Антонио Гарридо - Читающий по телам
— То есть как — женщина? — пробормотал Толкователь трупов. — Какая женщина? — Он встряхнул хромого за плечи.
— Я не знаю! Я только заметил, что передвигалась она неуверенно и опиралась на странную палку. На такую палку… — Парень внезапно замолчал.
— Вот дьявол! Да что с тобой? Говори! — закричал Цы.
— На такую же палку, как у вас.
* * *Три дня Цы провел, запершись в своей комнате, не проглотив ни куска и не заботясь о своих ранах. Время текло мимо него; юноша ломал голову, была ли действительно Лазурный Ирис настолько виновна, как это теперь ему представлялось. Стал ли Фэн простой марионеткой в ее руках, инструментом ее мести, или же поведение ее управлялось другими мотивами? А еще Толкователю трупов не давал покоя вопрос, почему Лазурный Ирис предала Фэна, а ему спасла жизнь. Он чувствовал, что никогда уже не найдет ответов.
На третий день к нему зашел Бо. Новостей о Лазурном Ирисе у чиновника не было, зато он рассказал, что юноше крупно повезло на суде. Насколько стало теперь известно седому, когда император предлагал юноше безопасность взамен на признание, он уже непреложно решил его казнить, независимо от того, объявит Цы себя виновным или нет. От казни его спасло только неожиданное самоубийство Фэна. Цы поблагодарил чиновника за то, что тот доверил ему эти сведения, однако новости не развеяли тоску.
Однако на четвертый день Цы перестал проклинать судьбу и поднялся с постели. Если уж он явился в Линьань ради большой цели, для ее достижения он должен работать. Умываясь, юноша заметил, что руки и ноги его обрели прежнюю крепость, а голова вновь жаждала знаний. Цы подхватил плошку с рисом и отправился в библиотеку, где занимались его товарищи.
В тот же вечер он встретился с Мином. Тот уже начал передвигаться самостоятельно, и Цы порадовался, что, несмотря на возраст, учитель идет на поправку. Мину тоже было отрадно снова увидеть ученика в окружении книг.
— Вновь за учебу? — спросил академик.
— Да. Меня ждет много работы. — Цы показал учителю начало нового трактата по судебной медицине.
Мин улыбнулся:
— Ко мне заходил Бо. — Мин присел рядом с Толкователем трупов. — Он принес последние новости о расследовании. Прорицатель, по-видимому, будет казнен. Бо рассказал мне о бегстве Лазурного Ириса и о твоей стычке с Фэном в тюремной камере. Упомянул и о том, что император отклонил предложение Бо ввести тебя в состав судей.
Цы кивнул:
— Ну что же… Нин-цзун, кажется, отыскал прекрасное объяснение: все мои открытия объявлены «ведовством». — Цы обреченно пожал плечами. — Однако он, по крайней мере, не запретил мне попытаться сдать экзамены, а это единственное, что для меня имеет значение.
— Да уж, — вздохнул Мин. — Но пойми: до следующего набора в университет еще целых два года, а экзамены выдержать сложно… Послушай, мне кажется, тебе уже пора заканчивать с учебой. Твои познания в судебной медицине уникальны, и теперь, если хочешь, я мог бы помочь тебе стать одним из наших преподавателей. Тогда тебе не придется тратить нервы и бороться за то, чего, возможно, ты никогда не добьешься.
Цы упрямо посмотрел на Мина:
— Спасибо, господин, но я желаю только одного — учиться. И больше всего я хочу сдать экзамены и получить степень. — Юноша посмотрел на красную шкатулку с отцовскими бумагами. — Я должен это сделать ради себя самого, ради моей семьи и ради вас.
Мин улыбнулся, понимая и, похоже, разделяя чувства своего ученика. Он уже поднялся, чтобы уходить, но задержался у стола:
— Последний вопрос, Цы. Бо говорил, что взамен на твое молчание Нин-цзун предлагал тебе все, что ты только мог пожелать: щедрые выплаты, последующую реабилитацию и должность судьи. Почему ты отказался? Пусть предложение было обманом, но ты же не мог этого знать! Своим упрямством ты обрекал себя на смерть, хотя на самом деле оно спасло тебе жизнь… Почему?
Цы с нежностью посмотрел на своего старого учителя:
— Однажды Серая Хитрость обмолвился, что Фэн знает бесчисленные способы умерщвления. Наверное, так и было. Есть множество способов умирать. Но я уверен, что жить можно только одним-единственным способом.
Послесловие
Года четыре назад одним январским утром я запасся чашкой крепкого кофе и пачкой бумаги и уселся в своем кабинете, чтобы поразмышлять над темой моего нового романа. В ту пору я ясно сознавал лишь две вещи: первое — чтобы сюжет волновал моих читателей не меньше или даже больше, чем меня; второе — пока я не найду такого сюжета, за работу не сяду.
В течение двух месяцев я исчиркал десятки листков в поисках живой и захватывающей истории, однако всё, что мне удавалось настрочить, было похоже на пьески, сюжеты которых как будто вышли со страниц старого учебника. А мне было нужно другое. Хотелось чего-то более насыщенного, более эмоционального, более оригинального.
Удача пришла ко мне в виде электронного письма.
Это случилось в январе 2007 года, когда я получил приглашение участвовать в VIII Индийском конгрессе по судебной медицине и токсикологии, который ежегодно проводится в Нью-Дели. Я не судмедэксперт и не думаю, что мой желудок переварил бы такую профессию, однако должен признаться, что, движимый исключительно литературным любопытством, я всегда с большим вниманием следил за развитием этой области знаний и по этой самой причине посещал различные форумы, посвященные судебной медицине, и уже успел подружиться кое с кем из их участников. Среди них был и доктор Деварай Мандал, один из выступающих на конгрессе, — он-то и отправил мне приглашение.
Разумеется, я не мог записаться в число участников, но по окончании конгресса доктор Мандал любезно выслал мне толстый сборник докладов, в которых речь шла о токсикологии, судебной патологии, криминалистике, судебной психиатрии и молекулярной генетике. Доклад, который сразу же привлек мое внимание, был посвящен новейшим спектрофотометрам, открытиям в области анализа ДНК, но главное — истокам судебной медицины. Еще конкретнее — человеку, который ныне почитается провозвестником и основателем данной науки, представителю азиатского Средневековья, китайцу по имени Сун Цы.
Сердце мое забилось быстрее. Я забросил все другие проекты и посвятил свою душу и плоть жизни и работам Сун Цы, моего нового союзника, главного героя моего будущего романа.
Подбор документального материала дался мне особенно тяжело. Всю биографию Сун Цы можно было уместить в двадцати-тридцати абзацах, воспользовавшись дюжиной книг. Это обстоятельство, с одной стороны, открывало двери фантазии, но с другой — мешало созданию по-настоящему биографического произведения. К счастью, дело с работами Сун Цы обстояло совсем иначе: пять томов его трактата по судебной медицине, опубликованные в 1247 году, «Си юань цзилу», дошли до наших дней в виде многочисленных переводов на японский, корейский, немецкий, голландский, французский и английский языки.
С помощью моего нью-йоркского коллеги я получил ксерокопию этих пяти томов в издании Натана Смита (Центр китайских исследований при Мичиганском университете) — перевод профессора Брайана Макнайта вместе с переводом ценнейшего предисловия к японскому изданию 1854 года.
Первый том этого тщательно структурированного трактата был посвящен перечислению законов, имеющих отношение к судебно-медицинским экспертам; необходимым бюрократическим процедурам, включая сроки, число осмотров и ответственных исполнителей; юридическим полномочиям и протоколированию действий экспертов; составлению отчетов и перечню наказаний для экспертов, допустивших ошибку в своем суждении. В первом томе также описывались стандартные процедуры осмотра трупов — включая обязанность эксперта отмечать все свои наблюдения на заранее подготовленных изображениях человеческого тела.
Второй том описывал различные этапы разложения трупа, их зависимость от времен года, а также обмывание и подготовку трупов, осмотр непогребенных тел, эксгумацию трупов, изучение полуразложившихся и даже сильно разложившихся тел, судебную энтомологию, осмотр в случае задыхания или истощения, особенности работы с женскими телами, анализ экскрементов.
В третьем томе пространно излагались принципы осмотра костей, анализ с использованием химических катализаторов, исследование следов ран на скелетах, дискуссии о жизненно важных точках; речь также шла о самоповешении, об имитациях самоубийств при замаскированных убийствах и о смертях от утопления.
В четвертом томе речь шла об ударах, нанесенных кулаками и ногами или с помощью тупых, колющих или режущих предметов; о самоубийствах с помощью оружия; о смертях от множества нанесенных ран, среди которых требовалось выявить ту, что действительно послужила причиной смерти; о случаях отрубания головы, в числе которых отдельно рассматривались такие, когда тело или голову найти не удавалось; о смертях от ожогов, от ошпаривания, от отравления, о медленном угасании вследствие скрытых болезней, о смерти, наступившей из-за иглоукалывания или прижиганий; об установлении естественной природы смерти.
