Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
— Что-о?
— Ужин готовила.
— Да-а?
Сообщение брата потрясло Евдокию — пожалуй, даже больше истории с кровью. Ева была известной лентяйкой и неумехой. Единственное, что она сносно умела делать, так это выколачивать своими длинными пальцами из рояля какие-то звуки. Порой, даже волшебные звуки — в остальном же Ева полный профан.
— Боб, не ешь у нее ничего, — испуганно предостерегла Евдокия. — Еву я очень люблю, но не доверю ей даже пожарить глазунью. Даже укроп не доверю с грядки сорвать. Она совершенно не умеет готовить. Она вообще ничего не умеет.
Теперь удивился Борис:
— Да ну! А мне она сказала, что любит шить, вязать, а в стряпне просто фанатка.
— Не может быть! — поразилась Евдокия.
Борис рассердился:
— Выходит, я лгу?
— Не ты…
Она растерялась и, заподозрив неладное, настороженно спросила:
— Боб, а как Ева все это время себя вела?
Борису вопрос не понравился.
— Как порядочная женщина, — буркнул он.
— Это как?
Он понял, к чему сестра клонит, и окончательно разозлился:
— Ты не знаешь как ведут себя порядочные женщины?
— Откуда мне знать?
— Они провоцируют, но не дают, — рявкнул Борис, чем окончательно Евдокию расстроил.
— Значит я непорядочная, — пропищала она.
Ему стало смешно:
— Что, совсем не даешь?
— Нет, не провоцирую.
— Не провоцируешь? Нужели сразу даешь? — шутливо испугался Борис, поддразнивая Евдокию.
— Иди ты к черту, пошляк! — рассердилась она. — Что ты себе позволяешь?
— Что?
— Ты не забыл? Я твоя младшая сестра, а ты меня гадостям учишь.
— Гадостям?! Ха! Учитывая, что я не женат, а ты давно уже замужем, нужно подумать кто кого раньше научит. Как раз брак и кишит всеми гадостями, — парировал Боб и миролюбиво добавил: — Ладно, Дуняша, хватит нам цапаться.
— Никто и не цапается, всего лишь хотела предостеречь тебя, братец: смотри в оба, как бы дурака из тебя не слепили. Кое-кто это очень умеет, хоть и не скульптор, а музыкант.
— Я понял, о ком идет речь, но Ева ведет себя скромно. И ей не до меня. Говорю тебе, кровь действительно появляется на этих чертовых клавишах. Уже третий раз. Когда Ева готовила ужин…
Евдокия фыркнула, но промолчала.
— Когда Ева готовила ужин, — настойчиво повторил Борис и мягко продолжил, — я сделал вид, что хочу помыть руки, но завернул в кабинет вместо ванной.
— И что?
— На клавишах снова была кровь.
Хмыкнув, Евдокия спросила:
— А балконная дверь?
— Закрыта.
— Ужас какой! — против своего желания содрогнулась она.
Борис согласился:
— В том-то и дело. Кстати, Ева об этом не знает. Кровь я вытер, ничего ей не сказав.
— А потом? Что было потом? — нетерпеливо воскликнула Евдокия.
— Потом мы ужинали.
— Ха-ха!
Борис раздраженно повторил:
— Да! Мы ели!
— Что?
— То, что она приготовила!
— И как?
— Очень вкусно! — бодро заверил Борис.
Евдокию передернуло.
— Брр! Может скажешь, что это было? — брезгливо поинтересовалась она.
— Котлеты по-киевски. И ты, сестренка, совсем неправа: Ева отлично готовит.
— Ева отлично дурит тебя, — не скрывая торжества, сообщила Евдокия. — Даже обезьяне под силу достать готовую котлету из вакуумной упаковки и сунуть ее в микроволновку.
— Выходит, и Ева что-то умеет, — рассмеялся Борис, — выходит, и она на что-то способна.
— Тебе виднее, — ядовито заключила Евдокия.
— Сестренка, ты злючка.
Евдокия подумала: «Вижу, вы спелись, мои котлеты ты никогда не хвалил».
Но упрекнуть брата вслух она не решилась — не посочувствует, засмеет.
— Это странно, — удивился Борис, — не даешь мне сказать ни слова. Вот и пойми этих женщин. Речь о жутких вещах, а сестрицу мою беспокоя котлеты. Почему ты всегда зависаешь на пустяках? Тебе что, не интересно про кровь?
— Уже не интересно!
— Почему?!
— Я абсолютно уверена, что Ева всех нас искустно дурит, — отрезала Евдокия. — Осталось выяснить, зачем ей это понадобилось.
— Так давай выяснять.
— А я чем, по-твоему, занимаюсь? Это ты зависаешь на мелочах: капли, лужицы — все ерунда. Истина только в котлетах!
— Вот она, женская логика! — поразился Борис. — Убей, не пойму о чем идет речь. Дуня, куда ты клонишь?
— Если дашь мне два-три часа, я тебя просвещу, — заверила Евдокия, чем привела брата у ужас.
Он завопил:
— Нет-нет! Не сейчас! Давай, лучше я тебя просвещу.
— Бесполезно, — не согласилась она. — Твой разум молчит, после котлет в тебе остался только самец.
Борис обиделся:
— Почему это?
— Мясо способствует созданию адреналина, а уж Ева знает на какие подвиги направить этот гормон.
— Слишком ты стала начитанная.
— Не забывай: мой муж медик, — напомнила Евдокия. — Поэтому я могла бы продолжить, каким непоправимым химическим изменениям теперь подвергнется твой организм после злосчастной котлеты.
— А может быть лучше продолжу я, ведь я начал первым.
— Так и быть, попробуй, — сжалилась сестра.
— А тут и пробовать нечего. После ужина раздался телефонный звонок…
— Соседка!
— Соседка.
Евдокия немедленно вставила:
— Представляю чего ты наслушался.
— Да, женщины немного поговорили, — мягко согласился Борис.
— Немного? Ах да, минут сорок болтали, не больше, меня же ты упрекать начинаешь уже в первые секунды разговора с подругой.
— Ева отправилась открывать дверь соседке, — не обращая внимания на очередную ремарку сестры, деловито продолжил Борис, — я же времени не терял. Заметь, перед этим мы с Евой находились в одной комнате и ни на секунду не расставались. Так вот, Ева пошла к соседке, а я снова метнулся к роялю.
— И что?
— Опять кровь на клавишах.
— А Ева?
Борис рассердился:
— Что — Ева?
— Ева-то где?
— Сейчас?
— Ну конечно!
— Она в столовой, с соседкой беседует, а я, пользуясь этим, тебе звоню. Дуня, здесь чертовщина какая-то: опять (уже в третий раз!) на клавишах кровь. Заметь, Ева снова об этом не знает.
— Это ты так думаешь, — ехидно вставила Евдокия.
— А как еще я думать могу, если мы с ней не расставались? Дуня, пойми, Ева на кухне была, потом в столовой. Она стопроцентно в кабинет не ходила.
— Боб, не хочу тебя обижать, но иногда ты бываешь ужасно рассеянным…
— Не смей делать из меня дурака! — вспылил Борис. — Или ты забыла, что я здесь по твоей просьбе?! Сначала ты впутываешь меня, а потом… Ты что, издеваешься?
Евдокия пошла на попятную:
— Ладно-ладно, пусть так, как ты говоришь, но от меня-то чего ты хочешь? Ведь не за тем же ты мне звонишь, чтобы впечатлениями поделиться.
— Само собой, не за тем. Дуняша, мне нужен совет врача.
Она испугалась:
— Речь о муже?
— Да, я хочу эту кровь сдать на анализ. Чья она: животного или человека? Или это вообще не кровь. Короче, Леня рядом?
— Да.
— Тогда передай, пожалуйста, трубку ему.
Затея совсем не понравилась Евдокие.
— Об этом не может быть речи! — закричала она, с ужасом представляя, что Лагутин узнает о деятельности, которую жена развернула за мужней спиной, нарушив все свои обещания и его запреты.
Борис удивился:
— Не может быть речи? Почему?
— Сейчас объяснить я тебе не могу, но поверь (умоляю!) на слово: у меня от этого могут быть неприятности. И очень большие. Вплоть до развода, — воскликнула Евдокия, нарочно сгущая краси.
Но разве этим Бориса проймешь — каким-то разводом. В развод-то он и не поверил:
— Глупости, пустяки. Леонид Палыч поймет. Он трезво мыслит, тем более, что я сам ему все объясню.
«Ха! Трезво мыслит и потому в кровь на клавишах непременно поверит — вот она, хваленая мужская логика!» — подивилась Евдокия и заявила:
— Как раз твоего объяснения мне слышать и не хотелось бы. Я не позволю с ним говорить.
— Ладно, обойдусь без тебя, — разозлился Борис и чертыхнулся: — Черт возьми, зря только время потратил! И это моя родная сестра! — сокрушился он и вопросил: — От кого же еще мне ждать помощи?
— Боб, миленький, ты пойми…
Но Евдокия не успела оправдаться перед братом: он прекратил разговор, не стал ее слушать. Трубку она укладывала в карман с таким рассеянным видом, что Лагутин тревожно спросил:
— Что-то случилось?
— Нет-нет, все в порядке, — вздрогнув, поспешила ответить она и нервно оглянулась на пса.
Пес не шевелился и почти не дышал.
В его желудке (тесном от частого голода) тяжелел ресторанный ужин. Ничего подобного пес не едал даже во времена своего младенчества — когда он не ходил, а катался толстым смешным клубком и с изумлением пробовал взрослую пищу. Он тогда был прелестным молочным щенком, забалованным щедрым братом-туристом.
