Лора Роулэнд - Бундори
Она думала, счастье — это бесчувственность, когда жестокость работы не трогает. Видя страсть, которая растет у Фусэя к ней, она считала получаемое удовольствие чисто профессиональным достоинством. Сексуальный экстаз рождал некоторую растерянность, которую она преодолевала, стремясь познать новую радость. Она никогда раньше не любила и потому осознала опасность только тогда, когда было уже поздно.
Чувство вины и ненависти к самой себе сдавило горло, когда намек Янагисавы воскресил в воображении последнюю ночь с Фусэем. Тусклый свет ламп, освещавших спальню, не мог скрыть следов его физической деградации: поджарое, тренированное тело Фусэя стало слабым и вялым, некогда зоркие глаза покрылись кровяными прожилками, руки и губы тряслись. От него сильно пахло сакэ. Аои всегда могла определить человека, имеющего пагубную склонность к алкоголю, по характерному запаху тела, и она намеренно поощряла пьянство Фусэя. Но однажды ночью вдруг поняла, что тоскует по тому человеку, каким он когда-то был, и что любит его.
— Нет, — прошептала она, осознав, насколько бесцветной станет ее жизнь, когда она завершит уничтожение единственной живой души в замке.
Сидя на полу, Фусэй смотрел на нее остекленевшими глазами, в них зарождалось слабоумие.
— Аои, соверши обряд вызова духов, — заплетающимся языком попросил он.
Она часто пользовалась религиозностью своих жертв, их почтительностью к родителям, вызывала для них духов умерших близких. Для этого нужно только сконцентрировать волю, услышать голос давно не существующего человека, а затем проявить свой актерский талант и воссоздать его облик — и все, можно управлять слабовольными людьми вроде Фусэя. Но сердце Аои восстало против спектакля, который окончательно погубит любимого.
— Не сегодня, милый, — промурлыкала она, гладя его по лицу.
Фусэй не обратил внимания на попытки Аои заманить его в постель. Дрожащими руками он зажег ароматическую палочку и поставил на алтарь.
— Меня покидают союзники, — пожаловался он, не понимая, что именно его пьяные выходки отдалили друзей. Еще меньше он осознавал, что она способствует его самоуничтожению. — Весь Совет старейшин перешел на сторону клики Янагисавы. Я не знаю, как остановить это безумие. Аои, я должен испросить совета у матери.
В дыму благовоний он достал пояс, некогда принадлежавший его матери, и застыл в таком же предвкушении, какое прежде испытывай перед занятиями любовью.
— Беги, — хотелось крикнуть Аои, — пока не все потеряно! И возьми меня с собой. Только подальше от этого жуткого места.
Она подумала о людях из своего клана, чьи жизни зависели от ее постоянного послушания. Скорбно вздохнув, она положила руки на пояс матери Фусэя.
— Слушай, сын мой, — заговорила дребезжащим голосом старой женщины и уподобилась образу, который извлекла из памяти Фусэя.
— Да, мать. — Он выжидательно подался к ней.
— Сын мой, ты должен поднять меч на своих врагов.
— Нет, я не могу! — Затуманенный взор Фусэя прояснился, его потрясли слова матери. — Это будет изменой! — Однако чем дольше он глядел на ту, кого считал матерью, тем больше преисполнялся решимостью. — Но если я должен, то так тому и быть.
Собрав волю в кулак, Аои осталась спокойной.
— Да, сын мой, — прошептала она.
Спустя два дня Фусэя убили во время позорного скандала, который затеял он сам — и Аои. Янагисава стал канцлером. Долгими ночами Аои лежала с открытыми глазами и тихо плакала, ненавидя себя и долг, который связал ее по рукам и ногам. А затем судьба нанесла очередной удар: Янагисава вызвал ее на тайную встречу.
— Митико умерла. Теперь ты будешь руководить шпионской сетью и подчиняться непосредственно мне.
Новость словно громом поразила Аои. Многие годы она лелеяла мечту о свободе, эта мечта поддерживала ее в самые трудные минуты. Втайне Аои надеялась: вернувшись в деревню, она начнет трудиться во имя добра, а не зла, найдет человека, который поможет ей заполнить пустоту в душе, образовавшуюся после смерти Фусэя. И вот — она никогда не будет свободна. Как Митико, она проведет остаток жизни изгнанницей, обреченной выполнять презренную работу для ненавистных людей. Ей захотелось выпрыгнуть из окна с пятого этажа и навсегда покончить с привязавшимся кошмаром.
Но старая угроза оставалась в силе. И она прошептала:
— Да, досточтимый канцлер.
— Ну как, куноиши, — произнес сегодняшний Янагисава. — Тебе понятен приказ?
Аои покорно опустила голову. Шесть лет прошло с тех пор, как она довела до гибели возлюбленного и разбила себе сердце. Теперь она уже не молоденькая глупышка, но зрелый профессионал, она знает, как выполнить приказ. Нет нужды вступать с Сано в интимные отношения и подвергаться риску новых сердечных мук. Она так тщательно запутает расследование, что необходимость в уничтожении Сано отпадет. Она удовлетворит требование Янагисавы, не беря на душу новый грех.
Движение за окном заставило их обернуться. Над крышами, зубчатыми стенами, рвами, сверкающими водой, и зелеными садами кружил ястреб. Вдруг он камнем упал на маленькую птичку. Крик боли, брызги крови — и хищник с добычей скрылся с глаз. Аои внутренне содрогнулась.
Янагисава еще с минуту смотрел в пустое небо. Тишину разорвали донесшиеся снизу голоса и звук шагов охранников. Канцлер спросил:
— Ты будешь использовать против Сано темные силы?
Темными силами называлось сочетание повышенной чувствительности, осведомленности о чужом душевном состоянии и хороших знаний физиологии человека. Страшное оружие, находящееся вне понимания какого-нибудь самурая, однако едва ли сверхъестественное. Янагисава понимал, она способна его убить клинком или ребром ладони прежде, чем он сможет защититься или позвать на помощь. До сих пор ей не приходилось лично, собственными руками совершать убийства. Это крайнее, жуткое средство для выполнения задания она приберегала на случай, когда прочие способы окажутся бесполезными. Впрочем, она бы с удовольствием убила Янагисаву, если бы не угроза смерти ей и людям, которыми тот распоряжался.
Аои посмотрела в упор на Янагисаву и поняла: канцлер догадывается, о чем она думает. Улыбка слетела с его губ. Баланс власти между ними сдвинулся — на мгновение. Она опустила глаза и поклонилась:
— Я приму все меры, чтобы достичь ваших целей, досточтимый канцлер.
Глава 5
Сано ехал лабиринтом узких улочек, становящихся беднее и угрюмее по мере приближения к тюрьме, где находились не только заключенные, ожидающие суда, но и морг. Яркое весеннее солнце подчеркивало нищету района: полуразрушенные дома с залатанными крышами и кухнями, расположенными на улице, тощие, по-видимому, голодные дети. Теплая погода усугубляла зловоние от мусора, нечистот и скудной пищи.
По шаткому мосту Сано перебрался через затхлый заросший травой ров вокруг тюрьмы. Перед ним вырос мрачный каземат с высокими каменными стенами, многочисленными сторожевыми вышками и массивными, окованными железом воротами. Навстречу Сано из караульного помещения вышли два охранника, поклонились и отодвинули массивные деревянные засовы на воротах.
— Проходите, сёсакан-сама, — дружно сказали они. Два месяца частых посещений приучили охранников к появлению Сано в этом месте смерти и грязи, куда по доброй воле никто не приходит, особенно самураи.
Спешившись и ведя коня через ворота, Сано думал о переменах, произошедших с ним за последнее время. В памяти всплыло первое расследование. Теперь ему уже не нужны были провожатые, чтобы пройти через землистые дворики мимо грязных казарм и административных помещений. Он практически преодолел отвращение к местам, связанным со смертью, присущее синтоистской религии. Близость тюрьмы, где несчастных преступников пытали и содержали в кошмарных условиях, и обычный страх оскверниться более не вызывали у него физического страдания. Спокойно он воспринимал и запах разложения, окутывающий окрестности. Впрочем, он приезжал сюда даже тогда, когда еще не привык ко всему этому, — повидаться с доктором Ито Гэнбоку, смотрителем морга, другом, научные знания которого помогли ему в свое время доказать, что двойное самоубийство на самом деле являлось убийством. Мудрость и доброта доктора позволили ему разрешить личный конфликт между долгом и желанием, подчинением и самовыражением.
Сано проследовал в последний дворик, примыкавший к задней стене тюрьмы, и остановился возле низкого строения с оштукатуренными стенами и соломенной крышей. На стук из двери вышел и упал на колени в поклоне приземистый жилистый человек с коротко подстриженными черными волосами с сильной проседью и квадратным строгим лицом.
Сано поприветствовал его.
Мура принадлежал к эта, отбросам общества. Эта служили могильщиками, дворниками, мастерами заплечных дел, золотарями — вообще выполняли в тюрьме и городе самую грязную работу. Наследственная связь с такими профессиями, имеющими касательство к смерти, как мясник, дубильщик кож, закрепила за ними славу духовно грязных людей. Однако Мура был другом и помощником доктора Ито, и Сано научился относиться к эта с уважением.
