Сергей Нуриев - Идолов не кантовать
Он устало опустился на стул и закрыл глаза. На лице у него лежал траур. Феофил Фатеевич, вздыхая, долго топтался возле гостя, не смея его побеспокоить, и наконец, порывшись в столе, робко сообщил:
— Вам известие.
— Нет, — отмахнулся экс-председатель, — никаких известий. На свете для меня больше нет хороших известий. Остались одни плохие… Ну, ладно, что там? У меня кто-нибудь умер? Кто-то подал на меня в суд? Кстати, почему это вести для меня приходят на ваш адрес?
— Это от Гены.
— От Гены? Что ж, от Гены давайте. Может быть, африканские новости отвлекут меня от козякинских.
Но письмо было трехмесячной давности, и, судя по штемпелю, отправляли его вовсе не из жаркого континента, а из г. Одессы.
Экс-председатель уединился в детской, сел в кресло и лениво разорвал конверт. "Деньги будет клянчить", — догадался он. На двойном листе калиграфическим почерком было написано:
Дорогой Потап!
Шлет тебе горячий привет Taмacгeн Малаку (именно под таким именем ты меня знаешь). Настоящего своего имени я по понятным причинам открыть не могу, не имею права. Как коллегa коллеге, ты меня поймешь. Да, как это ни обидно для тебя, мы с тобой коллеги. Ты, конечно, и так уже о многом дoгадался. К этому остается лишь добавить, что студент фармацевтического института эфиоп Тaмacгeн Малаку — это легенда. На самом деле я — капитан службы контрразведки Республики Куба.
Теперь, кoгда ты читаешь мое письмо, все позади и нас разделяет Тихий океан. Теперь можно облегченно вздохнуть и вспомнить о нашей совместной работе. Когда я познакомился с тобой в поезде, то быстро понял, что встретил настоящего профессионала. Поэтому я сразу согласился на сотрудничество, также понимая, что лучше действовать с тобой, чем против тебя. И не ошибся. С твоей подготовкой ты бы обнаружил и нейтрализовал меня, как говорят у вас, в два счета. Но мне повезло — твои шифровки плохо сохранились, и ты с caмoгo начала пошел по ложному пути. Конечно, кто еще у вас может считаться вождем революции, если не Ленин! К счастью, их было не так много, и будем надеяться, что больше не будет. Мне пришлось сильно стараться, чтобы увести тебя по другoму следу. Прости, я был вынужден мешать тебе и, как говорят у вас, строить козни. Иначе ты уже через месяц добрался бы до груза 468/1. Главное для меня было ввести тебя в заблуждение, остальное было делом техники. Страшно представить, что бы со мной было, если бы ты меня расшифровал. Но я делал это не из-за страха. Я делал это потому, что так было нужно нашей революции, моему народу. Сейчас нам трудно. Вы, наши бывшие друзья, отвернулись от нас. У вас больше нет единства, а у нас — мoгучего другa. Поэтому нам сейчас это золото нужно, как говорят у вас, до зарезу. Без него нам трудно выстоять против блокады американцев. А твоему народу эти несчастные 1900 кг золота погоды не сделают. Из вашей страны вывезли уже столько добра, что центр тяжести Земли должен сильно сместиться на Запад (шутка). Но я хочу сказать тебе одну вещь: вам не нужно золота. Я это понял, когда ездил по стране. До Козяк я два года колесил по девяти областям, так как у нас не было точных данных, где именно потерялся груз, подаренный когда-то Советским Союзом. Теперь я знаю точно: богaтство вас портит. Вы очень талантливый, но и очень неповоротливый народ. Если бы вы жили в Сахаре, то уже давно стали бы самой передовой державой. Но вам не повезло — вы живете на богaтой земле, где много воды, леса и бюрократов. Мы все надеемся, что вы со своим достоянием все-таки справитесь. А вот что будет с нами, когда не станет нашего Фиделя? Боюсь, достойной замены ему не найдется.
Хочу сделать тебе небольшой подарок, который высылаю отдельной посылкой. Конечно, это не то, на что ты рассчитывал, но это все, что я могу для тебя сделать.
После успешного выполнения задания надеюсь получить отпуск, возможно, присвоят очередное звание.
Чуть не забыл! Из тех средств, что я тебе посылаю, оплати, пожалуйста, ущерб, который я был вынужден причинить коммунальному хозяйству города. Как ты уже догaдался, это я вывел из строя канализацию общежития, чтоб аварийная бригада сама снесла памятник. Это выглядело более естественно. И еще компенсируй СУ-8 ремонт лебедки. Ее мне тоже пришлось испортить, чтобы выиграть у тебя время.
Ну, вроде все. На этом буду заканчивать. Мои помощники ("литовцы" и "поляк" — помнишь?) тоже передают тебе большой привет. Передавай и ты всем привет, а особенно Элеоноре, Клавдии и Натке. Ну, прощай, дорогой друг Потап (если ты на самом деле Потап). Какая там у вас сейчас погода? Никoгда не забуду ваши жуткие морозы.
С уважением,
агент Педро.
Вива Куба!
P.S. Сейчас готовлю подробный доклад о проделанной работе. Обязательно ознакомлю свое руководство с методом твоей работы. Все-таки школа КГБ — это школа КГБ.
Когда Феофил Фатеевич, обеспокоенный долгим молчанием гостя, заглянул в детскую, то обнаружил, что Потап скончался. Налицо были все признаки внезапной смерти. Выгнувшись и широко раскинув ноги, товарищ Мамай полулежал в кресле с запрокинутой головой. Его бледное лицо выражало полное презрение ко всему мирскому; застывший взгляд не выражал ничего; правая рука, выронив письмо, безжизненно лежала на полу.
Преодолевая страх, Феофил Фатеевич приблизился к покойному и робко протянул руку, чтобы закрыть ему веки.
— Где? — тихо и совершенно неожиданно спросил умерший.
— А? — вздрогнул Буфетов.
— Посылка где? — повторил вопрос Потап, раздраженно отбив его руку. Как видно, он был при добром здравии, но в плохом настроении.
— Посылка? Какая? — пролепетал Феофил Фатеевич, приходя в себя. — Ах, посылка! Я сейчас, сейчас принесу. Где-то я ее положил.
Он долго рылся на антресоли, копошился в шкафу со старой обувью и наконец нашел. Это был небольшой фанерный ящичек с тем же обратным адресом, что и на конверте.
Выпустив хозяина из комнаты и заперев за ним дверь, Потап приступил к вскрытию.
В посылке лежала облезлая кроличья ушанка, внутри которой он обнаружил четыре увесистые болванки, завернутые в носовые платки. Затаив дыхание, Потап развязал один из них… В ладонь кладоискателя скатился палец. И хотя на нем не было ни пробы, ни других знаков, вне всякого сомнения, он был отлит из чистейшего золота… В остальных свертках оказались еще три таких же. Потап положил их на стол в строгом порядке: указательный, средний, безымянный и мизинец — четыре пальца от одной руки. Большого пальца не было. На дне шапки лежала сопроводительная записка:
Извини, что передаю тебе только четыре. Пятым пришлось рассчитаться с таможней. Думаю, моя революция выдержит потерю 2 кг золота. За меня не волнуйся: твою долю я спишу на счет таможенников.
Мамая потянуло на свежий воздух. Распихав золото по карманам, он с ощущением приятной тяжести вышел на балкон.
— Гена что-то прислал? — полюбопытствовал Буфетов.
— Да, прислал, — задумчиво проговорил бригадир, глядя вдаль. — Шапку зимнюю вам прислал. Пойдите примерьте, как раз вашего размера.
На балкон, зевая, вышли Тумаковы.
— Доброе утро, — сказала Натка. — Есть известия от Гены?
Скосив глаза, Потап оценил выпуклость ее живота и нахально ответил:
— Ага, есть. Привет тебе передавал.
— Спасибо, — потупилась Тумакова.
Эдька, не уловив в его голосе иронии, гордо сообщил:
— А мы вот ребенка ждем. Если будет девочка, то Натка хочет назвать ее Дианой, а если мальчик — то Дианом. А я говорю, что Диан — неподходящее для мальчика имя. А вы как считаете?
— Верно, неподходящее.
— Вот видишь, Натка! А как, по-вашему, нам его лучше назвать?
— Назовите его… — произнес Потап, не спеша закуривая, — назовите его Педровичем.
— Педрович? Что это за имя такое?
— Это не имя, это отчество. От простого кубинского имени Педро.
— Странно, — недоумевал Тумаков.
— Ничего странного, — холодно заметил бригадир. — Ты еще странных вещей не видел. Ничего, касатик, скоро увидишь.
Натка вспыхнула и, не говоря ни слова, умчалась в спальню. Подумав, следом за ней ушел и Эдуард.
Оставшись в одиночестве, Потап нервно докурил сигарету, развернул письмо и вновь углубился в его содержание.
Сперва Потап держался молодцом, оставаясь беспристрастным, как учитель, проверяющий диктант, но уже после первого абзаца на его лице выразилось страдание. Такого позора экс-председатель не терпел давно…
