Дэвид Лисс - Ярмарка коррупции
– И как?
– Грабя на большой дороге тех, кто был за Ганноверов.
– И вы уверены, что все ваши жертвы были исключительно сторонниками короля Георга?
Он засмеялся:
– Возможно, не всегда, но я могу отличить экипаж вига от экипажа тори. Я пытался заработать на жизнь и честным путем. Но не мог найти работы, улицы кишат умирающими с голоду. Умереть с голоду я не хотел. Одним словом, меня поймали с украденными часами в кармане, и теперь меня повесят.
– Это не тяжкое преступление, – сказал я. – Они могут смягчить приговор.
– Только не мне. Меня схватили в питейном заведении, и констебль слышал, как я произносил тост за настоящего короля.
– Да, это вряд ли можно назвать благоразумным, – заметил я.
– А заведение называлось «Белая роза».
Всем известно, что белая роза – символ якобитов. Глупо было посещать подобное место, но люди, нарушавшие закон, часто были глупцами.
Я знал, что Шевалье пользовался симпатией среди воров и бедняков. Мне часто приходилось бывать в компании людей из низших слоев, которые с удовольствием поднимали бокал за сына свергнутого короля, но подобные тосты обычно не принимались всерьез. Люди, подобные моему собеседнику, потерявшие работу после гонений на тори, часто занимались разбоем на большой дороге или контрабандой и образовывали банды якобитского толка, называя разбой революционной справедливостью.
Я пишу этот рассказ через много лет после описываемых в нем событий и знаю, что многие мои читатели слишком молоды, чтобы помнить восстание сорок пятого года, когда внук свергнутого монарха подошел к самому Лондону. Теперь угроза якобитов кажется не более серьезной, чем со стороны огородных пугал или домовых. Но мои юные читатели не должны забывать, что во времена, описываемые в моих записках, Претендент был фигурой более реальной, чем бука из детских сказок. В 1715 году он едва не добился успеха, а после этого были многочисленные заговоры с целью вернуть его на престол или поднять восстание против короля. Пока я сидел в тюрьме, надвигались всеобщие выборы, первые после того, как Георг I занял престол. Эти выборы, по мнению многих, должны были выявить, насколько англичане любят или ненавидят немецкого монарха. Поэтому тогда нам казалось, что Претендент может напасть в любой момент и с помощью оружия вернуть себе отцовский трон.
Якобиты, сторонники сына свергнутого Якова II, видели в этом событии прекрасную возможность, какая не выпадала им в течение семи лет, захватить престол для своего кумира. После краха «Компании южных морей» в 1720 году ненависть к правительству и менее открытая ненависть к королю нарастали. С компанией рухнули и бесчисленные проекты, питательной средой которых были взвинченные цены на фондовом рынке. В одно мгновение поверглась в прах не одна компания, а целая армада компаний.
Когда финансовый крах волна за волной обрушился на наши берега, страну захлестнули нехватка продовольствия и снижение заработков, подобно пожару на сеновале. По мере того как богачи в одно мгновение становились нищими, недовольство правительством иностранного монарха росло и переливалось через край. Позднее говорили, что если бы Претендент въехал в Лондон один, без армии, сразу после биржевого краха, он был бы коронован, не пролив ни капли крови. Это может быть так или не так, но уверяю моих читателей, что ни до, ни после мне не приходилось видеть такой сильной ненависти к правительству, как в те дни. Жадные члены парламента изо всех сил пытались защитить директоров «Компании южных морей». Лучше бы они защищали собственные доходы от биржевых махинаций. Но от этого негодование народа еще больше росло. Летом 1721 года люди направились к парламенту, требуя справедливости. Разгневанная толпа разошлась только после того, как был троекратно зачитан Закон о мятеже. С приближением выборов виги, занимавшие ключевые места в правительстве, поняли, что могут лишиться власти, и бытовало мнение, что, если бы тори получили большинство голосов, король Георг недолго бы удержался на престоле.
Сейчас я пишу эти строки, обладая пониманием политической ситуации, которого у меня не было в то время, но я хорошо знал о ненависти народа к королю и его министрам-вигам, и мне было понятно, почему политические пристрастия этого грабителя сослужили ему такую плохую службу. Воры, контрабандисты и нищие в целом симпатизировали якобитам, в которых они видели таких же отверженных, какими были сами. После краха на фондовом рынке, когда невиданно огромной массе людей приходилось бороться за кусок хлеба, число воров и грабителей росло с небывалой скоростью.
– Это ужасно, – сказал я, – когда человека отправляют на виселицу за то, что он говорит то, что говорят все.
– Я тоже так думаю. Я ведь никого не убивал. В отличие от вас.
– Я тоже никого не убивал, – сказал я. – Во всяком случае, не убивал того, в чьем убийстве меня обвиняют.
Это вызвало у него смех.
– Меня зовут Нейт Лоут, – сказал он. – А как тебя зовут, я не расслышал.
Я встал на ноги. Этот Лоут своей болтовней придал мне необходимые силы. Я подошел к окну, выходящему в коридор. Естественно, на нем были решетки. Я проверил, нет ли шатающихся прутьев.
– Уивер! – крикнул я. – Бенджамин Уивер!
– Черт побери! – заорал он. – Бенджамин Уивер, боец, сидит в соседней со мной камере! Вот уж не повезло, так не повезло.
– Почему?
– Да потому, что в день казни, когда человек должен предстать во всей красе, никто и гроша ломаного не даст за беднягу Нейта Лоута. Все сбегутся посмотреть, как вздернут Уивера. Я буду им вроде закуски, возбуждающей аппетит.
– У меня нет намерения привлекать к себе внимание, – сказал я.
– Ценю твой дружеский жест, но, думаю, это от тебя мало зависит. Они слышали о тебе и сбегутся посмотреть именно на твою кончину.
Ни один из прутьев решетки не был достаточно расшатан, поэтому, взяв напильник, доставшийся мне от незнакомки, я принялся за повторный осмотр. Прутья были слишком толстыми, чтобы их можно было распилить. Для этого мне потребовалась бы вся ночь или даже дольше, а я не желал, чтобы утреннее солнце застало меня в камере. Я начал ковырять камень вокруг прутьев. Металл, из которого был сделан напильник, оказался достаточно прочным, он не гнулся и не ломался. Я взял одеяло, чтобы заглушить звуки, но лязг металла о камень эхом разносился по тюремному коридору.
– Что это еще за шум? – спросил Нейт Лоут.
– Понятия не имею, – ответил я в паузе между ударами. – Я тоже его слышу.
– Ты подлый врун, – сказал он. – Готовишь побег, верно?
– Конечно нет. Превыше всего я чту закон. Я считаю своим долгом умереть на виселице, если таков приговор.
Мне удалось углубиться на пару дюймов вокруг одного из прутьев, и он стал шататься, но пока было трудно сказать, сколько еще предстояло работы и сколько времени на нее потребуется.
– Ты насчет меня не волнуйся, – сказал он. – Я шум поднимать не стану. Я тебе уже говорил – не хотел бы, чтобы ты был рядом со мной в день казни.
– Ну, хорошо бы, чтобы это было так, но не думаю, что это возможно.
– Теперь ясно, откуда все это лязганье.
– Можешь думать что хочешь, – сказал я. – Мне все равно.
– Не сердись на собрата. Мне просто хочется поболтать.
Я с силой потянул прут, и камень стал осыпаться. Я потянул снова и начал вращать его, расширяя отверстие. Сверху на меня сыпалась пыль и прилипала к мокрым от пота рукам. Я отер руки о бриджи и снова взялся за дело.
– Эй, Уивер, ты еще здесь или тебя уже нет?
– Я здесь, – пробормотал я, – где мне еще быть?
Я дернул за решетку, и камень стал крошиться. Еще немного, и прут можно будет вырвать из стены.
– Пришли мне что-нибудь вкусное, когда будешь на свободе. Может, вина и устриц.
– Как я могу это сделать? Я в таком же положении, как и ты.
– Хорошо. Скажем, если тебе удастся выбраться отсюда, пришли мне что-нибудь. В конце концов, я не зову охрану, как сделал бы другой из вредности. Заметь, я тебе не угрожаю. Я просто говорю, что я – твой друг.
– Если мне удастся когда-нибудь отсюда выбраться, я пришлю тебе вина и устриц.
– И шлюху, – сказал он.
– И шлюху.
Еще один рывок. Камень еще больше стал осыпаться.
– И очень сговорчивую шлюху, если можно.
– Я тщательно буду отбирать кандидаток, – сказал я. – Отбор пройдут только самые преданные своему делу.
Я набрал воздуха и изо всех сил потянул за прут. Камень окончательно осыпался из стены, и я смог вынуть прут. Он был немногим более двух футов длиной, и я знал, как его применить.
– Я сделаю вид, что не слышал никакого шума, – сказал Нейт Лоут.
Я подошел к камину и исследовал дымоход. Узкий – но пролезть, на мой взгляд, можно.
– Пойду я, пожалуй, спать! – крикнул я Лоуту. – На сегодня хватит разговоров.
