Кирил Бонфильоли - Не тычьте в меня этой штукой
– Странным образом вы меня заинтересовали, – сказал я. – Оставь его в покое на минутку, Джок, ибо сейчас он нам Расскажет Все.
Мы его больше и пальцем не тронули – не умолкал он по собственной воле. Не нужно быть трусом, чтобы не любить падений с тридцати футов на шипастые ограды, особенно в голом виде. Уверен, на его месте я бы тоже проболтался.
История до сего момента была такова, а именно: Фугас Глоуг с необычайным отсутствием изящества влез этой «клубничкой» непосредственно в ухо своему старому Однокласснику – второй половине участников скетча «Приходящие к соглашению особи мужского пола», – отправив ему 35-миллиметровый контактный фотоотпечаток неприличного снимка. (Это никоим образом не входило в оговоренный план и раздражало до невероятия. Полагаю, ему до зарезу потребовались деньги на карманные расходы; бедняжка, попросил бы у меня.) Ныне весьма августейший одноклассник, живущий в постоянном ужасе перед Сестрой своей жены и другими Родственниками, решил все же расстаться с разумной суммой, о которой встал вопрос, но также пригласил помощника комиссара столичной полиции на ужин, и за портвейном раскинул осторожные щупальца, как то: «А что ваши парни сейчас делают с шантажистами, а, Фредди?» – и так далее. Помощник комиссара, видевший некий неопубликованный материал по Однокласснику в сейфе редактора газеты, отпрянул, как испуганный жеребец. Решив, что знать о таком ему крайне непозволительно, он – возможно, из мести – сообщил Однокласснику имя и номер старины Мартленда. «Просто на случай, если кого-нибудь из ваших знакомых начнут донимать, сэр, ха ха».
После чего Одноклассничек приглашает на ужин Мартленда и предоставляет ему все новости, годные для печатной страницы. Мартленд отвечает: «Предоставьте это нам, сэр, мы привыкли иметь дело с паскудниками такого пошиба», – и принимается действовать.
На следующий день Фугаса навещает некий конюший и, благородно похмыкивая в усы командира эскадрона, вручает ему портфель-дипломат, набитый большими и грубыми на ощупь десятифунтовыми банкнотами. Пять минут спустя туда же галопом врывается Мартленд со своими гауляйтерами и уволакивает несчастного Фугаса в злополучную Сельскую больницу. Там Глоуг сводит краткое знакомство с автомобильным аккумулятором, после которого значительно мягчает и снова приходит в себя с уставным стаканом скотча под носом. Только сделан Глоуг из матерьяла попрочнее моего; так часто бывает с обычными гомосеками.
– Пфу! – говорит он вздорно – а может, и «Фи!». – Уберите от меня эту гадость. У вас что, нет шартреза? И напрасно думаете, что вы меня пугаете: я обожаю, когда меня мутузят такие большие и волосатые дорогуши.
И он это доказывает на деле, и показывает им. Всех тошнит.
А у Мартленда инструкция – лишь вколотить в Фугаса страх божий и удостовериться, что эта фотографическая неприятность прекратится немедля. В приказе ему особо подчеркнули: не напирать, – и ничего особо возмутительного не рассказали, но по природе своей, а также из привычки, развившейся за долгое время, Мартленд любопытен; кроме того, у него выработался довольно нездоровый ужас перед гомиками. И он решает добраться до самых глубин этой загадки (возможно, не самое удачное тут выражение) и вынудить Фугаса Рассказать Все.
– Очень хорошо, – мрачно говорит он. – От вот этого вам станет больно по-настоящему.
– Вы всё обещаете, – жеманится Фугас.
Поэтому на сей раз его обрабатывают так, что боль добивает до самого основания диафрагмы, – такой даже Фугас вряд ли способен насладиться. Придя в сознание, он очень сердит, но также испуган, что утратит свою привлекательность, а потому рассказывает Мартленду, что в лице достопочтенного Чарли Маккабрея у него имеется очень мощная страховка, и лучше бы им поостеречься, так что вот. После чего накрепко затыкается, и Мартленд, теперь уже в ярости, обрабатывает его еще разок: до того момента подобная обработка резервировалась исключительно для китайских «кротов». Ко всеобщему смятению, Фугас падает замертво. Сердчишко дохленькое, понимаете.
Ну что, на войне, как говорится, и похуже бывает, да и Фугас вообще-то никому на самом деле не нравился, кроме, наверное, пары-другой гвардейцев из Челсийских бараков, но Мартленд – не тот человек, который ценит милости, не означенные в договоре. Все это дело оставляет в нем осадок совершеннейшей неудовлетворенности, и в особенности – потому, что он до сих пор не разобрался, что же все это значит.
Стало быть, судите сами о его досаде, когда Одноклассник вызванивает его в нешуточной тревоге и просит прибыть к нему немедленно и привезти с собой несчастного Фугаса. Мартленд отвечает: да, разумеется, буду у вас через несколько минут, вот только э-э трудновато будет доставить мистера э-э Глоуга в данный момент. По приезде ему показывают – в совершенной потере рассудка – крайне тревожное письмо. Даже Мартленд, чей вкус несет на себе несколько пятнышек, пугается бумаги, на которой оно написано: имитация пергамента с краями сколь неровными, столь и позолоченными, на верху страницы – богато вытисненный липовый герб, а внизу – многокрасочный вид заката в пустыне. Адрес, выписанный древлеанглийскими буквицами: «Rancho de los Siete Dolores de la Virgen, штат Нью-Мексико». Короче говоря, письмо – от моего очень доброго клиента Милтона Крампфа.
И в нем говорится – заметьте, сам я это послание и в глаза не видел, предлагаю вам лишь парафраз Мартлендова отчета, – что мистер Крампф буквально преклоняется перед выдающимся Одноклассником и желает основать клуб его поклонников (!) с тем, чтобы распространять малоизвестные биографические материалы о вышеупомянутом Однокласснике среди сенаторов, конгрессменов, британских парламентариев и «Пари-Матч». (Этот последний – согласитесь, ужас.) Далее оно гласит, что на автора сего вышел некий мистер Тубус Глотк: он готов поучаствовать в начинании иллюстрированными воспоминаниями о «ваших взаимных школьных деньках в Кембридже». Кроме того, он рассуждает, как бы им троим где-нибудь встретиться и посмотреть, не получится ли придумать что-нибудь к их обоюдной выгоде. Иными словами, «клубничка». Застенчивая и неуклюжая – быть может, но все всяких сомнений – она. (Таким образом, к сему моменту уже два члена труппы съехали с катушек, и лишь я один остался здравым и ответственным. Мне кажется.)
Мартленд сделал в своей повести паузу, и я не стал его торопить: ибо это очень плохие новости – если миллионер сходит с ума, страдают люди победнее его. Я так озаботился, что, не подумав, дал Мартленду выпить. Роковая ошибка – ему полагалось нервничать и дальше. А так, стоило ему насосаться старым знакомым соком, он преисполнился было самоуверенности, и фигура его снова приняла обычную, раздражающе помпезную осанку. До чего же его, надо полагать, презирали собратья по офицерскому корпусу, наблюдая, как он угрозами и лизанием задниц всползает по ступеням карьерной лестницы. Но вместе с тем не следовало забывать, что он опасен – и гораздо умнее, нежели выглядит или говорит.
– Мартленд, – сказал я через некоторое время, – вы сказали, что ваши наймиты выследили меня сегодня утром до Спинозы?
– Именно. – Бодро, чересчур бодро. Он явно снова ощутил в себе силы.
– Джок, мистер Мартленд рассказывает мне выдумки. Шлепни его, пожалуйста.
Джок продрейфовал из сумрака, нежно освободил Мартленда от бремени стакана, склонился и милостиво уставился ему в лицо. Мартленд вытаращился на него в ответ, широко распахнув глаза и даже слегка приоткрыв рот. Это ошибка – открытый рот. Огромная лапа Джока описала в воздухе полукруг и хлопнула Мартленда по щеке, отдавшись звонким эхом выстрела.
Мартленд спланировал над подлокотником софы и остановился только у деревянной стенной панели. Некоторое время посидел там; его крохотные глазки сочились слезами ненависти и страха. Рот его, теперь закрытый, корчился – полагаю, он считал зубы.
– Сдается мне, с моей стороны, быть может, это глупо, – сказал я. – То есть, убить вас – достаточно безопасно, это как бы свяжет все концы навсегда, не так ли, а просто-напросто делать вам больно – от такого в вас только разыграется мстительность.
Я дал ему некоторое время подумать, осознать все мерзкие подтексты. Он подумал. Осознал. И наконец выжал из себя тошнотворную ухмылку – зверское зрелище, скажу я вам, – встал и сел снова.
– Я не стану держать на вас зла, Чарли. Осмелюсь сказать, вы считаете, что я заслужил небольшой порки за сегодняшнее утро. Вы по-прежнему не в себе, я имею в виду.
– В ваших словах что-то есть, – искренне признал я, ибо в его словах что-то было. – У меня сегодня состоялся длинный день, наполненный хандрой и увечьями. Если я немедленно не лягу, вероятнее всего, я вынесу крайне ошибочное суждение. Спокойной ночи.
С этими словами я вымелся прочь из комнаты. Рот Мартленда снова открылся, когда я закрывал дверь.
