Иоанна Хмелевская - Бычки в томате
Пиво, обычное и кислое молоко, апельсиновый сок... Ну, и вполне достаточно, никто от всего этого не запаршивеет.
— Должна тебе сказать, мне ужасно интересно, пройдет это у Алиции или нет? — шепнула мне Мажена — Ты как думаешь? Вы все-таки дольше знакомы.
— А леший ее знает, — ответила я, выбрасывая в мусорку косточки авокадо. — Мне самой интересно, я с этим еще ни разу не сталкивалась. Она жутко памятливая, вот только никак в толк не возьму, какой черт в нее вселился? Слышишь? Это не Юлия там говорит?
Мажена прислушалась:
— Вроде нет. Алиция на цветы переключилась, это теперь надолго. О, как бы не так, теперь Ромео что-то вещает...
— Надо будет Хане позвонить и выяснить, наконец, как же их зовут. Одно имя на двоих, да еще без фамилий — маловато...
Ромео повысил голос до уровня включенного на полную громкость мегафона:
— Шампусик, если ты не очень устала, может, хочешь взглянуть на этот прелестный сад? Я видел в окно. Что за очаровательный уголок, сколько девственной свободы и буйного цветения жизни, если позволите так выразиться. Глаз не отвести, просто феерия красок! Мне доводилось видеть подобное в Крыму, во время путешествия с нашим атташе по культуре, большим моим приятелем. Можно хотя бы недолго полюбоваться, пока еще не стемнело...
Мы удивленно переглянулись.
— Интересно, как он умудрился хоть что-то разглядеть в том окне, если, насколько мне известно, его никогда не мыли? — задумчиво произнесла Мажена.
— И буйная растительность заслоняет его как минимум наполовину, — добавила я. — А мыли окно четырнадцать лет тому назад. Не представляю себе Алицию на террасе в это время суток.
— А что, комарики кусаются?
— Еще бы! Слушай, пока суд да дело, может, выгребем то, что у меня под кроватью? Она сказала, там полно всякого-разного.
— Да, уж. Полно — не то слово. В основном, тряпки. Ты права, пока гости тут, мы можем быстренько туда смотаться. Погоди, а собственно говоря, зачем?
— Ты что, не понимаешь? Там ведь будут Эльжбета с Олафом. Я-то в среднюю переселюсь за пять минут, а вот кровать в порядок привести так скоро не получится. Нет ли тут каких больших мешков для мусора? Раз тряпки, говоришь, то вряд ли они глаженые. Запихнем все в мешки и перетащим в ателье. Что скажешь?
— Алиция нас придушит, если мы оставим ее на съедение этому громкоговорителю, — убежденно заявила Мажена, но все-таки отправилась искать тару.
Я мобилизовалась и, как и обещала, переселилась в среднюю комнату. Процедура заняла минут десять. Мне было интересно, надолго ли хватит терпения Алиции? Впрочем, она и не в таких переделках бывала и наверняка проигнорировала весь этот поэтический помет. Мажена приволокла мешки. Мы выдвинули ящик из-под кровати. Там и правда были сплошные тряпки, рассовали все без разбору, старое и новое, по пакетам, и Мажена на цыпочках перетащила барахло в ателье, распихав там по углам.
— Это ж надо, сколько от этих гостей хлопот, — проворчала она чуть ли не с восхищением, отирая пот со лба.
— Главное, что ты провернула эту операцию. Честь тебе и хвала. Пожалуй, мы уже можем вернуться и намекнуть, что пора обедать... Или ужинать. Без разницы!
И тут я услышала Алицию. Я всегда знала, что слух у нее отличный, и сейчас в очередной раз в этом убедилась. Она, вне всякого сомнения, прекрасно ориентировалась в том, что мы вытворяем, как нам казалось, абсолютно бесшумно, а когда поняла, что чистка конюшни подошла к концу, встала с дивана и поставила точку над «і».
— Мне кажется, обед уже готов, — милым тоном заявила она, прерывая излияния говоруна на полуслове. — Хотя это можно назвать и ужином, но неважно. Прошу вас, я уже успела проголодаться, надеюсь, вы тоже. Прошу к столу...
Мажена завернула в ванную, чтобы сполоснуть руки, а я выглянула из коридорчика в салон: Юлия как раз выбиралась из кресла, Алиция осторожно ей помогала, Ромео услужливо стоял рядом.
И вдруг ни с того ни с сего у меня возникла неясная ассоциация... Господи, где же я это видела? Длинное, толстое, ползущее, черное? Да нет, серое! Приподняло свою переднюю часть, покрытую слизью... Нет, не слизью, а чешуей. Небольшими чешуйками. И почему это я чешую приняла за слизь? А, ясно, потому что она блестела. Что же это такое, где я могла это видеть, в жизни, на картине, на марке? Точно, на марке! Тьфу ты, черт, это ведь панголин![1]
С какого перепугу мне пришло в голову сравнение с такой пакостью? Совершенно растерянная, я застыла в коридоре, пялясь на скульптурную группу в салоне. Кто же из них панголин? Алиция отпадает, Юлия тоже. Ужель Ромео? Может, в нем все дело? Но почему? На вид ничего общего. Мужчина вполне приличной наружности, пусть не в моем вкусе, но не лысый, и не сказать, чтоб толстый. Разве что самую малость, но уж, во всяком случае, от жира не лопается... Ну, есть в нем что-то такое скользкое, но уж точно никакой чешуи не наблюдается... Или этот панголин у него внутри сидит? Но тогда каким образом он может снаружи просматриваться? Ни о характере, ни о привычках этой милой зверушки я понятия не имею, тогда откуда такие ассоциации? Знать бы хоть, плотоядная она или как?
Ужин начался, а вместе с ним потекла и застольная беседа, несколько односторонняя. Кажется, говорили о морепродуктах, больше всего внимания уделяя омарам, лангустам и устрицам, которые, кроме вкусовых качеств, еще и способствовали развитию ювелирного дела. Мажена отказалась верить историям о счастливчике, которому удалось выловить жемчуг из устрицы прямо на ресторанной тарелке. Я практически к разговору не прислуживалась, всецело поглощенная своим открытием.
Ромео заливался соловьем. Манера у него была оригинальная: любое замечание собеседника он подхватывал и с радостью развивал, углубляясь в такие дебри, что через пару минут уже все забывали, о чем речь и с чего, собственно говоря, все началось. Смысла во всем этом не было ни на грош, как, впрочем, и в замечании о прелестях Алициного сада. Он разросся весьма буйно, и в данный момент являл собой образец полного хаоса, ибо пребывал в состоянии перепланировки, а единственное приличное место у самого дома я как раз два дня тому назад завалила кучей сухих веток и сорняков. Полный идиотизм. Подхалимаж чистой воды, да к тому же примитивный.
Алиция ни во что не вмешивалась. Похоже, она перестала слушать присутствующих еще раньше меня. Она только на минутку вернулась к действительности, когда на блюде осталась последняя половинка авокадо. За столом нас сидело пятеро, три авокадо пополам — выходит шесть, а разрезанное авокадо нельзя оставлять надолго.
— Кто сжалится над авокадо? — спросила она, окидывая нас поощряющим взглядом. — Пожалуйста, не стесняйтесь!
— Шампусик, может, ты? — оживился Ромео. — Я знаю, ты креветки любишь.
— Нет, спасибо... — вежливо отказалась Юлия.
— Милые дамы, может быть, вы? Рекомендую, отличная вещь, и авокадо нужной зрелости, идеально мягкое...
Я, конечно, с моей любовью к креветкам, могла бы слопать сиротливую половинку в один присест, но мне стало любопытно, что же будет? Я промолчала. Ромео смотрел на половинку как-то не так... Жадно? С вожделением? Нет, скорее озабоченно и с грустью, совсем как моя тетка, которая в своих гостей, даже если они лопались с пережора, обязательно из принципа запихивала все, что стояло на столе, за исключением посуды и столовых приборов.
Все, кроме Ромео, в один голос дружно отказались.
— Ну, не пропадать добру... — произнес Ромео, с деловым видом потирая ладони.
И в одну секунду все умял! У Мажены в глазах мелькнуло что-то неуловимое.
На чай, кофе и печенье с распродажи все перебрались в салон. Ромео продолжал токовать, как глухарь на ветке. А я обнаружила новую проблему. Где, черт возьми, нам с Маженой угнездиться, чтобы поболтать в спокойной обстановке? Ну ладно, не буду лицемерить: не просто поболтать, а всласть посплетничать.
Основательное и всестороннее обсуждение новых гостей казалось мне делом абсолютно безотлагательным и необходимым. Меня так и подмывало заняться этим как можно скорее, и, судя по блеску в глазах Мажены, наши стремления совпадали.
И где прикажете это делать? Вообще-то дом Алиции, хотя и не впечатлял гигантскими размерами, отличался приличной звукоизоляцией, и хорошо слышны там были только дикие крики, но мной почему-то овладела навязчивая идея, что свободы нам больше не видать. Здесь теперь другие распоряжаются. К Юлии, пожалуй, это не относится, ясно, что она сегодня очень устала, зато от Ромео подозрительно попахивает... Вот только чем? Жуткой пронырливостью? Желанием во все встревать? Болезненным стремлением во что бы то ни стало взобраться на пьедестал и купаться в лучах славы? К тому же он между делом похвалился, что у него отличный слух. К чему бы это? А вдруг он собирается подслушивать? Нет, ерунда все это, если бы собирался, то врал бы, что глух как сивый мерин. Мне стало неловко, что я подозреваю его в ловкачестве без всяких на то оснований.
