Лора Роулэнд - Татуировка наложницы
Янагисава понимал, что тот всего лишь играет, но это совершенно не волновало канцлера. Чудесно, что есть человек, уважающий его и готовый все сделать ради его удовольствия!
— Ночами я мечтаю о вас, и… и я должен доверить вам маленький секрет. — Голос Ситисабуро убедительно задрожал. — Порой я так хочу вас, что начинаю ласкать сам себя, воображая, что это вы прикасаетесь ко мне. Надеюсь, вы не обижаетесь?
— Вовсе нет, — хохотнул Янагисава. Актеришка, несмотря на все свои таланты и происхождение, простолюдин, никто. Он слаб, наивен, трогателен. Кто-нибудь другой мог бы счесть его слова оскорблением. А Янагисава наслаждался ситуацией, дополнительно подтверждающей, что он больше не беспомощная жертва, а всесильный манипулятор людьми. Вместо друзей у него прислужники. Он женат на богатой женщине, связанной с кланом Токугавы, но держит дистанцию с ней и их пятилетней дочерью, для которой уже начал подбирать политически выгодную партию. Ему наплевать, что кто-то может презирать его, до тех пор пока тот выполняет его приказы. Притворство Ситисабуро возбуждало Янагисаву, власть — это самое мощное любовное зелье.
Канцлер неохотно отложил минуту наслаждения.
— Мне нужна твоя помощь в очень важном деле, Ситисабуро, — сказал он, садясь на матрасе.
Глаза молодого актера вспыхнули радостью, и Янагисава почти поверил, что тот и в самом деле польщен этой просьбой, в действительности бывшей приказом.
— Господин, я сделаю для вас все.
— Это дело чрезвычайно секретное, и ты должен обещать, что никому о нем не расскажешь, — предупредил Янагисава.
— О, я обещаю, обещаю! — Юноша светился искренностью. — Вы можете мне довериться. Просто подождите и увидите. Доставлять вам удовольствие для меня самое главное.
Однако Янагисава понимал, что не преданность, а боязнь наказания заставляет Ситисабуро пресмыкаться. Ведь если актер ослушается, то будет лишен положения звезды в придворном театре Токугавы, изгнан из замка и приговорен к работе в грязном придорожном борделе. Канцлер улыбнулся. «Все будут подчиняться моим приказам и страшиться моего гнева…»
Придвинувшись, канцлер зашептал Ситисабуро. Вдыхая свежий юношеский аромат, исходивший от его кожи, Янагисава почувствовал, как набухает плоть под набедренной повязкой. Он закончил с распоряжениями и провел языком по изящному изгибу уха Ситисабуро. Актер хихикнул и повернулся к Янагисаве с выражением радостного восхищения.
— Какой ум вы продемонстрировали, придумав столь великолепный план! Я сделаю все так, как вы сказали. И когда мы выполним задуманное, сёсакан Сано больше никогда не потревожит вас.
За занавесью послышался шум крыльев. Канцлер Янагисава порывисто схватил лук, наложил стрелу на тетиву и прицелился, всматриваясь в кобальтовое небо, в черную резную границу листвы. На фоне светящегося серебром диска луны мелькнула темная тень. Янагисава выстрелил в невидимую цель. Резкий, скрипучий крик пронзил вечернюю тишину. На поляну камнем упал филин, из груди птицы торчала стрела. Его собственная добыча — крошечный слепой крот — все еще трепыхалась в острых когтях.
Ситисабуро восторженно захлопал в ладоши.
— Идеальный выстрел, господин!
Канцлер Янагисава рассмеялся.
— Атаковав одного, я получил и другого. — Символика была столь же понятной, как и цель — выстрел является благоприятным предзнаменованием для его замысла. Радость разогрела страсть. Бросив лук, он протянул руки к Ситисабуро. — Довольно дел. Иди ко мне.
В глазах актера добросовестно отразилось желание Янагисавы.
— Да, господин.
Под неслышным дыханием ветра шумел лес, луна заливала все мертвенным светом. На шелковом занавесе палатки две тени слились воедино.
6
Когда Сано подъехал к своему особняку после долгого, утомительного пути из тюрьмы Эдо, Хирата вышел к воротам его встречать.
— Мать сёгуна согласилась побеседовать с нами перед вечерней молитвой. Отосиёри — главная дворцовая чиновница — ответит на наши вопросы, но вскоре она отправляется в ночной обход по Большим Внутренним Покоям.
Сано с сожалением взглянул на свой особняк, который обещал ему еду, горячую ванну и общество молодой жены. Какими мирными женскими делами она занимала себя после свадьбы? Сано представил ее за шитьем, за сочинением стихов или с самисэном в руках — оазис покоя среди насильственных смертей и дворцовых интриг. Он страстно хотел оказаться в этом оазисе и наконец познакомиться с Рэйко. Но ночь быстро опускалась на замок, и Сано не мог заставлять госпожу Кэйсо-ин и ее отосиёри ждать и медлить с сообщением для сёгуна о том, что эпидемии можно не бояться, поскольку госпожа Харумэ была убита.
Оставив коня стражникам, Сано повернулся к Хирате:
— Нам следует поспешить.
По проходам с каменными стенами они шли вверх по склону холма мимо патрулей с пылающими факелами. Из привычки к осторожности они молчали, пока не миновали последний контрольный пункт рядом с дворцом, черепичная крыша которого с многочисленными маковками блестела в лунном свете. Факелы пылали на стенах, охранники сторожили двери. Залитый луной сад был безлюден. Здесь, среди гравийных дорожек и тенистых деревьев, Сано рассказан Хирате о результатах опытов доктора Ито.
— Обитатели и слуги Больших Внутренних Покоев потенциальные подозреваемые, — сказал Сано. — Тебе что-нибудь удалось выяснить?
— Я беседовал со стражниками и их командиром, а также с главной распорядительницей Больших Внутренних Покоев, — ответил Хирата. — Официальная версия — смерть Харумэ великая трагедия, так что все они скорбят и твердят одно и то же.
— Потому что это правда или средство защиты? — проговорил Сано. Теперь, когда установлен факт убийства, официальную версию можно оставить на потом. Женщины были ближе к Харумэ и легко могли подобраться к ее комнате и флакону с тушью. Но прежде чем приступать к беседам с наложницами и прислугой, следует заручиться поддержкой госпожи Кэйсо-ин и отосиёри.
Войдя во дворец, они зашагали мимо тихих темных кабинетов к личным покоям сёгуна. Но стражники, стоявшие у дверей, сообщили Сано, что тот не может его принять сейчас и распорядился прийти с докладом утром.
— Пожалуйста, сообщите его превосходительству, что угрозы эпидемии нет, — сказал Сано, чтобы Цунаёси Токугава более не тревожился о болезни.
Затем они с Хиратой углубились в лабиринт дворцовых помещений. На подходе к Большим Внутренним Покоям тишину нарушило какое-то жужжание, похожее на комариное. Когда стражники открыли двери в женскую половину, жужжание взорвалось какофонией визгливых женских голосов, хлопающих дверей, быстрых шагов, плещущейся воды и дребезжания посуды.
— Милостивые боги, — пробормотал Хирата, зажимая уши.
Сано поморщился. Спустя несколько часов после их первого визита обитательницы Больших Внутренних Покоев вернулись к своему обычному состоянию. Двигаясь к личным покоям госпожи Кэйсо-ин, Сано и Хирата проходили мимо комнат с красивыми, роскошно одетыми наложницами, которые поглощали с подносов пищу, вертелись перед зеркалами или играли в карты, громко споря между собой и выкрикивая распоряжения служанкам. Сано видел обнаженных женщин, которые терли себя мочалками в высоких деревянных бочках, и слепых массажистов, мнущих голые спины. Женщины смотрели с вялым любопытством, в котором отражалась покорность своей участи. Сано вспомнил проституток из Ёсивары: единственное отличие между ними в том, что те существовали ради общего удовольствия, а эти — лишь для удовольствия сёгуна. Когда они с Хиратой проходили мимо, разговоры на минуту замирали, чтобы затем возобновиться с новой силой. Чиновница в сером халате вместе со стражником прохаживалась по коридорам. Несмотря на страшную смерть одной из обитательниц, жизнь в этой женской тюрьме продолжалась.
Сано не сомневался, что одна или несколько женщин знают правду о смерти госпожи Харумэ и ее убийце. А может, об этом знают все, включая хозяйку.
Дверь в личные покои госпожи Кэйсо-ин, сделанная из толстых кипарисовых досок и богато украшенная резными драконами, напоминала главный портал какого-нибудь храма. Над входом горел фонарь, два стражника, словно божества-хранители, предусмотрительно отошли на двадцать шагов. Когда Сано и Хирата приблизились, дверь отворилась. Из нее вышла высокая женщина и поклонилась.
— Госпожа Шизуру, главная чиновница Больших Внутренних Покоев, — сказал Хирата.
Он представил Сано, с интересом рассматривающего отосиёри. Ей было около пятидесяти, белые пряди серебрили зачесанные наверх волосы. Невзрачное серое кимоно облегало по-мужски сильное мускулистое тело. В квадратном лице госпожи Шизуру тоже просматривались мужские черты, которые подчеркивали раздвоенный подбородок, густые, невыбритые брови и темный пушок над верхней губой. Сано знал, что самой важной задачей отосиёри было бодрствование у дверей спальни Цунаёси Токугавы, когда у того находилась одна из наложниц, чтобы никто из женщин не смел вымогать подарки в минуты его слабости. Как и остальные дворцовые чиновницы, она сама прежде была наложницей — возможно, у прежнего сёгуна, — но единственной привлекательной чертой являлись ее губы, красивые, как у проституток с лубочных картин. Сложив руки на груди, она одарила Сано смелым и спокойным взглядом, не допускающим вольностей.
