Филип Депуа - Тайна короля Якова
Марбери зашевелил бровями, устремив взгляд в пространство между собой и Тимоном.
— Нет, — наконец сказал он. — Гонец был здесь лишь однажды. Конечно, он мог доставить не один документ, возможно, дюжину, но не пятьдесят семь.
— Так.
Порыв ветра на миг сдул черные как уголь облака, заслонявшие луну, и Тимон увидел лицо Марбери.
Немногие приняли бы это известие, думал Тимон. У одних ум оказался бы слишком узок, чтобы вместить его, у других вера слишком слаба, чтобы перед ним устоять.
Лицо Марбери не отражало ничего подобного. Он смотрел в пустоту. Он, решил Тимон, соотносил новую информацию со всем, что знал прежде.
Пока он молчал, Тимон боролся с тем же странным чувством.
— Я должен узнать больше, — пробормотал наконец Марбери, обращаясь скорее к самому себе. — Я должен увидеть все документы. Должен узнать все об этих «ошибках» перевода, если, конечно, это слово здесь уместно.
Тимон улыбнулся ему сочувственной, понимающей улыбкой.
— Точь-в-точь мои мысли.
Еще не успев осознать теплого чувства, которое вызывал у него Марбери, Тимон пережил леденящее кровь видение, такое жестокое, что слова застыли у него на языке. Он давно, еще в молодости, выработал у себя эту привычку и упорно тренировал ее: если он чувствовал душевное расположение к человеку, которого ему, возможно, предстояло убить, он принуждал себя представить этого человека мертвым. Теперь это происходило без участия его воли. Без малейшего усилия Тимон увидел, как рассекает грудь Марбери, видит его бьющееся сердце. Недоверие Тимона к людям настолько подкрепило этот рефлекс, что его зачастую вызывал любой намек на сочувствие. Видение сделало свое дело и померкло. Тимон вновь холодно разглядывал Марбери.
И видел, что тот вглядывается в его лицо.
— Брат Тимон, — заговорил Марбери, очевидно неправильно истолковав выражение его лица, — я вижу, вы так же взволнованы этими открытиями, как и я.
— Нет, — переведя дыхание, отозвался Тимон. — Я только сейчас начал понимать, что королю Якову уже известно то, что мы с вами узнали сейчас.
— Да, конечно. — Марбери с опаской оглянулся в темноту. — Ведь он послал Лайвли документы.
— У меня возникают тысячи вопросов, — Тимон принялся расхаживать по мокрой холодной траве. — Ясно, что эти тайны послужили причиной смерти Гаррисона. Однако они ли подтолкнули короля Якова к мысли о новом переводе?
— Да, — мгновенно подтвердил Марбери.
Тимон поднес палец к губам.
— Не упускаем ли мы чего-нибудь? Люди убивают друг друга по многим причинам, и самая очевидная причина не всегда оказывается истинной.
— Вы хотите сказать?..
— Человек может поссориться с другим на улице, — объяснил Тимон, — потому что один толкнул другого. Они подерутся, и кто-то погибнет. Могут сказать: он погиб, потому что толкнул прохожего на улице. Однако следует учесть, что убийцу толкали сотни раз и он не принимал это за оскорбление. Чем отличался этот случай? Какая особенность этого дня привела к похоронам? Возможно, убийца с утра поссорился с женой, или у него в беспорядке финансы, или его любовница ушла к другому. Одна из тысячи мелких обид может изменить настрой человека от любезности к готовности на убийство.
— Я никогда не думал об этом в таком свете, — удивился Марбери. — Но вы как будто стараетесь убедить себя, что для убийства Гаррисона могли быть иные мотивы?
— Потому что, если мое подозрение верно и преступление связано с тайной текстов, это приведет ко множеству неудобных вопросов.
— В особенности о причинах, заставивших короля Якова начать работу над новой Библией, — согласился Марбери.
— Именно так. Кому захочется допрашивать короля? Хотя, если бы я лучше понимал его мотивы…
— Возможно, я сумею вам помочь, — тихо сказал Марбери. — Случилось так, что я принял участие — весьма приватным образом — в разоблачении заговора Уотсона против Якова. Не стану утомлять вас подробностями. Я случайно подслушал, как английские католики обсуждали план похитить короля и вынудить его отменить антикатолические законы. Я сообщил об этом королю, и он был спасен. Тем самым я заслужил некоторое благоволение Якова.
— Но ведь заговор был разоблачен английскими иезуитами, — возразил Тимон. — Отец Генри Гарнет, опасаясь гонений на католиков в случае неудачи заговора…
— Это официальная версия, — перебил Марбери, отводя взгляд.
Тимон быстро сообразил:
— Действительно, дипломатичнее было создать впечатление, что сами католики осудили заговор.
— Если вы так считаете… — Лицо Марбери застыло как маска.
— И все же Яков использовал заговор как предлог для изгнания из Англии всего католического духовенства.
— Разве он нуждался в предлоге?
Тимон уставился на Марбери:
— Вы удивляете меня, декан. Кто бы заподозрил в вас столь близкую к секретам личность?
— В самом деле, как мне представляется, я в своем мире играю ту же роль, что вы — в вашем.
— И потому вы сообщили мне об оказанной королю услуге, — рассуждал Тимон. — Ваши отношения с его величеством позволяют вам задать ему несколько вопросов.
— Признаться, — прошептал Марбери, — в нашей конюшне стоит карета, которую прислал мне король, недвусмысленно выразив при этом желание, чтобы я держал его в курсе любых подозрительных событий. К таковым можно отнести убийство одного из его переводчиков, тем более что Яков лично знал покойного. Я воспользуюсь этим, чтобы…
— Поезжайте немедля, — потребовал Тимон. — Что мне делать, я знаю.
Он не успел договорить: в темноте послышались быстрые шаги.
За ними следили: убийца все еще здесь! В темноте кто-то бежал, бежал прямо к ним.
12
— Отец!
Оба обернулись на резкий шепот. Марбери вскинул руку, умоляя Тимона молчать.
— Энн? — тихо окликнул он.
— Я слышала выстрел.
— Все хорошо, — заверил Марбери. — Я тоже слышал. Ничего не случилось. Пожалуйста, вернись в постель.
Тишина.
— Энн?
Еще секунда, и Энн вышла из темноты. Она держала в руке свечу и была одета в плотный, подбитый ватой плащ лазурного цвета. Совершенный изгиб ее щеки напомнил Тимону картину Джотто, Марию после Благовещения.
— Кого-то застрелили? — голос был тверд, как камни в стене.
— Энн, отправляйся в постель, — раздраженно приказал Марбери. — Что за…
— Брат Тимон, — продолжала Энн, легко огибая отца. — Вы кого-то застрелили?
— Мастер Лайвли чуть не застрелил брата Тимона, — поправил Марбери. — С чего ты взяла, что брат Тимон…
— Неужели ты думаешь, что я хоть на минуту поверила, будто этот человек действительно мой наставник? — Лицо Энн пылало в лунном свете. — Можешь дурачить своих мудрецов — им нет дела ни до меня, ни до моих наставников. Но я не так глупа, чтобы не видеть разницы между этим человеком и всеми прежними учителями!
— Я думал, брат Тимон тебе понравился. — Марбери вздрогнул и задумался, не прогорел ли огонь в камине в его кабинете.
— Даже очень понравился, — отрезала она. — У него есть чему учиться, он необычайно мудр. Только вряд ли он оказался в Кембридже, чтобы меня учить. И еще я хотела бы знать, почему от него так пахнет мускатным орехом.
— Я люблю стряпать, — вставил Тимон.
— Ответ у вас наготове, — с подозрением отозвалась она.
— Энн! — строго предупредил Марбери.
— Где ты его нашел, отец? — жестко спросила дочь.
— Я предпочел бы пока сохранять анонимность, — поспешно заметил Тимон. — Госпожа, умоляю меня простить, но вам придется по крайней мере притвориться, что вы считаете меня своим наставником.
— А на самом деле вы ведете следствие, да? — утвердительно произнесла Энн.
— Это совпадение, — опередив ответ Тимона, уверил ее Марбери.
— Нет! — выпалила Энн. — Умственное превосходство брата Тимона, которому я вчера была свидетельницей, растревожит переводчиков. Если один из них виновен в этом ужасном преступлении, он, желая скрыть истину, может разоблачить себя какой-нибудь необдуманной уловкой. Умник совершает промахи именно тогда, когда пытается перемудрить самого себя. Тимон и намерен своим присутствием спровоцировать ученых на подобные действия. Значит, вы уверены, что убийца — один из них!
— Да, — солгал Тимон.
— Превосходно! — Энн внезапно пробрал озноб при мысли, что она, может быть, недавно смотрела в глаза убийцы.
— Необязательно, — поспешно вмешался Марбери. — Конечно, мне больше всего хотелось бы, чтобы брат Тимон исключил такую возможность.
— Не будьте слишком уверены, брат Тимон, — начала Энн, грея пальцы над огоньком свечи и уставившись на ее пламя. — Вы не забыли, что я интересуюсь театром?
Мужчин столь резкая перемена темы привела в замешательство.
