Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи

Я едва могу дышать. Я уже пережила нечто подобное после смерти отца. Я помню, как сидела в этой комнате, слушая сообщение о том, что все его деньги до последнего цента были потрачены на бизнес по финансовому консалтингу и что в качестве обеспечения своих обязательств он заложил наш дом. Когда его компания разорилась, наша семья и половина жителей города, которые следовали его советам, потеряли все. У нас образовался огромный долг. Мама была раздавлена. Ей он никогда ничего об этом не говорил.

При воспоминании об этом я не могу не испытывать гнев. И от этого невероятно тошно, ведь он умер, и мне так его не хватает, что иногда от этого перехватывает дыхание. Но он все скрывал от нас, все свои тайны, всю ложь. Когда он сказал, что не может заплатить за учебу в Милане, я подумала, что сделала что-то не так. Если бы он просто рассказал обо всем, если бы не пытался держать все в себе…

Я возвращаюсь в настоящее. Бабушка назначила Фрэнка душеприказчиком. Никто с этим не спорит. Ведь он единственный юрист, которому мы доверяем.

Он делает паузу, и я знаю, что последует дальше.

– Статья два.

В комнате опять воцаряется напряженная тишина. Я сижу как на иголках. Ладони вспотели, последние лучи заката, льющиеся в окна, тусклы и не могут заменить электрический свет.

– Дэйзи Роузвуд, моей внучке и дочери Арбора Роузвуда, я отписываю, завещаю и отдаю белый «Мерседес-Бенц» и письмо, адресованное ей.

У меня отвисает челюсть. Бабушка почти никогда сама не водила эту машину, не говоря уже о том, чтобы позволить водить ее кому-нибудь из нас. Отдать этот прекрасный, изготовленный на заказ автомобиль Дэйзи – значит гарантировать, что она будет царапать его о бордюры и сбивать им почтовые ящики.

– «Белая роза», – потрясенно выдавливает Дэйзи. Это прозвище, которое наша семья дала автомобилю. Но выражение ее лица меняется, когда Фрэнк снова прочищает горло, готовясь продолжить. – И это все?

Взгляд дяди Арбора суров.

– Это прекрасное наследство, – коротко замечает он, хотя, по правде говоря, когда речь идет о состоянии, равном примерно четверти миллиарда долларов, я не уверена, что так оно и есть. И, судя по мускулу, который дергается на его челюсти, он понимает это. – Пожалуйста, Фрэнк, продолжай.

Я сглатываю и не свожу взгляда с дяди. Мне всегда хотелось знать, что будет с семейным состоянием. Было бы логично, если бы бабушка разделила его поровну между двумя сыновьями. А поскольку отец умер, я не могу не питать надежды, что его доля отойдет ко мне.

– Арбору Роузвуду, моему сыну, я отписываю, завещаю и…

У меня перехватывает дыхание. Если дядя Арбор получит все, то я не должна сердиться. Ведь он позаботится обо мне. Возможно, он даже оплатит учебу в Технологическом институте моды. И все же где-то в груди таится чувство, неприятное и слишком близкое к той избалованной девчонке, которой я была прошлым летом. К той, которая хотела иметь все. И у которой были соответствующие ожидания.

Она умерла вместе с отцом – я позаботилась об этом. И все же эта отрава еще таится в глубине души. Ненасытная жажда. Осознание, что мне никогда не будет достаточно.

Алчность.

Фрэнк продолжает:

– …отдаю ключ от сейфа в моей спальне и письмо, адресованное ему.

Я непроизвольно резко втягиваю воздух. Дэйзи ошеломлена. Дядя заикается, чего прежде я никогда за ним не замечала.

– Наверняка есть еще…

– Это все, мистер Роузвуд, – спокойно перебивает Фрэнк. – Мы можем продолжить?

Все взгляды устремляются на меня. Но мне есть дело только до одного из них – до взгляда дяди Арбора. В его глазах читается боль.

– Конечно. – Он улыбается вымученной улыбкой, будто сделанной из пластмассы.

Я не знаю, что находится в сейфе, но надеюсь, что это что-то хорошее. Ему не нужны деньги, в отличие от меня. Вероятно, бабушка это понимала.

– Осталась только одна статья. – Фрэнк смотрит на меня.

Ничего себе. Это значит, что бабушка оставила все мне.

Я ничего не могу поделать с трепетом, который пронизывает меня.

– Лили Роузвуд… – начинает Фрэнк.

Ногти впиваются в кожаную обивку подлокотника дивана, чтобы не дать мне упасть.

– …моей внучке и дочери моего покойного сына Олдера Роузвуда, я отписываю, завещаю и…

В эту минуту моя жизнь изменится навсегда. Я стану единоличной владелицей огромного состояния Роузвудов. Особняк станет моим. Мне достанется ее место председателя правления «Роузвуд инкорпорейтед». Все, что я когда-либо хотела иметь.

Но внезапно трепет сменяется приступом тошноты. Я не хотела, чтобы это произошло вот так. Человек, которого я любила больше всех на свете, умер. Мы с ней должны были управлять «Роузвуд инкорпорейтед» вместе. Она даже не начала учить меня. Я ничего не знаю о бизнесе. Или о владении особняком.

Или о том, как распоряжаться целым состоянием.

Фрэнк отрывает взгляд от бумаги и смотрит на меня. Я перестаю дышать, когда он произносит слова, которым суждено навсегда изменить мой мир:

– …отдаю мой кулон с рубином, бесценную фамильную драгоценность Роузвудов, и письмо, адресованное ей.

Пауза. Пульс скачет галопом и отдается в ушах, пока я ожидаю продолжения.

Но больше ничего не следует. Фрэнк опять прочищает горло и опускает бумагу. Дядя Арбор растерянно смотрит на меня. А я… не знаю, как выгляжу.

Вероятно, так, будто меня вот-вот вырвет, что очень близко к тому, как я себя чувствую.

– Не может быть, что это все, – протестует дядя Арбор. – А как насчет особняка? И «Роузвуд инкорпорейтед»? Как насчет всего гребаного имущества?

Я редко слышу, чтобы дядя ругался, и его бессильная досада заставляет Дэйзи тоже вступить в разговор.

– Оно же не могло просто взять и исчезнуть, – добавляет она.

На кожаной обивке подо мной наверняка остались крошечные порезы от ногтей.

Фрэнк переворачивает лист.

– Тут есть еще несколько последних распоряжений Айрис.

– Да, да, продолжай! – гремит голос дяди Арбора. У него вырывается нервный смех, как будто он только что выпил двенадцать чашек кофе. – Господи боже, Фрэнк.

Фрэнк сглатывает.

– Статья третья. Что касается всего остального моего имущества, которое включает в себя, но не ограничивается особняком в Роузвуде, штат Массачусетс; виллой в Венеции, Италия; «Роузвуд инкорпорейтед»; местом председателя правления и всего прочего моего состояния и накопленного богатства, оцениваемого в настоящее время в двести сорок семь миллионов долларов, то его получатель будет определен позднее при обстоятельствах, оговоренных в частном порядке.

– Что? – непроизвольно вырывается у меня. – Что это значит?

– Фрэнк, это какая-то чушь. – Дядя Арбор вскакивает на ноги. – Позднее? Она же умерла! Кто будет решать это за нее? Когда это было написано?

К чести Фрэнка, он сохраняет стоическое спокойствие.

– Эта версия была одобрена тридцатого июля прошлого года.

Дэйзи давится слюной и в ужасе смотрит на меня:

– Это же…

– Это было через неделю после смерти отца, – выдыхаю я.

Фрэнк кивает.

– Однако пятнадцатого мая текущего года в завещание были внесены изменения.

Дядя Арбор начинает спорить, но у меня нет на это сил. Вместо этого меня охватывает страх. Логично, что бабушка изменила завещание после смерти отца, но зачем вносить в него изменения снова?

– Я еще не закончил. – Фрэнк повышает голос, чтобы перекричать дядю Арбора.

– Хорошо! Заканчивай! – Дядя Арбор опять плюхается на диван. Его лицо покраснело, волосы растрепаны, и сейчас в них больше седины, чем мне помнилось. Наверное, скоро и мои волосы будут выглядеть так же.

Фрэнк опять прочищает горло, на сей раз сделав это нарочито, и дочитывает страницу:

– Я также требую, чтобы вплоть до этого момента Роузвуд-Мэнор был закрыт как для публики, так и для членов семьи. Единственным исключением из этого правила является Фрэнк Арчер, которого я прошу нанять группу охраны, чтобы обеспечить выполнение этого условия.