Сёстры Чан-Нют - Тень принца
— Один попутчик, — прервал его ученый Динь, не терпевший неточности.
— С нами приехал один знакомый, — сказал мандарин, — который должен открыть собрание Медицинской академии.
Главный министр кивнул головой.
— Да. На эту конференцию съехалось множество народа. Здесь, в столице, мы почувствовали последствия такого наплыва. Обстановка в городе неспокойная. Врачи привезли с собой много денег, цены сразу взлетели. Мы пытаемся как-то бороться с этим злом, но нужно действовать быстрее.
— Министр Кьен безупречен в стремлении к правосудию… Его нельзя подкупить, хотя некоторые торговцы пытались сделать это.
Мандарин Тан кашлянул.
— Принц Буи, одной из причин, по которой я хотел увидеть вас, является дело, касающееся правосудия.
Принц вопросительно поднял брови, но мандарин Тан продолжал:
— Вы помните студента Сэна?
— Того, который уклонился от экзаменов?
— Да, именно. Помните ли вы, что он — из семьи Дэй?
Министр Кьен подпрыгнул.
— Тебе известно, что мы собираемся казнить всех членов этого рода через десять дней?
— Вот именно. И Сэна наверняка будут разыскивать, чтобы уничтожить и его.
— Действительно, — ответил принц Буи, нахмурившись. — Искоренение целой семьи по вине одного из ее членов неоспоримо. И в данном случае наказание соответствует вине — ведь речь идет о мятеже, который является одним из Десяти ужаснейших преступлений. В подобных случаях императоры всегда прибегали к столь радикальному наказанию, и не нам нарушать это правило.
— Но я не прошу милости для Сэна, — ответил мандарин, чувствуя неуверенность принца. — Он, по его собственному убеждению, не нуждается в милосердии.
— Что ты хочешь сказать? — спросил мандарин Кьен. — Ему без проволочек отрубят голову, как только стражники поймают его. Невозможно спорить с вердиктом — он исходит непосредственно от Императора!
— Нельзя оспорить вердикт, — согласился мандарин Тан. — Но вы, принц, должны разобраться с делом Сэна. Разве вы не Исполнитель Закона? Дней десять назад, направляясь в столицу, я встретил Сэна, который стал отшельником. Он сообщил мне, что может предоставить вам нечто, что заставит вас дважды подумать, прежде чем погубить его семью.
— О чем идет речь? — заволновался принц — его любопытство было возбуждено.
— Я не знаю, так как мне Сэн ничего не рассказывал. Но я уверен, что это, вероятно, веский аргумент, иначе он не был бы так уверен.
— Наш бедный Сэн стал отшельником? — развеселился министр Кьен, но, внезапно посерьезнев, спросил, когда он будет в Тханглонге.
— Он не может похвастаться крепким здоровьем, и дорога сюда займет немало времени, но, вероятней всего, он прибудет незадолго до назначенной казни, то есть дней через девять.
— Я надеюсь, то, что хочет поведать Сэн, стоит усилий, которые он потратит на дорогу, — заметил министр Кьен, — так как я не смогу долго удерживать сыщиков — они попытаются схватить его, как только станет известно о его присутствии в столице. Вряд ли я смогу отсрочить исполнение приговора, но я найду какой-нибудь повод для того, чтобы он смог инкогнито поговорить с принцем Буи.
Мандарин Тан поклонился с облегчением, чувствуя, что исполнил свою миссию, и хотел удалиться.
— А где же вы остановились? — спросил принц Буи.
Ученый Динь и его друг переглянулись.
— На самом деле, мы еще сами не знаем, — ответил мандарин Тан смущенно. — Ох уж эти врачи — никто и не подозревал, что их окажется так много, они буквально заполонили город.
Его бывший соученик широко улыбнулся.
— Не волнуйся, мандарин Тан! Хотя преступность и возросла с тех пор, как в город прибыли врачи с туго набитыми кошельками, в тюрьме все же остались свободные койки. Ими вполне могут воспользоваться наши друзья, провинциальные мандарины.
— Не слушайте моего министра, позволившего себе нелепую шутку! — прервал его принц. — Вы были другом принца Хунга, и я рад принять вас во дворце. Вы окажете мне честь, соизволив погостить у меня, мандарин Тан и ученый Динь?
На город опустилась ночь. Во тьме бодро шагал по улице какой-то человек. Маленький, худой, но бойкий, он был одет в простую коричневую крестьянскую куртку, местами сильно потертую и засаленную. Он остановился на мгновение, глубоко вдыхая вечерний воздух. Совсем недавно он и не надеялся снова ощутить запах грязи и дыма, влагу реки, что текла рядом. После того как он побывал на краю жизни и смерти, он праздновал второе рождение, заново восторженно открывая столь обыкновенные ощущения. Его хозяин, господин Дэй, был под надзором императорских солдат и отныне больше не мог укрывать у себя в имении восставших крестьян. Когда Рисовое Зерно схватили, он приготовился к немедленной гибели, но не заговорил ни когда его лишали всего самого необходимого, ни когда тюремщики избивали его.
Ненависть и бунтарство воспаляли его мозг.
Он заговорит. Он расскажет об интригах власть имущих. Он разошлет по деревням смышленых подростков: пусть все узнают о его освобождении. Его братья, крестьяне, оставив свои поля и хижины, соберутся послушать, что он скажет, и его гнев возобладает над их нерешительностью.
Нас — сотни, скажет он, и дыхание нашей ненависти пронесется над страной, как порыв ветра над морем. Наше человеческое достоинство изранено и унижено, но в нас еще есть гордость, и она поднимет убийственный шквал, чтобы отомстить за наши горести, за нашу жалкую жизнь.
Горе монарху, который не умеет править, горе узурпаторам! Берегитесь, взяточники-мандарины, конфискующие наши земли и собирающие налоги! Должны ли мы уважать тех, кто держит нас в рабстве? Плоды нашей земли портят наводнения и засухи — должны ли мы платить им дань? В грязи посеяны зерна восстания, так не пора ли пожать их?
Опрокинем надгробные памятники императоров, отменим привилегии знатных, измолотим их надменные спины вальками! Устроим кровавый сенокос — из него народится лучший мир. Не для нас, потому что многие из нас падут в борьбе, но для наших сыновей, детей, брошенных на рисовые поля, кастрированных при дворе принца!
Разгоряченный своей речью, Рисовое Зерно невольно двигал языком, старательно избегая прикосновения к растущим в самых неожиданных местах зубам, похожим на острые обломки скалы. В его родной деревне Рисовое Зерно был известен как единственный человек, у которого во рту всегда было сорок зубов — если одни выпадали, тут же вырастали другие. Вырывать их не имело никакого смысла, так как на месте извлеченного зуба в лунке сейчас же появлялся другой — зачем же зря мучиться? Рисовое Зерно научился жить с ртом, набитым лишними зубами. Он даже научился есть быстрее всех, и все благодаря изобилию коренных зубов.
Эта невероятная коллекция зубов могла помешать ему стать хорошим оратором, но боги распорядились иначе — и все слова, рожденные в его мозгу (никто не понимал, каким образом), плавно слетали с губ, звонкие, ясные. Они потрясали сердца и души. Из его переполненного зубами рта, как из глубокой пещеры, вырывались громкие, мелодичные звуки, наполненные страстью, воодушевлявшей Рисовое Зерно. Поэтому когда этот маленький человечек обращался к толпе, люди забывали о неказистости оратора, стремясь не упустить ни единого слова, внушавшего надежду и живо рисовавшему светлое завтра.
Господин Дэй, его благодетель, будет отмщен, думал Рисовое Зерно. Его казнят в назидание крестьянам, но само движение не будет раздавлено тяжелой пятой Империи. Он, Рисовое Зерно, разожжет пламя правого дела еще ярче.
Он остановился, чтобы посмотреть на горевшие на небосводе звезды. Как радостно видеть их снова, после ночи, проведенной на сырой тюремной соломе! Он вспомнил бессмысленную жестокость стражников, поочередно приводивших в действие пыточные инструменты. Ну-ка подойди сюда, я тебе покажу! Повернись, я тебя обласкаю вот этим кнутом! Банда мерзавцев без чести, без разума, думал он, сплевывая в пыль. В середине дня привели сопротивляющегося, орущего чесоточного — он издавал запах, от которого дохли мухи. Пока его привязывали к стене, чтобы подвергнуть ужасному бичеванию, нищий бессвязно вопил о своей ненависти к богатым, врачам и хозяевам харчевен. Стражники старались от всей души, они хохотали над нищим. Можно ли пасть так низко? — спрашивал себя Рисовое Зерно.
Он только что вышел за городскую стену, оставив позади танцующие огни джонок и шум, доносившийся из окраинных харчевен. На безлюдной дороге, ведущей к его родной деревне, он стал обдумывать то, что произошло с ним в тюрьме. Он был в некотором замешательстве: ему, по правде говоря, было совершенно непонятно, почему его выпустили, хотя еще утром грозились, что скоро отрубят голову. Может быть, они решили его использовать в своей политической игре? В старинных легендах часто встречаются такие истории: герой уже связан, стоит с веревкой на шее на эшафоте, как вдруг приходит чудесное избавление. Как объяснить такой поворот событий? Он слишком хорошо знал власть имущих, чтобы не заподозрить в этом какой-то ловушки. Он замедлил шаги. Что же такое они замыслили?
