Элеанор Каттон - Светила
Мэннеринг обернулся к миссис Уэллс:
– А что, они тоже в сеансе участвуют? Вы их наняли?
– Этот зашел днем, – объяснила миссис Уэллс, указывая на А-Су, – и мне подумалось, его присутствие придаст изюминку вечернему сеансу. Он согласился вернуться и в итоге сделал больше обещанного: еще и друга привел. Вы должны признать, что двое – куда лучше, чем один. Мне нравится ось симметрии.
– Где Анна? – полюбопытствовал Мэннеринг.
– О, наверху, – откликнулась миссис Уэллс. – Вообще-то, это вы, мистер Мэннеринг, мне идею подбросили. Этот ваш «Дух Востока». Билеты прямо разлетаются, а все благодаря восточному колориту! Я два раза спектакль смотрела – один раз с галерки, второй раз из партера.
– А когда же она спустится? – нахмурился Мэннеринг.
– Только к сеансу, – отрезала миссис Уэллс.
– Как – значит, на вечеринке ее не будет? – встрепенулся гость. – Вообще?
Миссис Уэллс, отвернувшись, расставляла бокалы на буфетной стойке.
– Нет.
– А почему, собственно, нет? – не отступался Мэннеринг. – Кому, как не вам, знать, что с десяток мужчин грызут удила и рвутся перемолвиться с ней хоть словечком. Они недельный заработок выложили за вход, и всё ради Анны. Держать ее наверху – это чистое безумие.
– Анна должна подготовиться к сеансу, ее внутреннее равновесие нельзя нарушать.
– Чушь! – фыркнул Мэннеринг.
– Простите? – обернулась миссис Уэллс.
– Чушь, говорю. Вы ее нарочно прячете.
– На что вы намекаете?
– Я в Анне Уэдерелл свою лучшую девку потерял, – заявил Мэннеринг. – Я три недели держался на расстоянии, из уважения к бог знает чему, а теперь я хочу переговорить с ней. Никакого такого внутреннего равновесия не существует, и мы оба это знаем.
– Боюсь, я вынуждена вам напомнить, что в этой области вы некомпетентны.
– Некомпетентен, как же! – презрительно бросил Мэннеринг. – Да три недели назад Анна не отличила бы внутреннего равновесия от собственного локтя. Чушь это все, миссис Уэллс. Зовите ее вниз.
Миссис Уэллс с достоинством выпрямилась:
– Я также должна напомнить вам, мистер Мэннеринг, что вы гость в моем доме.
– Это не дом, это коммерческое предприятие. Я заплатил вам три шиллинга под гарантию, что здесь будет Анна.
– Строго говоря, никаких гарантий вам не предоставлялось.
– Да ну! – парировал Мэннеринг, начиная злиться не на шутку. – Я вам еще один совет подкину, миссис Уэллс, причем совершенно бесплатно: в шоу-бизнесе надо дать аудитории ровно то, за что она заплатила; не дадите – так огребете последствия, ибо беспорядков не избежать. В газете говорилось, что Анна будет здесь.
– В газете говорилось, что Анна будет присутствовать на сеансе в качестве моей ассистентки.
– Как вы ее заставили?
– Не понимаю, о чем вы.
– Почему она согласилась? Почему сидит наверху, одна-одинешенька и в темноте?
Миссис Уэллс пропустила вопрос мимо ушей.
– Мисс Уэдерелл учится раскладывать карты Таро, – сообщила она. – В этом искусстве у нее проявился недюжинный талант. Как только я удостоверюсь, что она в совершенстве овладела мастерством, она разрекламирует свои услуги в «Уэст-Кост таймс», и тогда – добро пожаловать! – и вы, и все жители Хокитики смогут в свое удовольствие договариваться с ней о приеме.
– И за привилегию эту я, конечно же, выложу кругленькую сумму, да?
– Разумеется, – пожала плечами миссис Уэллс. – Странно, что вы рассчитывали на иное.
А-Су переводил взгляд с миссис Уэллс на А-Цю, с А-Цю – на Мэннеринга.
– Это произвол, – буркнул Мэннеринг.
– Может быть, вам больше не угодно присутствовать на вечеринке? – осведомилась миссис Уэллс. – Если так, вы только скажите; я полностью верну вам деньги.
– Так какой в том смысл – держать ее наверху?
Вдова рассмеялась:
– Ну полно, мистер Мэннеринг! Мы с вами в одном бизнесе, как вы только что указали; мне незачем вам все по полочкам раскладывать.
– А вы разложите, – настаивал Мэннеринг. – Ну же. Разложите по полочкам.
Однако ничего объяснять миссис Уэллс не стала; минуту она буравила гостя взглядом, а затем произнесла:
– Так зачем вы сегодня сюда пришли?
– Поговорить с Анной. И оценить конкуренцию. То есть вас.
– Первая из ваших целей не осуществится, как я только что дала вам понять со всей определенностью, а второй вы наверняка уже достигли. При таком раскладе не вижу для вас смысла оставаться.
– Я остаюсь, – возразил Мэннеринг.
– Зачем?
– Чтобы не спускать с вас глаз, вот зачем.
– Понятно. – Миссис Уэллс так и впилась в него взглядом. – Сдается мне, есть еще причина, почему вы решили прийти сегодня на мой прием, – причина, которой вы со мной до сих пор не поделились.
– Ах вот как? И что же это, по-вашему, за причина? – усмехнулся Мэннеринг.
– Боюсь, мне остается только гадать.
– Так валяйте, предсказывайте! Вы разве не этим занимаетесь? Напророчьте мне мою судьбу.
Лидия оценивающе склонила голову набок. А затем, с внезапной решимостью, объявила:
– Нет, на сей раз я, пожалуй, сохраню предсказание в тайне.
Мэннеринг дрогнул, а в следующее мгновение миссис Уэллс засмеялась своим серебристым смехом и выпрямилась, прижав руки к груди. И, извинившись, сослалась на необходимость уйти: она наняла двух буфетчиц из «Звезды и подвязки» обслуживать гостей нынче вечером, а девушек еще не ввели в курс дела, они покорно ждут в кухне, и ей не хочется испытывать их терпение и минутой дольше. Она предложила Мэннерингу плеснуть себе чего-нибудь из графинов, выставленных на буфетной стойке, и чувствовать себя как дома, и с этими словами выплыла из гостиной. Мэннеринг, растерянный, красный как рак, глядел ей вслед.
Как только за хозяйкой закрылась дверь, он обрушился на А-Су:
– А ты что в свою пользу скажешь, а?
– Чтоб видать Эмери Стейнз, – объяснил А-Су.
– У тебя к нему вопрос-другой есть, а?
– Да.
– К живому или к мертвому, – промолвил Мэннеринг. – Одно из двух, верно, мистер Су? На данной стадии – одно из двух.
Тяжело ступая, он подошел к буфету и налил себе чего покрепче.
* * *Миссис Уэллс наняла оркестр из двух человек – скрипку с флейтой – из «Общества друзей католиков» с Коллингвуд-стрит. Музыканты явились незадолго до семи, с завернутыми в бархат инструментами, и миссис Уэллс направила их в дальний конец прихожей, где загодя поставили два стула, развернув их к двери. Играть эти люди умели только джиги да хорнпайпы, но миссис Уэллс, не растерявшись, велела им исполнять свой репертуар вчетверо медленнее – или насколько позволит дыхание и координация, чтобы более или менее совпасть с атмосферой вечера. В заторможенном темпе джиги зазвучали зловеще, а хорнпайпы – печально; даже Мэннеринг, чье дурное настроение не смогли развеять ни бренди на два пальца, ни приветливая услужливость буфетчиц из «Звезды и подвязки», вынужден был признать, что эффект получился ошеломляющий.
Когда в дверь постучались первые гости, как раз заиграли «Шестипенсовик» – протяжно и ноюще, наводя на мысль не о танцах и празднестве, но о похоронах, недугах и дурных новостях.
К восьми бывшая гостиница оказалась битком набита; в воздухе густо повисал табачный дым.
– А вы когда-нибудь наблюдали за рыночным фокусником? Видели, как ведут игру в «наперстки»? Так вот, тут все дело в отвлекающем маневре, мистер Фрост. Есть особые приемчики, чтобы заставить вас отвести взгляд, – с помощью шутки, или шума, или чего-то неожиданного; только вы отвернетесь – а наперстки уже поменялись местами, или заполнились, или опустели, или что угодно. Не мне вам объяснять, ничто так не отвлекает внимание, как женщина, а сегодня вам предстоит иметь дело с двумя.
Фрост опасливо зыркнул на Притчарда и отвел глаза: он слегка побаивался аптекаря и ему очень не нравилось, что Притчард над ним нависает – стоит так близко, что, едва открыв рот, обдает собеседника горячим дыханием.
– Ну и как вы мне предлагаете не отвлекаться? – осведомился он.
– Не зевайте, смотрите в оба, – посоветовал Притчард. – Нильссен следит за Анной. А вы следите за вдовой. Уж вы вдвоем ничего не упустите, так? Что бы ни происходило, не спускайте глаз с Лидии Уэллс. Если она попросит вас закрыть глаза или посмотреть на что-нибудь – это их обычная уловка, знаете ли, – не делайте этого!
Фрост ощутил легкое раздражение. По какому это праву Джозеф Притчард распределяет обязанности по слежке и наблюдению на сеансе, на который у него даже приглашения нет? И с какой стати ему, Фросту, поручили вдову, а Анну – Нильссену? Жаловаться вслух он, впрочем, не стал: подошла буфетчица с графином на подносе. Мужчины наполнили бокалы, сказали «спасибо», и буфетчица скрылась в толпе.
