Еремей Парнов - Мальтийский жезл
Оставшись переживать в одиночестве — он так и не понял, чем вызвана столь неожиданная реакция, — Владимир Константинович рассеянно выдвинул первый попавшийся ящик: Ива, Имбирь, Ирис, Иссоп… Сотня, если не больше, растений, и на каждое — десятки отдельных карточек. «Что ж, если нет другого выхода, можно попробовать, — рассудил он, — методом исключения. Не квинкефолиум, не кервель, не крестовник… Может, калган? Надо искать клубень, крупное корневище».
Переписав названия, на что ушло около часа, он бережно задвинул последний ящик. Затем, чтобы получить более полное представление о столь необычном хранилище, достал — разумеется, наугад — картонку, озаглавленную «Репейник»:
Кроме того, что трава за обилие славится качеств,
Пьется растертой, живот избавляя от боли жестокой.
Если же телу нежданно железо враждебное раны
Вдруг причинило, тогда на себе испытать подобает
Помощь ее, приложив растолченную к месту больному
Ветку травы, — и тотчас же вернем мы прежнее здравие
Этим искусством, к припарке добавив кусающий уксус.
На обороте карточки значилось следующее:
«Валафрид Страбон (809—849) [18]. Из поэмы «О культуре садов», или «Садик» («De cultura hortorum», или «Hortulus»). Источники: Квинт Серен Самоник, Вергилий, Плиний Старший, Диоскорид, Псевдо-Апулей, «Капитулярий» Карла Великого» [19].
Куда как права была Наташа Гротто: утонуть тут ничего не стоило, пропасть на веки вечные.
Выдвинув наугад несколько ящичков, Владимир Константинович случайно наткнулся на карточку, где типографским способом были оттиснуты выходные данные книги Гордея Леоновича Бариновича «Феномен средневековой культуры».
Перед тем как уйти, он еще раз оглядел застекленные полки, бегло перелистал блокнотики-семидневки. Адреса, телефоны, фамилии, часы встреч, аббревиатуры учреждений. И цитаты, и формулы, и даже рожицы.
Глава пятая
РУИНЫ МОНСЕГЮРА
Посланная Люсиным телеграмма уже не застала Людмилу Георгиевну. Вместе с мужем, Игорем Александровичем Берсеневым, она отбыла в поездку по легендарным городам Лангедока [20].
— Берсеневы уехали? — спросил экономический советник, показав телеграмму секретарю.
— Вчера вечером… Но я примерно знаю, где они намеревались остановиться. Может быть, дать знать?
— Нет, пожалуй, не стоит, — покачал головой советник. — Все равно ничего не изменишь. Только отравим людям уик-энд. Они ведь и без того собирались в Москву?
— Во вторник. Я сам в Аэрофлоте бронировал. Так что не позже понедельника будут здесь.
— Значит, так тому и быть. Днем раньше, днем позже…
«Бедная Люда, — пожалел он, — веселенький ей предстоит отпуск».
Берсеневы между тем со скоростью сто восемьдесят километров в час приближались к Тулузе. Как радовалась Людмила Георгиевна этой поездке! Облицованное драгоценным деревом купе первого класса с отдельным входом и ванной, стремительная смена декораций, изысканная кухня, скорость, комфорт. А впереди ожидали новые радости: старинные соборы, феодальные замки, потемневшие от времени полотна и гобелены.
В Тулузе Берсеневы намеревались арендовать в агентстве Хертца малолитражку, запастись путеводителями и взять курс прямехонько на Альби, где семь столетий назад зародилось еретическое движение, потрясшее устои феодальной Европы [21].
— Все твои фантазии! — добродушно проворчал Игорь Александрович, получив из рук хорошенькой брюнетки желтый конверт с ключом от машины. — Почему не Лазурный берег?
— Нам туда!.. — Людмила первой увидела на стоянке предназначенный им небесно-голубой «пежо». — Монсегюра [22] никто не видел. Притом, ты же знаешь, я обещала папе… Он так мечтал посмотреть катарский замок! Даже представить себе не можешь, какой будет ему сюрприз.
Машина завелась, что называется, с пол-оборота, и Берсеневы в безоблачном настроении вырвались на скоростную автотрассу. Тугой волной бил в приспущенное окно теплый ветер, настоянный на ароматах буковых рощ. Мелькали виноградники на замшевых склонах холмов, оливковые деревья и неправдоподобно игрушечные городки с воронкообразными кровлями округлых башен и четко прорезанными зубцами крепостных стен. Крутой окоем нежно расплывался в солнечной дымке, а в поднебесье упоенно купались почти невидимые жаворонки. Ландшафт, накрытый туманной полусферой, цепенел в зачарованном сне. Поражало пугающее безлюдье и полнейшее отсутствие каких-либо движений. Одни лишь автомобили неслись сплошным многоцветным потоком. Их стремительный шелест сливался в однообразный рокочущий гул. И вздымались лохмотья газет с захламленных обочин, и острые песчинки скреблись в стекло.
На ночь переполненные впечатлениями отпускники остановились в окруженном двойной линией крепостных стен Каркассоне [23], в старомодной гостинице «Голубой щит». Уютно прилепившись к каменной толще башни Сен-Лорен, она выходила окнами на самую древнюю часть города. От суровой, тронутой глянцем столетий кладки веяло сгущенной в веках магической мощью. Остроконечные шпили и стрельчатые арки казались сошедшими с рисунков Доре [24]. Берсенева даже припомнила сизый декабрьский день, когда счастливый, пунцовый с мороза отец принес домой свернутую трубкой гравюру, которую разыскал у букиниста. На ней была изображена точно такая же прямоугольная зубчатка и колючие, устремленные в беспредельность пики. Справившись с путеводителем, где остатки укреплений галло-романского периода смыкаются с внутренней стеной времен каркассонского виконтства, Людмила удовлетворенно, с сознанием выполненного долга опустила шторы. На рассвете им предстояло взять старт на Монсегюр.
Эта часть путешествия понравилась ей еще больше. Менялись не только ландшафты, но и времена года. Приморские пляжи с их безупречными пальмами на фоне лазурно-сверкающей глади млели в густо перетекающих волнах зноя. Здесь безраздельно царила ленивая праздность и вязкая, дремотная тишина. Зато, когда дорога свернула к Пиренеям, погода резко переменилась. Задул пронзительный холодный мистраль. Небо затянулось угрожающей темной завесой. Прямо на глазах потускнели обремененные плодами сады, и даже белые стены крестьянских домов приобрели серовато-унылый оттенок. Лобовое стекло покрылось косыми строчками мелких капель. По мере подъема на плато дождь сменился мокрым снегом. Дворники едва справлялись с липучей завесой медленно таявших хлопьев.
Автомобильчик упорно взбирался по круто загибавшемуся вверх серпантину, отчаянно сигналя и сверля мглу воспаленным светом.
Окаймленная редколесьем гора с крутой лепкой известковых проплешин и складчатых жил возникла с ошеломительной внезапностью. Полускрытое завесой разорванных туч солнце заливало ее расходящимися струями, тонко высветив над хаосом карстовых ниш строгий прямоугольник крепостной стены. Легендарный замок, служивший альбигойцам чем-то вроде обсерватории, открылся сразу же после дорожного знака с изогнутой стрелкой. Поворотик оказался и вправду лихой, круче некуда. Судя по изрядно помятой жестяной полосе ограждения, далеко не каждому удалось избежать здесь острых ощущений. Игорь Александрович и сам едва успел вывернуть руль. Даже дыхание перехватило от неожиданности. Впрочем, он скоро оправился и, прибавив газу, уверенно повел машину по безупречно прямой асфальтовой ленте. Только полосатые столбики зарябили, словно риски стальной рулетки. Сужаясь в иглу где-то у самого подножия горы, они то колюче вспыхивали, выходя из пятнистой тени, то угасали свинцовыми перстами.
Что-то заранее предначертанное мнилось в этом последнем отрезке. И неизбежное, как судьба. Заслонившая волнистые дали громада излучала неодолимую магнитную силу. Властно выпрямив окружающее пространство, а вместе с ним и дорогу, она само солнце удерживала на привязи струнных лучей. Оттого, наверное, и длился нескончаемый день, полыхая тяжелым сиянием, надрывно и монотонно позванивая в ушах.
— Полезеш.ь? — Игорь Александрович остановился на обочине и, приоткрыв дверцу, критически оглядел пропыленный склон. Теряясь в бурьяне, светлой жилкой вилась над обрывом узенькая тропа.
— А ты? — Неуверенно разминаясь, Людмила вылезла из машины и тоже посмотрела наверх.
— Чего я там не видал? Изъеденных кирпичей? Отсюда вполне можно наиподробнейше все разглядеть. — Он извлек из футляра бинокль. — Хочешь? Или тебе необходимо отметиться на верхотуре?
—"Просто мне интересно. — Она обиженно свела брови. — Хочется посмотреть, как жрецы в древности наблюдали за солнцем. Это же второй Стонхендж… [25] Грех упустить такой случай.
— Ты-то откуда знаешь? Разве можно слепо верить туристским проспектам? Они тебе чего хочешь насочиняют ради рекламы… Не советую, Люда, право. Да и солнце зайдет, пока ты вскарабкаешься. — Игорь Александрович лихо отпасовал банку из-под пива, которая, громыхая и крутясь, понеслась по асфальту. — Не будь дурочкой. Что тебе, больше всех надо?
![Еремей Парнов - Мальтийский жезл [Александрийская гемма]](/uploads/posts/books/165752/165752.jpg)
