Филип Керр - Реквием по Германии
Глава 7
– Ты опять поздно пришла вчера вечером, Кирстен, – сказал я.
– Разве я тебя разбудила? – Раздетая, она выскользнула из постели и подошла к зеркалу в полный рост, стоявшему в углу нашей спальни. – По-моему, ты сам вчера поздно вернулся, – парировала она, рассматривая свое тело. – Как хорошо снова пожить в теплой квартире. Откуда у нас уголь?
– Клиент заплатил за услуги.
Наблюдая, как она расчесывает свои пушистые волосы, поглаживает ладонью живот, приподнимает и без того высокую грудь, внимательно рассматривает свое лицо – плотно сжатый тонко очерченный рот и выдающиеся скулы – и, наконец, как она поворачивается, изгибаясь, чтобы оценить плавную линию бедер, глядя на ее тонкую руку с болтающимися на пальцах кольцами, ставшими немного великоватыми, я читал, точно по книге, мысли, витающие у нее в голове: она привлекательная зрелая женщина и намерена полностью наверстать упущенное ею время.
Подавив в себе обиду и раздражение, я, сгорбившись, выбрался из постели и обнаружил, что все еще прихрамываю.
– Ты выглядишь прекрасно, – вяло сказал я и захромал в кухню.
– Звучит довольно скромно для любовного сонета, – ответила она с вызовом.
На кухонном столе опять лежали продукты из бара: пара банок супа, кусок настоящего мыла, несколько талонов на покупку сахарина и пакет презервативов.
По-прежнему раздетая, Кирстен вошла на кухню вслед за мной и смотрела, как я изучаю ее улов. Интересно, была ли она с тем же американцем или их у нее несколько?
– Я смотрю, у тебя опять вчера хватало работы, – сказал я, приподняв пакет с парижскими презервативами. – И сколько же в них калорий?
Кирстен засмеялась, стыдливо прикрыв рот рукой:
– У хозяина их уйма под стойкой. – Она села на стул. – Я подумала, что было бы неплохо... Ты же знаешь, мы уже давно не занимались любовью. – Она немного раздвинула ноги, как бы позволяя мне увидеть чуть больше ее роскошного тела. – Сейчас как раз подходящее время, если желаешь.
Мы быстро покончили со всем этим, причем она отнеслась к происходящему почти с профессиональным безразличием, будто ей поставили клизму. Едва я закончил, она направилась в ванную с легким румянцем на щеках, неся использованный парижский презерватив, точно дохлую мышь, обнаруженную под кроватью.
Спустя полчаса, одетая и готовая отправиться на работу, она задержалась в гостиной, где я разгребал золу в печке, собираясь добавить еще немного угля, какое-то время смотрела, как я разжигаю огонь, и наконец сказала:
– Ты хорош в этом деле.
Пока я раздумывал, что представляют собой ее слова – комплимент или сарказм, она поцеловала меня на прощание и ушла.
Утро выдалось очень холодным, и я с удовольствием начал день в публичной библиотеке на Харденбергштрассе. Библиотекарем оказался мужчина с таким множеством шрамов вокруг рта, что невозможно было разглядеть его губы, пока он не начал говорить.
– Книг о берлинском Архивном центре, – сказал он голосом, который вполне мог принадлежать морскому льву, – у нас нет, но припоминаю: несколько месяцев назад были две газетные статьи, одна – в «Телеграф», а другая, по-моему, в Военном правительственном информационном бюллетене.
Он подобрал свои костыли, проковылял на одной ноге к каталожному ящику и через несколько минут нашел ссылки на две эти статьи: одна из них, опубликованная в мае в «Телеграф», представляла собой интервью со служащим в Центре офицером – подполковником Гансом У. Гельмом, а другая была историческим очерком о Центре, написанным в августе кем-то из младшего состава.
Я поблагодарил библиотекаря, который любезно объяснил мне, где найти библиотечные копии обеих публикаций.
– Вам повезло, что пришли сегодня, – сказал он. – Завтра я уезжаю в Гисен за своим новым протезом.
Читая эти статьи, я диву давался: ну и оперативно действуют американцы! Но, пожалуй, с некоторыми архивными документами сотрудникам Центра просто повезло. К примеру, войска 7-й армии США по чистой случайности наткнулись на полный архив с характеристиками всех членов нацистской партии, причем не где-нибудь, а на фабрике по вторичной переработке бумаги неподалеку от Мюнхена. Судя по всему, туда их привезли, чтобы уничтожить, но не успели. Руководство Центра приступило к созданию наиболее исчерпывающего архива, с помощью материалов которого можно было бы совершенно точно установить, был ли тот или иной человек нацистом. Наряду с личными делами руководителей нацистской партии, архивные фонды Центра содержали и списки рядовых членов НСРПГ, переписку партии, служебные характеристики сотрудников СС, документы службы контрразведки, данные СС о расовой принадлежности, отчеты о заседаниях Верховного суда нацистской партии и Народного суда и много чего еще, начиная с досье на членов Национал-социалистической учительской организации и кончая бумагами с подробным описанием юности Гитлера.
Когда, покинув библиотеку, я шел к станции метро, в голову пришла мысль: никогда бы не поверил, что нацисты могли быть настолько глупы, что описывали в документах свою деятельность столь исчерпывающе и с компрометирующими подробностями.
Я вышел из метро, как оказалось, на остановку раньше, чем было нужно, – на станции в американском секторе, которая по каким-то неведомым мне причинам, похоже не имеющим ничего общего с оккупацией города, называлась «Хижина дяди Тома», и пошел вниз по Аргентинишеалле.
Берлинский Архивный центр располагался на хорошо охраняемой территории в конце Вассеркэферштайг – в вымощенном булыжником тупике. Кругом высокие ветвистые деревья, неподалеку – небольшое озерцо. За проволочным ограждением виднелась череда зданий. К главному двухэтажному корпусу, окрашенному в белый цвет, с зелеными ставнями на окнах, вела взбегающая вверх тропинка. На вид – идиллическое место. Вскоре я вспомнил, что здесь прежде располагался штаб форшунгсамта – нацистского телеграфного и телефонного центра.
Солдат в будке у ворот – громадный негр с редкими зубами – подозрительно уставился на меня, когда я остановился перед его контрольно-пропускным пунктом. Вероятно, он привык иметь дело с людьми в автомобилях или с военным транспортом, а не с одиноким прохожим.
– Что тебе нужно, фриц? – спросил он, прихлопывая руками, обтянутыми шерстяными перчатками, и переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться.
– Я был другом капитана Линдена, – сказал я на ломаном английском. – Недавно узнал ужасную новость и пришел высказать наше с женой искреннее огорчение. Капитан был так добр к нам, знаете, он даже отдавал нам свой паек. – Я достал из кармана короткую записку, предусмотрительно написанную мною заранее. – Не будете ли вы так добры передать это полковнику Гельму?
Интонация солдата сразу же изменилась.
– Да, конечно, непременно отдам. – Он взял записку и принялся смущенно вертеть ее в руках. – Очень хорошо, что вы не забыли Линдена.
– А это несколько марок на цветы, – сказал я, сокрушенно качая головой. – И визитная карточка. Мы с женой хотели бы сами положить цветы на его могилу, пришли бы на похороны, будь они в Берлине, но полагаем, что родные заберут его тело на родину.
– Да нет, сэр, – сказал часовой. – Похороны состоятся в Вене, утром в эту пятницу. Так пожелала семья: куда меньше хлопот, чем везти тело через океан домой, как я полагаю.
Я пожал плечами:
– Для берлинца Вена так же далеко, как Америка. В наши дни путешествовать нелегко. – Я вздохнул и взглянул на часы. – Ну, мне пора, до дому путь неблизкий. – Повернувшись, чтобы уйти, я застонал и, схватившись за колено, с искаженным лицом опустился на дорогу напротив шлагбаума; моя трость со стуком упала на мостовую. Хитрость удалась: солдат покинул свой пост.
– С вами все в порядке? – спросил он, подбирая трость и помогая мне встать.
– Русская шрапнель. Время от времени она дает о себе знать. Все пройдет через минуту-другую.
– Эй, идите-ка сюда в будку и передохните пару минут. – Негр проводил меня за шлагбаум и, отворив маленькую дверь, пропустил внутрь.
– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.
– Любезно? Да о чем речь, вы же друг капитана Линдена...
Я с трудом сел, потер почти не болевшее колено и спросил:
– А вы хорошо его знали?
– Я? Я же рядовой. Нет, не могу сказать, что хорошо знал его время от времени мне приходилось возить капитана.
Я улыбнулся и покачал головой.
– Пожалуйста, говорите помедленнее. Я плохо знаю английский.
– Я возил его время от времени, – повторил солдат погромче и изобразил руками, будто крутит баранку. – Вы говорите, он отдавал вам свой паек?
– Да, капитан был очень добр.
– Это похоже на Линдена. Он раздавал много пайков. – Солдат помолчал, вспоминая что-то. – Есть тут одна пара, капитан заботился о них прямо как сын. Всегда возил им продукты. Может, вы знаете их: Дрекслеры.
