Дэн Симмонс - Колокол по Хэму
Я встретился взглядом с Филлипсом и Флемингом. Мы все видели досье Хемингуэя. Первые документы легли в него десять лет назад.
— То, что вы сказали, заслуживает самого пристального внимания, господин Хемингуэй, — сказал Филлипс. — Однако позвольте заверить вас, что господин Донован и другие... эээ... влиятельные лица в ОСС не позволят директору Гуверу сорвать на вас свою злобу. И это еще одна причина, которая побуждает нас снять с вас показания.
— В конце концов, вы — писатель, известный во всем мире, — вмешался Флеминг. — Гувер сам жаждет славы, но опасается того могущества, которое она обеспечивает другим людям.
— Вдобавок ваш дом расположен на Кубе, — сказал я. — И это помешает ему добраться до вас, даже если ему этого захочется.
— Вам не о чем беспокоиться, — заверил Хемингуэя Филлипс. — Несколько минут назад Джозеф весьма остроумно заметил, что директор «находится под колпаком». Наша служба сделает все от нее зависящее, чтобы он там и оставался. И если вам, господин Хемингуэй, потребуется наша...
Хемингуэй лишь взглянул на коротышку. Помолчав, он сказал:
— Все это очень хорошо. Но, как только моя жена закончит свои изыскания за маленьким крестом на пустой карте, я попрошу ее слетать в Вашингтон, переговорить со своей подружкой Элеонор и старой леди в кресле на колесах насчет ошейника для этой собаки.
— Крест на пустой карте? — переспросил Флеминг, переводя взгляд с Хемингуэя на меня и обратно с таким видом, как будто принимает шифрованную передачу. — Старая леди?
Кресло на колесах? Собака?
— Не обращайте внимания, Ян. — Филлипс усмехнулся. — Я объясню вам по пути в аэропорт.
Все, кроме меня, поднялись, собираясь уходить. Я смотрел на них, жалея, что еще не пришло время принять очередную порцию болеутолителей.
— Джозеф, — заговорил Филлипс. — Хотите узнать истинную причину, которая сегодня привела нас к вам?
— Конечно. — Я размышлял о том, насколько был прав Хемингуэй, утверждая, что я больше не смогу вернуться в Штаты и к своей должности в контрразведке. Тут не было ничего нового, я знал об этом с того самого дня, когда решил рассказать Хемингуэю обо всем и работать на него, а не на своих истинных хозяев. Однако сама эта мысль опечалила меня, невзирая на действие морфина и боль, которая волнами накатывалась на мое тело.
— Ваша... э-ээ... изобретательность произвела серьезное впечатление на господина Донована, Джозеф. Он был бы рад встретиться с вами и обговорить перспективы вашего дальнейшего трудоустройства.
— За пределами страны, — уныло произнес я.
— Что ж, это так. — Филлипс улыбнулся. — Но ведь именно там действует наша служба, не правда ли? Не могли бы вы приехать на Бермуды через пару недель? Разумеется, если позволит состояние вашего здоровья.
— Конечно, — повторил я. — Но почему на Бермуды? — Это была территория Британии.
— Дело в том, дружище, — пояснил Флеминг, — что господин Донован наметил поездку на Бермуды для разговора с вами, поскольку господин Стефенсон также хочет обмолвиться с вами словом, прежде чем вы примете решение относительно предложений ОСС. Уильяму... «нашему» Уильяму... удобнее оставаться на британской земле, покуда не уляжется неизбежный гнев директора Гувера... если вы понимаете, о чем я.
— Стефенсон? — тупо переспросил я. — Он хочет поговорить со мной?
— Перспективы самые радужные, старина, — заверил меня Флеминг. — А после войны, когда Адольф, Того и Бенито, а также все остальные умалишенные будут помещены... как уже не раз было сказано сегодня, «под колпак», нас ждут новые испытания. И Британия вполне может оказаться весьма уютным домом для молодого американца с хорошим жалованьем.
— Предлагаете работать на MI6? — Я сам удивился своей тупости и наивности.
Филлипс улыбнулся и потянул Флеминга за рукав.
— Отложите решение до более подходящих времен, Джозеф, — сказал он. — Приезжайте к нам на Бермуды через пару недель... либо когда достаточно оправитесь, чтобы путешествовать. Господин Донован с нетерпением ждет встречи с вами.
Хемингуэй проводил гостей до подъездной дорожки.
Я сидел в постели, борясь с болью, чувствуя, как зудит кожа под повязками, и качая головой. «Работать на заклятую МI6?»
Несколько минут спустя Хемингуэй вернулся с таблетками.
— Тебе нельзя принимать их со спиртным, — сказал он.
— Знаю, — ответил я.
Он протянул мне две таблетки и бокал виски. Он принес порцию и для себя. Я проглотил лекарство, и он поднял свой бокал.
— "Estamos copados", — сказал он вместо тоста. — Ну а пока — за смятение в рядах наших врагов!
— За смятение в рядах наших врагов! — повторил я и выпил.
Глава 31
В последний день, который я провел в море с Хемингуэем, нам наконец удалось выгнать субмарину из ее укрытия.
На склоне лет человеку трудно вспомнить, каким молодым, крепким и здоровым он был в юности. Ноя действительно был молод и крепок. Я быстро поправился, если не считать мимолетных рецидивов из-за жары необычайно теплого августа и начала сентября на Кубе в 1942 году. Каждое утро Хемингуэй приносил с собой во флигель несколько газет, мы вместе пили кофе и читали: он в уютном кресле для гостей, я — чаще всего в постели, хотя к началу сентября уже проводил час-другой, сидя в кресле.
Военные новости по-прежнему были неутешительными.
Маршал Роммель начал месяц очередным наступлением на англичан в Египте. Старинный враг Хемингуэя в Испании, генерал Франко, низложил кабинет министров и установил в стране фашистскую диктатуру, тем самым окончательно погрузив Европу в мрак тирании. Германия развернула наступление на Сталинград — с воздуха его атаковали волны пикирующих бомбардировщиков, на земле осаждали полчища танков и сотни тысяч солдат, тесня и прорывая линии русских войск. Казалось, падение Сталинграда и Советского Союза — лишь вопрос времени. В США комиссия Баруха предсказывала «полный военный и гражданский коллапс» из-за нехватки сырья для производства резины, которую вызвал захват Японией каучуконосных плантаций в Азии и южном тихоокеанском регионе. Что касается войны на море, то теперь стало общеизвестно, что немцы уже уничтожили корабли союзников совокупным водоизмещением более пяти миллионов тонн, что их подлодки в среднем каждые четыре часа пускают ко дну один наш корабль и что они строят свои субмарины быстрее, чем союзный флот и авиация успевают их топить. К концу года количество немецких подлодок в Атлантике должно было превысить четыре сотни.
В середине сентября Патрику предстояло вылететь в Нью-Милдфорд, штат Коннектикут, чтобы начать занятия в католической школе для юношей под названием «Кэнтербри».
Вести с фронтов, реакция после летних событий, непрерывные головные боли и ощущение неминуемого распада «временной» семьи угнетали писателя. Сыновья и друзья, бывавшие в финке, прониклись настроением Хемингуэя, и к началу сентября это было не самое веселое место для выздоровления от ран. Как всегда, именно Хемингуэй пытался воодушевить окружающих — сначала устройством бейсбольного чемпионата клуба «Казадорес», в котором сам он сыграл на подаче несколько иннингов, а затем организацией прощального круиза операции «Френдлесс», когда мы все четверо суток плавали на «Пилар» вдоль побережья, останавливались у Конфитеса, чтобы Патрик и Грегори могли попрощаться с кубинцами и порыбачить на обратном пути.
Доктор Сотолонго не советовал мне отправляться в этот поход, утверждая, что из-за одной только качки мои швы могут разойтись, но я заметил, что уезжаю на следующей неделе и ничто на свете не удержит меня в финке на время последнего плавания.
Мы вышли из Кохимара ранним воскресным утром 6 сентября. Я настоял на том, чтобы самому подняться по трапу, но, если честно, так утомился при этом, что, оказавшись на борту, немедленно уселся. Хемингуэй не только велел мне занять широкую койку в носовой каюте, но и привез одно из легких кресел с набивными подушками, стоявших в гостиной комнате финки. Также они с мальчиками опутали помещение канатами, особым образом привязанными к тому самому бронзовому поручню, к которому я был прикован наручниками две недели назад, чтобы я мог сидеть, подняв ноги на боковую койку, не опасаясь соскользнуть на палубу. Их забота донельзя смущала меня, но я вытерпел.
Все четыре дня стояла изумительная погода. Кроме мальчиков и меня, Хемингуэй взял с собой Волфера, Синдбада, Пэтчи, Роберто Герреру, своего незаменимого старшего помощника Грегорио Фуэнтеса и брата Роберто, доктора Сотолонго — чтобы я не умер и не испортил удовольствие остальным. Все еще кляня себя за ошибку в начале лета, Гест погрузил на борт столько пива, что даже потайные отсеки оказались забиты ящиками и бутылками. Желая еще более подчеркнуть ощущение праздника, Хемингуэй, Ибарлусия и Фуэнтес целую неделю трудились над созданием взрывного устройства для уничтожения подлодок, которое назвали попросту Бомбой.
