел счастливое свойство – любые переживания, расстройства и неприятности слетали с него, как старая шелуха. Утром он проснулся в прекрасном расположении духа, вчерашнее было забыто начисто, горести и сомнения улетучились бесследно, в окно светило майское солнышко, и день предстоял чудесный. Аполлон Григорьевич с аппетитом позавтракал в семействе старинного знакомого, сделал комплимент его шустрой дочке Анечке, наговорил комплиментов хозяйке дома, приглашал к себе в гости и, подхватив чемоданчик, в приподнятом настроении отправился пешком на Гатчинскую дорогу.
