Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы
— Похоже, это и впрямь был мастер Луис, — поддержал ее капитан. — Интересно, что на него находит и заставляет так себя вести?
— Похоже, сегодня утром он в очередной раз встал не с той ноги, — усмехнулся Исаак.
— Он редко бывает в добром расположении духа, — сказал капитан. — Но даже для него подобное поведение — крайность.
— Должно быть, на него подействовала жара.
— Очень даже может быть. — Капитан покачал головой. — Надеюсь, вы меня извините, но мне пора ехать.
— Конечно, капитан, — кивнул Исаак, дождался, пока стук копыт его лошади растает вдали и обратился к старому слуге. — Я говорю с Далмо?
— Да, господин. Чем могу служить?
Исаак спешился. Лишенный своего посоха, да еще на незнакомом месте, он помедлил, нащупывая дорогу ногой. Ракель соскочила с мула и бросилась на помощь.
— У меня есть для вас кое-что, Далмо, — сказал лекарь. — От Его преосвященства епископа. — Он достал пакет из кожаного кошеля под плащом и вытянул его перед собой, чтобы Далмо мог видеть печать.
— Если вы, господин, с вашей дочерью зайдете в дом, — сказал старый слуга, — то и у меня для вас кое-что найдется. Возьмите меня за руку, — добавил он, — я провожу вас внутрь и доставлю обратно в целости и сохранности.
Исаак пошел рядом со стариком, Ракель следовала за ними. Далмо миновал тяжелую входную дверь и повел их к маленькой дверце в высокой каменной стене. Внутри оказался двор, прохладный от журчащей воды и деревьев.
— Если вы подождете здесь минутку, сударыня, мы скоро вернемся. — Они пересекли вымощенный плиткой двор и остановились. Далмо заколотил в дверь. — Открывай, идиот, — прошипел он. — Это Далмо.
Послышался глухой удар отодвигаемой щеколды, а вслед за ним — скрип ключа в открываемом большом замке. Затем дверь распахнулась, и поток прохладного воздуха заключил лекаря в объятия. Осторожно ступая, он последовал за слугой.
— Кто это, Далмо? — послышался откуда-то сверху встревоженный женский голос.
— Это слепой лекарь, госпожа, посланный епископом. Он привез послание для хозяина. А предыдущий господин попал не в тот дом. Он уехал.
— Понятно, — с облегчением сказала женщина. — Передай лекарю пакет со стола, Далмо, и предложи ему освежиться.
— Ваша хозяйка очень любезна, — сказал Исаак.
— О, это не хозяйка, — сказал Далмо. — Это домоправительница.
— Я поражен, — вежливо отозвался Исаак. — У нее голос, как у…
— И впрямь, господин, простите, что перебиваю, у нее именно такой голос, правда? Не желаете выпить чего-нибудь освежающего, господин?
— Спасибо, но нам пора ехать, пока жара еще больше не усилилась.
— Тогда вот ваш пакет, господин.
Исаак засунул его под тунику и позволил проводить себя назад во двор.
— Дорогая, и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Исаак, когда дверь в стене была заперта на ключ и на щеколду.
— Отец, это очень милое маленькое поместье, — сказала Ракель. — Дом прочный и надежный. Очень безопасный. Должно быть, хозяин очень боится воров и мародеров, — добавила она. — Двери запираются на ключ и на засов, на всех окнах первого этажа — тяжелые ставни.
— Полагаю, что это потому, что в отсутствие хозяина слуги волнуются больше, — мимоходом сказал Исаак. — За дом ведь отвечают они, а не он. И, обрати внимание, они постарались отделаться от меня как можно скорее.
Но ни он, ни Ракель не обсуждали причины, по которым епископу Жироны понадобилось доставить и получить почту на этой маленькой, симпатичной и процветающей ферме.
Солнце поднималось все выше в безоблачном небе, жара неумолимо росла, и бодрое движение вперед маленького отряда по дороге на Барселону стало постепенно замедляться. А затем и мягкий ветерок стих. Окрестности мерцали от знойных миазмов, поднимавшихся от раскаленной дороги и сухих полей.
Самый тяжело нагруженный мул — сильное и уверенное создание — дважды споткнулся. Сержант натянул уздечку и поднял руку, приказывая остановиться.
— Если мы продолжим путь, то потеряем нашего лучшего мула, — сказал он, свирепо глядя на других, словно с ним не соглашались. — Я говорил Его преосвященству, что мы и так перегружены сверх всякой меры — и это еще до того, как добавилась дополнительная еда.
— Мы остановимся здесь, сержант? — спросил Мигель по праву старшего среди трех стражников.
— Здесь? — переспросил сержант. — Где нет тени и воды? Должно быть, у тебя от жары мозги расплавились. Разумеется, не здесь. Но не далее чем в миле отсюда есть одно отличное местечко. Вон за тем холмом. Но нам придется разгрузить эту скотину, пока она не охромела.
— Давайте я спешусь, — вызвался Юсуф. — Моя кобыла сможет нести груз.
— Превосходная мысль, парень, — похвалил его сержант. — Но имеет смысл, коли на такую жертву пойдет кто-нибудь поздоровее, да еще из тех, кто едет на более тяжелой лошади. — Он оглядел своих людей и усмехнулся. — Нарсис, по-моему, тебе не мешает размять ноги.
— Так я и знал, — пожав плечами, пробормотал Нарсис.
Два маленьких, но очень тяжелых сундучка, предназначенные его величеству, перекочевали с перегруженного мула на спину крепкой лошади Нарсиса, и отряд вновь устремился вверх по склону холма: на сей раз шагом. Холм оказался выше, чем они ожидали, и к тому времени, когда отряд достиг вершины, все шли пешком, чтобы облегчить ношу обессиленным мулам.
— По-моему, я натер ногу, — пробормотал Нарсис, когда они достигли вершины и остановились.
На полпути вниз по склону виднелась небольшая, но густо заросшая кустарником рощица. Через нее пробегал полноводный и быстрый ручей, земля вокруг заросла сочной травой, отчасти скрытой тенью деревьев.
— Вот она, — сказал сержант. — Через минуту будем там.
Минута оказалась долгой. Когда отряд наконец достиг деревьев, стражники развьючили животных и отпустили их напиться и попастись, оставив их под присмотром Нарсиса, который, стянув сапоги, мрачно разглядывал свои ноги. Доминго и Улибе разделись и зашли в ручей, чтобы смыть пот и дорожную пыль. Мигель и Габриэль последовали их примеру. Улибе нашел глубокое место, где и погрузился в холодную воду с осторожной неспешностью, потом, не стряхивая воду с волос, вышел на берег и улегся на живот.
Юсуф стоял у ручья, наблюдая. Он не был по натуре или по воспитанию особо стеснительным или ханжески стыдливым, но глядя на Улибе с его руками, шеей и грудью мускулистого борца, почувствовал себя маленьким и неприметным. Однако и в этом случае гордость не позволяла ему просто стоять на берегу, как скромному девственнику, боящемуся обнажиться перед другими. Он торопливо скинул башмаки, плащ, рубашку и рейтузы, свалил их в кучу, ринулся в воду и принялся энергично плескаться. Прежде чем он выбрался на берег и вновь прикрылся рубашкой, Улибе уже высох под горячим солнцем. Он встал и, натянув рубашку, прополоскал свои рейтузы в воде, выжал и повесил на ветку сушиться.
— Советую сделать то же самое, приятель, — сказал он. — Когда настанет пора ехать, скажешь мне спасибо.
К этому времени все остальные обсохли, но тоже оставались полуодетыми.
— Еда, — прорычал сержант, — а потом — сон. Когда посвежеет достаточно, чтобы можно было соображать, отправимся дальше.
— А когда это будет? — спросил Нарсис, смененный с дежурства и только что вышедший из воды.
— Когда я скажу, стражник, — холодно сказал сержант.
Когда они грузили поклажу, короба с провизией были повешены по бокам. Улибе и Доминго перенесли их к приятному местечку возле воды и подняли крышку.
— Они удивительно тяжелые, — заметил Улибе.
— И вот почему, — сказал сержант, доставая две крепко запечатанные глиняные бутыли. — И еще одна.
Две — тоже глиняные — миски, завернутые и обвязанные льняными полотенцами, были вытащены и поставлены рядышком. — А под ними — сушеные фрукты, ветчина и хлеб, посланные поварами Его преосвященства.
— Мы можем оставить это на ужин и на завтрак, — сказал Улибе. — Поскольку у нас нет ни малейшей надежды попасть в Барселону сегодня.
— Согласен, — кивнул сержант. — Эй, бездельники, налетай!
В глиняных бутылях было вино. Сержант вытащил пробку из одной и отправил Нарсиса к ручью, чтобы он поставил в воду охлаждаться вторую. Когда тот вернулся, зрелище на полянке поистине впечатляло. Одно блюдо было наполнено цыплятами и уткой, порезанной на куски и сдобренной густым острым соусом: все по-прежнему сохранило прохладу и свежесть под защитой глины — так, словно она еще этой ночью лежала в глубочайшем подвале дома. На другом блюде были чечевица и рис, приготовленные в мясном бульоне с луком, чесноком и чабрецом. Все с аппетитом накинулись на еду.
Когда все поели и уровень вина в бутыли изрядно понизился, разговоры (если таковые и были) прекратились. Нарсис заснул; некоторое время Доминго и Улибе тихо переговаривались на предмет лошадей, а затем тоже заснули; Мигель и Габриэль стояли на страже: Мигель — возле поклажи, а Габриэль — на краю рощицы, откуда он мог обозревать окрестности. Вокруг было тихо. Жара задушила пение птиц и писк мелких зверьков. Чувствительные натуры, подумал Юсуф, сейчас, должно быть, дома, спят в уюте и прохладе.
