Маргарита Южина - Свадебный марш на балалайке
– Да лучше бы… полено… – кряхтели охранники и часто семенили ногами.
Под такой тяжестью им было не до диспутов, зато Дуся наслаждался вовсю.
– И часто вы меня на такие пробежки носить будете?.. Макс, чего ты на правую ногу припадаешь, иди ровней!
– Сейчас брошу на хрен! И подыхай! От чего ты там хотел – от инсульта?
Парни мучились минут двадцать, потом больной таки сжалился и ступил на ноги. Он даже несколько метров рискнул пройтись быстрым шагом. В таком бодром движении и застала его Ксения. Глядя на Дусю, она невольно раскрыла рот. В сравнении с обессиленной охраной он выглядел цветущим бутоном. Взглянув же на Макса с Толиком, белокурая красавица только удрученно покачала головой:
– Садитесь.
День настолько измотал начинающего охранника, что к вечеру он уже не чувствовал под собой ног и сразу после скудного ужина (Ксения теперь самолично присутствовала при трапезах и учитывала каждый кусок) побрел к себе в комнату, чтобы до утра ни о чем не думать. Сегодня он даже не успел поразмышлять: какого же рожна с ним носится все это полоумное семейство, включая охранников.
Ночью к нему явилась Офелия. Конечно, это была она, потому что только сумасшедшей придет в голову лазить по подоконнику в прозрачной тунике, учитывая, что на дворе конец апреля. Если не брать во внимание ее умственного недуга, она была прекрасна! Большие глаза, наверняка безумные, волосы цвета сливочного масла, тонкие белые руки – сразу видно, что девушка не кузнецом работает, и голос… Голос нежный, звенящий и немного прокуренный.
– Дорого-о-ой… – мелодично позвала Офелия, с опаской усаживаясь на высокий подоконник. – Я твой сон. Пойдем со мной…
Девушка поднялась и чуть не оступилась. Еле слышно она матюгнулась, но это не испортило очарования.
– Так ты идешь? – плавно махала она руками и призывно улыбалась.
Дусик просто не мог оторваться от видения. Вот плохо, что мамы нет, она бы тоже за него порадовалась, хотя… Она наверняка сейчас радуется совсем по иному поводу!
– Я не поняла, ты чего, еще не проснулся? – нетерпеливо проговорила девушка и уперла руки в бока.
– Я… это… Я не хочу просыпаться… – просипел Дуся. – Мне с тобой интересно… Сама же говоришь: сон!
– А, ну да… – опомнилась безумная и выдала упражнение для танца живота.
Наверняка где-то у себя в Датском королевстве она прошла курсы виляния тазом. Дуся завороженно наблюдал за ночной гостьей.
– Слушай, я ведь не могу с тобой до утра, ты собирайся и пойдем. Представь: сейчас кто-нибудь постучится, и тебе придется проснуться. А там уж думай – получится у меня еще раз тебе присниться или другие клиенты будут, не угадаешь. Так что давай поторапливайся, – здраво рассудила Офелия.
Дусик поспешно вскочил и, стыдливо прикрывая руками ситцевые трусы (Алекс сказал: они не модные), поспешил нарядиться в костюм.
Офелия сидела на подоконнике, болтала ногами и прикуривала неизвестно откуда взявшуюся сигарету.
– Слышь, если думаешь, что мы с тобой на презентацию, – ошибаешься, – честно предупредила она. – Нам тут недалеко, так что ты костюм мог бы и не надевать.
Дуся не спорил. Он только быстрее стал застегивать пуговицы и зашнуровывать ботинки.
– Да иди в тапках, – теряла терпение Офелия. – И вообще, будешь копаться – уйду.
Конечно, никуда она не делась, они ушли вместе. Дуся спотыкался о какие-то корни, кирпичи и все же дошел, да здесь и идти было меньше минуты. Наяву он не знал этого места – заброшенная пыльная комната с ажуром паутины, скрипучая древняя кровать, пыль, грязь и холод. В обустроенном коттедже Алекса такой берлоги не было.
– Дорого-ой, – снова низким голосом проговорила Офелия и толкнула Дусю в лоно кровати. – Раздева-а-айся, я вся дрожу-у-у…
– Ну так… понятно… Только… это… если я разденусь, я тоже дрожать начну, – пытался сесть в кровати Дуся. Все-таки жалко было пачкать такой дорогой костюм.
– Ты так и будешь одетым всю ночь? – вытаращилась на него девушка.
– Да ничего-ничего, не стесняйся, – успокаивал ее Дуся. – Показывай, какая там у тебя программа.
Девушка пожала плечами, а потом приказала:
– Давай хоть тебе глаза завяжем, если ты такой упертый. Нет, это одуреть надо: сидит с бабой и даже пиджак не скинет.
– Я бы попросил вас изъясняться шекспировским языком… Если можно. И еще – сразу хочу вас предупредить: у меня уже в некотором роде имеется любимая девушка (конечно же Ксения, куда от нее денешься), так что не надо мне завязывать глаза, но в остальном… если у вас далеко идущие планы…
– Да! У меня очень далеко идущие планы! Я мечтаю еще присниться тебе, твоему сыну и твоему внуку! Поворачивайся, идиот! Дай хоть руки завяжу!!!
Пока Дуся думал, стоит ли обижаться на сумасшедшую Офелию, она ловко скрутила ему руки за спиной, и объект ее страсти стал беспомощным, как беззубый щенок.
– Милая девушка, а для чего руки-то связывать? – бормотал он.
– Это… для пущей страсти… – пыхтела девушка и напоследок шлепнула ему на рот скотч. – Ну вот, сейчас тебя еще немного перевяжу, чтобы ты не трепыхался, и займемся самым главным.
Руки ее уже скользили по телу и перевязывали сонную жертву, как ветчину, веревками. Дусик непроизвольно втянул живот, чтобы казаться стройнее. Она запеленала его, будто крохотного младенца, старой простыней – хорошо подготовилась, хоть и полоумная. А потом неласково фыркнула и удалилась.
Дусик мычал, но так, не сильно, он слышал, что она шуршит где-то рядом. У Офелии, вероятно, случилось обострение слабоумия, потому что она появилась теперь в каком-то кожаном прикиде, который сплошь состоял из ремней и дырок. Самое неприятное: в ее руках была настоящая плетка. Девица размахнулась, плетка взвизгнула и опустилась на дрожащую Дусину плоть. Тонкое полотно дорогих брюк не спасло от обжигающей боли. Взреветь во всю силу легких помешал скотч, зато у Евдокима немедленно выскочили глаза из орбит и стали как у того рака – на ножках.
– Дорого-о-ой, я научу тебя любить страдания, – мяукала сумасшедшая и продолжала с остервенением хвостать дорогого плеткой. – Тебе ведь уже нравится, правда?
«Господи! Это что же за извращение такое?! – думал Дуся, покрываясь хладным потом. – Что-то такое я уже где-то читал. Некоторым это даже нравится… Может, надо прислушаться к себе, и мне тоже придется по вкусу? Для начала надо попробовать привыкнуть к боли».
Однако прислушиваться не получалось: с каждым ударом плетки все меньше хотелось к боли привыкать и все больше вызывала раздражение сама Офелия. Может, эта страстная садистка и запорола бы объект своих вожделений насмерть, но чувствовалось, что силы у нее уже на исходе: все ниже взлетала рука, и плетка уже визжала не так весело – Офелия выдохлась.
– Ты еще жив? – пнула она ногой связанного возлюбленного и зашипела в самое ухо: – Поваляйся пока, а потом я приду и перережу тебе твою толстую глотку!
И она вышла. Слышно было, как ее шаги торопливо удалялись от старенькой избушки.
Дуся обиделся до невозможности. Идиотство! Значит, это была не страсть?! Он как дурак кряхтел, терпел, старался мычать негромко, а несколько эротично… так это была не любовь?! Не любовь, не любовь… Она просто связала его и отшлепала по заднице, как сорванца за двойку?! А еще… А еще она обещала вернуться и добраться до его глотки. Кажется, она мечтала ее перерезать! Черт! Так это совсем не сон! А если и сон, то есть вариант наутро не проснуться. Фигушки! Она еще не знает Дусика!
Дуся Филин заелозил на кровати, а потом изо всех сил напряг живот. Нет, иногда большой объем этой части туловища оказывает неоценимую помощь – старые простыни не выдержали натиска массы и затрещали. Дусик повертелся еще немного и снова напрягся. После нескольких минут таких упражнений старые тряпки сдались – теперь у него были связаны только руки и залеплен рот. Зато при надобности он мог уже бежать. Опять же, с такими узлами за спиной далеко не убежишь – споткнешься на первой же кочке и фиг поднимешься, будешь на животе качаться как на качелях. Да если еще кто увидит – засмеет. Значит, надо освободить руки. А как это сделать, если ручки коротенькие, а тело большое? В мозгу у Дуси всплывали только совсем неподходящие варианты: то ему припоминалось, как такой же страдалец зажигал огонь и пережигал веревку, то вообще пленник с ловкостью гимнаста перелезал в кольцо из собственных рук, а когда они впереди, их освободить нетрудно, то какому-то счастливчику удалось совершенно случайно найти острый как бритва нож, и он терся о него веревкой, как свинья о забор. Ни один из этих способов Дусе не подходил. Он не мог пережечь веревку, так как боялся сгореть со связанными руками. Никому не пришло в голову положить на видное место острый кинжал, чтобы перерезать путы, а уж о том, чтобы пролезть в кольцо из собственных рук, не стоило и думать – некоторые части определенно застрянут. В конце концов, так ничего и не придумав, Дуся выскочил в дверь хибары со связанными руками, благо ночная шалунья оставила ее незапертой, так надеялась на крепость узлов, и огляделся. Это был заброшенный сарай, и находился он на территории соседнего коттеджа. У соседа хоть и было совершенно запущенное хозяйство, но на его огромном участке можно было спрятать пятиэтажный дом. Сарай прятался в тени старых яблонь и в глаза не бросался. Евдокиму все-таки повезло несказанно – со связанными руками, в непотребном виде, он умудрился перебраться на знакомый двор и даже прокрасться к себе в комнату никем не замеченным! Непонятно, почему все двери оказались открытыми, неясно и то, что ни один охранник не попался по дороге. Даже комната Евдокима оказалась незапертой, вероятно, само провидение решило, что ночных забав на сегодня достаточно. Прошмыгнув к себе, несостоявшийся любовник перевел дух. Он все еще был со связанными руками и с залепленным ртом, но чувствовал себя значительно уверенней. Лучше всего веревку можно было разрезать ножницами. И они у него в комнате были, но только кто будет стричь? Дуся и так пробовал и эдак – никак не получалось. Тогда он изловчился, просунул лезвие ножниц в веревку и ухватил одной рукой ножницы за кольцо, потом подошел к стене и надавил на другое кольцо. Веревка заскрипела. Пот заливал глаза, дышалось жутко неудобно, кожу лица стягивала липкая лента, но Дуся крепился и только сильнее скрежетал зубами. Наконец – о чудо! – веревка сдалась! Тотчас же Дуся сорвал скотч.
