Дональд Уэстлейк - Лазутчик в цветнике
— Восхитительно, — сказал я. — И ты хочешь, чтобы я участвовал в митинге этой шайки, да?
— Дело в том, что ВСБГН больше не существует.
— Не существует? То есть они прекратили деятельность?
— Вот именно. Кажется, одна из их бомб взорвалась раньше времени, прямо у них в штаб-квартире, когда там шло собрание. И все взлетели на воздух.
— Бомбы… — пробормотал я.
— Теперь, — продолжал Мюррей, просматривая принесенные бумаги, — дело обстоит так. Список, опубликованный генеральной прокуратурой четыре или пять лет назад… ага, вот он! Этот список был напечатан с ошибкой. В наборе слово «всемирный» просто выпало из названия организации. Надо полагать, именно поэтому твой приятель Юстэли вообразил, что ты — один из тех самых террористов, которых он так жаждет видеть. Вполне возможно, что эта типографская ошибка позволит тебе вчинить иск, особенно если ты получишь какое-нибудь ранение…
— Замолчи, Мюррей.
Он поднял глаза.
— Что? А? Ну ладно, ладно, замолчу. Ты прав. Извини. Так, вернемся к обсуждаемому вопросу.
— Джин, — сказала Анджела, — я думаю, тебе надо пойти на этот митинг, вот что я думаю.
— Почему? — спросил я.
— Потому, что тогда они не станут на тебя покушаться, а ты сможешь раздобыть улики и заставить ФБР прислушаться к тебе.
— Мюррей, что ты об этом думаешь? — спросил я.
— Джин, тебе решать.
— Черт, да знаю я! Но что ты об этом думаешь?
— Что я думаю? Я думаю, что Анджела права. Я думаю, ты можешь сходить на митинг, ничего не опасаясь, и разузнать что-нибудь о замыслах Юстэли. Они ничего не заподозрят и не захотят разделаться с тобой. Я не говорю, что ты непременно соберешь весомые доказательства, которые можно представить в ФБР, но по крайней мере удержишь Юстэли и остальных от поползновений на твою жизнь.
— Ну, не знаю, — пробормотал я. — Это вроде бы лучше, чем первые два выхода, но все равно не знаю… А что, если я попросту провалюсь? Что, если не сумею подделаться под террориста?
— Судя по всему, сегодня днем Юстэли не сомневался в твоей кровожадности, — подчеркнул Мюррей. — Кроме того, там будет не меньше десяти человек, и никто не станет специально следить за тобой.
— Да, но отправиться туда в одиночку…
— Я пойду с тобой, Джин, — заявила Анджела так, будто приняла решение уже несколько часов назад.
Я посмотрел на нее.
— Что?
— Я пойду с тобой. Я хочу посмотреть на этих людей. Кроме того, вдвоем мы будем чувствовать себя более уверенно, правда, Мюррей?
— Ну… — с сомнением промычал Мюррей.
— Ты не пойдешь, — заявил я.
— Еще как пойду. Я умею стенографировать. Тебе и невдомек, да? Этим-то я и займусь. Буду стенографировать все, что они скажут.
— Определенно нет, — отрезал я. — Пойду один. К тому же приглашали только меня. Как я проведу тебя туда?
— Как свою секретаршу, — сказал Мюррей. — На самом-то деле это неплохая мысль. Если Анджела сумеет сделать стенограмму собрания…
— Мюррей, — ответил я, — ты готов пойти на это? Ты хочешь, чтобы Анджелу убили?
— Нет, не хочу. Я не хочу, чтобы вообще кого-нибудь убили. Но если вы будете вести себя достаточно осмотрительно, никто из вас не подвергнется сегодня никакой опасности.
— Мюррей, тебе придется…
— Ой, мамочки! — вскричала Анджела, вскакивая на ноги. — Который час?
Мюррей взглянул на часы.
— Почти половина седьмого.
Анджела сняла с запястья свои маленькие часики и встряхнула их.
— Проклятье, сломались.
— Не ходят?
— Ходить-то ходят, только они должны еще и звонить. Как будильник, знаете? Всякий раз, когда они звонят, мне следует принимать пилюли. Надо было сделать это еще в шесть часов, — она торопливо пошла в кухню, бросив через плечо: — Сейчас вернусь.
Мюррей взглянул на меня.
— Будильник на запястье?
— Подарок отца, — объяснил я. — Эдакие часики-напоминатель. Они звонят, как колокольчик.
— Когда приходит пора глотать пилюли? Она что, больна?
— Нет. Питательные, противозачаточные и для настроения.
— Вот как? Все вместе? Ну что ж, если она еще не слегла, значит, скоро сляжет.
— Ничего подобного, — заспорил я. — Анджела здорова как ломовая лошадь, а выглядит и того лучше. Хотя и не так умна.
— Ты недооцениваешь эту девушку, Джин, — сказал он, и тут эта девушка вернулась в комнату.
— Итак, все решено? — спросила она. — И сегодня мы с тобой идем на собрание, правильно?
— Мюррей, ты и впрямь думаешь, что вести туда Анджелу не опасно?
— Разумеется, — ответил он.
— В таком случае, — сказал я, — вероятно, и мне тоже ничто не угрожает, — я кивнул Анджеле. — Ладно, пойдем вместе.
— Чудненько, — ответила она. — Мне не терпится поупражняться в стенографии.
— Идемте, угощу вас обедом, — пригласил Мюррей.
— Как обычно, от пуза? — спросил я.
— Твоя беда в том, что ты вечно поешь за упокой, — ответил он.
— Нет, — поправила его Анджела, — просто он слишком миролюбив.
— Это одно и то же, — сказал Мюррей. — Пацифист всегда убежден в том, что, ввязавшись в драку, непременно получит на орехи.
— Эх, Мюррей, — сказал я, — больше всего мне нравится в тебе то, что ты такой противный.
Мюррей весело рассмеялся, закрыл свой чемоданчик и встал.
— Пошли, — сказал он. — Перекусим в «Лачоу».
— Подожди минутку, — попросил я, потом взял карандаш и лист бумаги, написал на нем «Позор ФБР», разорвал на маленькие клочки и бросил их в корзину.
— Ну вот, — сказал я, — теперь я готов идти.
6
Я изогнулся на сиденье, посмотрел назад и сказал:
— О, Господи!
— В чем дело, Джин? — спросила Анджела, крутившая баранку своего желтого «мерседеса» с откидным верхом.
— Притормози у тротуара. Они нас потеряли.
Анджела покосилась на зеркало заднего обзора.
— Как это их угораздило?
— Не знаю, — ответил я. — Притормози, может, они опять нас найдут.
До полуночи оставалось четверть часа, мы ехали на север по Бродвею, направляясь на собрание, куда нас пригласил Юстэли; Мюррея мы высадили возле его жилища на углу Третьей авеню и Девятнадцатой улицы. Двое фэбээровцев (Д и Е) следили за нами от моей квартиры до ресторана, где их сменили двое других (Ж и 3), которые с тех пор и тащились за нами в синем «шевроле». Но сейчас они куда-то исчезли.
Анджела остановила машину возле пожарного крана, и какое-то время мы сидели, вглядываясь в поток транспорта. Был апрель, дул порывистый ветер, лил дождь. Из-за холода мы подняли матерчатый верх «мерседеса». Сейчас мы стояли между 68-й и 69-й улицами, а мимо непрерывной вереницей шли на север такси и иные легковушки. Но синего «шевроле» среди них не было.
С надеждой глядя через плечо, Анджела сказала:
— Может, они завязли в пробке на площади Колумба?
— Придурки, — буркнул я.
— Да нет, застрять на площади Колумба — плевое дело, — возразила она. — Я вечно там кукую.
Я взглянул на нее и решил не спорить. Вместо этого я сказал:
— Черт, но ведь они вроде профессионалы. Считается, что они способны выслеживать людей даже на площади Колумба.
Анджела выглянула из окна, показала пальцем и спросила:
— Это не они?
— Нет, это «понтиак».
— Правда? — Анджела проводила машину глазами. — А они на чем ехали?
— На «шевроле».
— Не понимаю, какая между ними разница, — призналась она.
— Никакой.
Анджела взглянула на меня, дабы убедиться, что я не шучу, и спросила:
— Как же тогда ты их различаешь?
— По узору на капоте. У всех машин компании «Дженерал моторс» разные узоры, чтобы продавцам было легче назначать цену. — Я посмотрел на часы, встроенные в приборный щиток. Они шли и показывали без семи двенадцать. — Мы опаздываем.
Анджела взглянула на свои наручные часики, пребывавшие в более-менее рабочем состоянии, и сказала:
— Пожалуй, не стоит больше ждать.
— Мне бы хотелось, чтобы нас пасли несколько агентов ФБР, пока мы будем на собрании, — объяснил я. — Так, на всякий случай.
— Ладно, больше ждать нельзя, Джин, — решила Анджела. — Может, в полночь там запрут двери, или еще что-нибудь, а самое главное для нас — попасть туда.
Я пожал плечами, бросил последний взгляд на юг вдоль Бродвея и ответил:
— А, черт с ними. Ладно, поехали.
— Хорошо, — сказала она и снова втиснула «мерседес» в поток машин.
(Не судите строго за очень-очень лирическое отступление. Я уже говорил, какие чувства охватывают меня при виде нарядов Анджелы, но когда я вижу ее в автомобиле, чувства эти делаются вдвое, если не втрое острее. Когда эта лощеная красотка сидит на водительском кресле прекрасной машины, нажимая длинными стройными ножками на педали, обхватив длинными тонкими пальчиками руль и вскинув точеную белокурую головку, во мне просыпается сатир с раздвоенными копытами и прочими причиндалами. Ну а то, что она — превосходный водитель — разве что слишком осторожничает и теряется в пиковых положениях, — и вовсе сводит меня с ума. Даже будь у Анджелы завязаны глаза, я все равно поехал бы с ней куда угодно.)
