Дарья Донцова - Дантисты тоже плачут
– Давайте заполним бланк опознания. Можете назвать фамилию, имя, год рождения?
Аркашка растерянно поглядел на Александра Михайловича:
– Зовут Лена, фамилию и год рождения не помню.
Александр Михайлович взглянул на меня. Я отрицательно помотала головой. Александр Михайлович начал злиться:
– Пустили человека в дом и даже фамилию не знаете? Где вы ее вообще взяли?
Пришлось рассказать правду. Александр Михайлович пришел в полное негодование:
– Стоило заболеть на две недели, как тут же делаете кучу глупостей! Мало ли кто что расскажет! Так и пустили к себе, даже документов не посмотрели и детей доверили? Нет слов.
– Я видел ее паспорт, – принялся оправдываться Аркадий.
– Ладно, – вздохнул полковник, – поехали домой.
В холле нас радостно встречали собаки.
– Наверное, его нужно поменьше кормить, – заметил Александр Михайлович, пощипывая Хучика за жирные складки на шее. Мопс от восторга и удовольствия жмурил глазки.
– Александр Михайлович, – обрадовалась Наташка, – как здорово, что решили заехать, сейчас кухарка бланманже готовит.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал полковник, – я при исполнении.
– А что ты исполняешь? – поинтересовалась Маня.
– Ну, хватит, – вышел из себя полковник, – показывайте комнату погибшей.
Наташка и Маня охнули от ужаса, и мы пошли на второй этаж. Ленкина спальня самая маленькая в доме – метров пятнадцать, не больше. Раньше здесь была бельевая, потом Наташка с Иркой превратили помещение в кладовую. Тут хранились банки с запасами, всякие травы, коренья. С появлением няни продукты убрали, но запах остался, и Александр Михайлович, войдя внутрь, тут же чихнул.
В спаленке не так уж много вещей – шкаф, стол, кровать, комод, пара стульев, кресло, торшер и небольшая тумбочка с ночником. Покрывало аккуратно застелено, под подушкой обнаружилась неожиданно красивая и скорее всего дорогая пижама. В шкафу висели носильные вещи. Кроме жуткого самовязаного свитера и юбки-обдергайки, в которых я привыкла видеть Ленку, на вешалках нашлось несколько красивых платьев, джинсы, блузки. Поразило нижнее белье – дорогое, красивое, но каких-то диких расцветок: красное, оранжевое, зеленое.
Паспорт увидели в комоде. Полковник развернул книжечку, с фотографии глянула серьезная Ленка.
– Оксана Криворучко, – медленно прочитала Наташка и изумилась: – Разве Лена – уменьшительное от Оксаны?
Следующим удивлением стал возраст: выходило, что няньке около тридцати, точнее, двадцать восемь с половиной лет.
– То-то Женя утверждал, что она не первой молодости, – удовлетворенно сказал Александр Михайлович, – к тому же по крайней мере уже один раз рожала.
Мы уставились на полковника во все глаза. Про ребенка Ленка не рассказывала. Но комод скрывал еще один секрет: под стопкой нераспечатанных колготок обнаружился довольно пухлый конверт. Внутри лежали деньги на общую сумму двадцать тысяч долларов. Ничего себе бедная сирота!
– Поглядите на белье, – сказал Александр Михайлович и двумя пальцами подцепил красный кружевной лифчик, – а потом подумайте, каким местом заработала ваша нянька деньги.
Мы молчали, пораженные открывающейся картиной.
– Как звали хозяйку, ну ту, что выгнала ее на улицу? – поинтересовался полковник.
– Кажется Алиса, – робко вспомнила Маня, – а может, Алена, в общем, как-то на А.
– Как-то на А, – передразнил приятель, – да вы просто куры безмозглые.
Глава 8
Генка и Катюша уехали смотреть Суздаль. Левчик рылся в развалах торговцев книгами, Сонька рыскала по магазинам. Я застала ее в холле примеряющей у зеркала шапочку из крашеного кролика.
– Смотри, какая прелесть, – восторгалась Сонька, поворачивая голову в разные стороны.
– Симпатичная, – без всякого энтузиазма сказала я, – кролик – чудесная парочка для кошки.
– Кролик? – возмутилась подруга. – Да глаза открой, это же розовая шиншилла.
– Кто? – изумилась я от души. – Розовая шиншилла? Всегда считала, что у этой несправедливо дорогой крысы серо-голубой мех.
– Действительно, – согласилась Сонька, – розовая шиншилла встречается крайне редко. Дело в том, что она обитает только в Австралии на почвах, богатых марганцевой рудой. Ест там всякие корешки, растения, и мех приобретает вот такой редкий отлив.
Из моей груди вырвался смешок. Несколько десятилетий тому назад, году этак в 1960-м, бедные студенты-биологи освоили нехитрый фокус. Белых лабораторных мышей, стоивших пять копеек пара, поили несколько дней слабым раствором марганцовки. Шкурки грызунов приобретали приятный оттенок, и нищие студенты торговали ими на Птичьем рынке уже по рублю за штуку. Назывались диковинные животные: «Розовый австралийский мышь».
Не знаю, пил ли несчастный кролик перед смертью марганцовку или тушку покрасили после кончины, но было ясно: Сонька опять наступила на грабли, поверив уличному торговцу. Хотя сама по себе шапочка выглядела не так уж и жутко.
– Остается только купить перчатки из мексиканского тушкана, – невольно вырвалось у меня.
– Мексиканский тушкан, – оживилась Соня, – никогда не слышала, что, очень дорого?
Без няньки очень трудно управляться с близнецами. Ольга похудела и осунулась. Ирка ложилась грудью на амбразуру, но ночью Кешка и Зайка оставались с детьми наедине. Спать они просто перестали и днем походили на лунатиков. Наташка проявляла редкую непреклонность:
– Давайте их на ночь ко мне, согласна качать крикунов, но в агентство больше не пойду, хватит. Сами вырастим, без подозрительных нянек.
Однако, повозившись ночку с Ванькой и Анькой, подруга стала посговорчивей:
– Хорошо, поищем няню по знакомым, но чтобы только с папкой рекомендаций. А пока поделим дежурства по-честному. В понедельник их трясу я, во вторник – Маруся, в среду – Дашка. Арцеуловым тоже нечего прохлаждаться, пусть забирают к себе в четверг, ну а пятница с субботой достанется родителям.
– А воскресенье? – спросила Маня.
Наташка призадумалась.
– Хорошо, пусть воскресенье тоже мое.
В разделении обязанностей была своя сермяжная правда, и план мне очень понравился, но только до шести утра среды. Именно в это время в спальню ворвалась невыспавшаяся Манька с племянниками.
– Вот, – радостно проговорила она, сваливая кульки на кровать, – уже утро среды – твоя очередь.
Ванька и Анька мирно посапывали, пуская пузыри.
«Что же, все-таки устают, – подумала я, – милые дети прекрасно спят. Просто ангелы».
Анька открыла глаза, посмотрела, улыбнулась, потом сморщилась и завопила. Следом немедленно заорал братец. Я лихорадочно кинулась к бутылочкам, но, поев, изверги не утешились. Крик усилился.
Я размотала Ванькины штанишки и обнаружила изумительно закаканную попку, такой же пейзаж наблюдался и в Анькиных ползунках. Сбросив испачканные памперсы в пакет, я потащила притихшего Ваньку в ванную, Анька продолжала заходиться на кровати. Пока я мыла братца, сестричка притихла и принялась издавать какие-то странные, похожие на громкое чавканье звуки.
Когда мы с чистым и довольным Ванюшкой вернулись в комнату, Анюта лежала на одеяле, суча ножками. Попка ее была удивительно чистой, даже блестела.
Я так и села. Слышала, конечно, о таинственной связи между близнецами, но чтобы такое… Анька довольно гулила. Из-под кровати высунулась морда ротвейлера. При первом взгляде на пасть пса стало понятно, кто помыл девочку.
– Снап, – завопила я, ухватив ротвейлера за гладкий загривок, – это не щенки, а дети!
Пришлось тащить упирающегося кобеля в ванну и мыть ему рот, щеки и нос мылом, чистить зубы, чтобы избавиться от запаха. Снап чихал и плевался, к концу процедуры мы оба вымокли до нитки.
Вернувшись в комнату, обнаружила, что Анька пописала на одеяло, а Ванюшка освежил подушки.
Короче говоря, дня я не заметила. Дети ели, писались и орали, спать не хотели ни под каким видом. Поэтому, когда в шесть вечера оба вдруг затихли и дружно засопели, я даже боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить мучителей. Но тут в спальню постучали, приехала Ева. Она умилилась при виде детей.
– Какие лапочки!
– Только когда молчат. Очень тяжело с двумя, да еще с такими неспокойными.
– Надо нанять няню.
– Трудно отыскать хорошую, один раз уже ошиблись.
– Хотите, попрошу Серафиму Ивановну, – предложила Ева, – она, конечно, старенькая, но бойкая и дело знает, еще папу нянчила. Серафима Ивановна всем понравится: она добрая и детей любит.
– А Юра?
– Люда справится.
И, горящая желанием помочь, Ева кинулась домой уговаривать няньку.
Старушка прибыла в четверг, в самый драматический момент: Левка и Сонька купали детей. Из ванной неслись душераздирающие вопли.
– Корова безмозглая, – вопил муж, – проверь температуру воды поскорей. Аккуратней, аккуратней, ручку ему сломаешь.
