Александра Романова - Денежный семестр
Они так заморочили мне голову, что я не то чтобы поверила… ну, скажем, убедила себя, что верю. Если уважаемые люди настаивают… к тому же я действительно недавно, например, надела две босоножки из разных пар, причем заметила это не я, а моя подруга. Только не помню я этих лодочек, убейте меня — не помню! Хотя сидят точно влитые. Наверное, все-таки мои, альтернативы нет. Злодей Стэплтон, похищая ботинки сэра Генри, ни разу не оставлял ничего взамен. Не думаю, что нынешние злодеи благороднее. Или вовсе не злодей, а неизвестный доброхот из чистого благородства подменил мои кроссовки фирменной обувью? Этакий Робин Гуд, отбирающий кожгалантерею у богачей и подкидывающий ее бедному люду.
Возможно, я лишена романтики, но в возрождение Робин Гуда не верю. С неменьшим успехом можно предположить, что элегантными лодочками одарили меня лесные эльфы. Я полюбилась им, пока гуляла по болоту, жужжа и оберегая Кнута от мухоморов. Возможно, в полночь туфельки превратятся обратно в кроссовки. Главное, успеть до той поры насоблазнять побольше принцев.
В общем, легче всего было спихнуть историю на собственную рассеянность. Тем более, мне хватало более насущных проблем. Каких же еще в наш меркантильный век, если не материальных…
Зарплаты после лета я всегда ждала словно манны небесной, ибо перед отпуском вечно влезала в долги и потому в августе пребывала даже не на нуле, а в глубоком минусе. Однако ближайший семестр обещал быть денежным, поскольку я взялась за приработок. Дело в том, что преподавателям вузов положено время от времени учиться на факультете повышения квалификации (сокращенно его называют ФПК), и мой срок пришелся на осень этого года. Учиться мне гораздо проще, чем работать, кроме того, на ФПК занятия проводятся всего три дня в неделю. Таким образом, я с радостью могла согласиться на предложение коллеги-профессора, уезжающей на два месяца к сыну в США, вести ее занятия и, соответственно, получать ее зарплату.
Предложение было выгодным со всех сторон, так как профессорской зарплаты хватало не на два билета в партер Мариинки, как моей, а почти на восемь, что обещало ежели не благоденствие, то, по крайней мере, пристойное существование. К тому же она читала лекции, а это и мне предстоит делать после защиты, так что не мешает заранее проверить свои способности на данном поприще. Конечно, придется вкалывать, словно каторжной, ведь я буду учиться и работать одновременно, да еще самостоятельно составлять курс лекций, что, говорят, требует уйму труда. Нельзя забывать и про сизис, который надо защищать через пару месяцев.
Я вспомнила, что мои друзья, закончившие дневную аспирантуру, где они были свободны от любых посторонних забот, уверяли, что последние полгода не знали ни минуты отдыха и забыли, как выглядит телевизор, не то что театр…
Ох, не сглупила ли я в своей алчности, прельстившись перспективой иметь деньги на билеты в Мариинку? Не лишает ли это меня шансов успешно защититься?
Впрочем, сам сизисуже был написан, экзамены сданы, оставалось красиво напечатать текст да оформить очередные бумаги. При мысли о бумагах я впала в такое уныние, что решила позвонить Маше. Она наверняка чем-нибудь порадует.
Подруга не подкачала.
— Вывесили афишу с составами, — известила меня она. — Ни одного прокола! Интернет не соврал, и мы на всё идем.
Я взбодрилась. Дело в следующем. В кассе театра билеты настолько дороги, что даже обеспеченные люди впадают в оторопь. Есть другой путь — через распространителей. Даже с их непременной наценкой получается существенно дешевле.
Однако тут таятся большие минусы. Не одни мы такие умные, и билеты у распространителей моментально разбирают, особенно на мой любимый третий ярус. Поэтому мы вынуждены покупать их заранее, когда состав исполнителей можно найти только в Интернете, причем весьма приблизительный. А мы ведь не какие-нибудь маньяки, чтобы смотреть все подряд. Мы скромно ходим либо на новые вещи и новых исполнителей, либо на… ну, на тех, без кого не можем обойтись. А что в Мариинке таких необходимых много, кто же в этом виноват?
Если наших любимых артистов заменяют, приходится продавать с таким трудом добытые билеты. Причем себе в убыток, поскольку ни я, ни Маша не способны брать с покупателя наценку, а ведь с нас ее брали! Так что отсутствие замен — огромная (и довольно редкая) радость.
Вторая радость не заставила себя долго ждать. На следующий день в аэропорту я в компании коллег с чувством глубокого облегчения провожала неугомонных немцев.
Откровенно говоря, за последние дни Кнут меня окончательно доконал. Он постоянно жаловался на загадочные неприятности, произошедшие у него то ли с рукой, то ли с головой, то ли со шляпой — с чем именно, из-за языковых трудностей я понять не могла, да особо и не стремилась, осознала лишь, что Кнут по непонятным причинам склонен винить во всем меня. Чаще всего мне чудилось, что он горько упрекает меня за кражу шляпы, но, возможно, я ошибалась и у него просто болела рука.
Правда, я нашла замечательный способ утихомиривать настойчивого гостя. Я спокойно говорила: «Извини, но что я могу поделать?» — и на время он успокаивался. Действительно, шляпа его волновала или рука, но уж я-то тут была явно ни при чем!
— Ух, улетели… — облегченно проводил самолет глазами Юсупов. — А вы, Катя, меня поразили. Такого я не ожидал даже от вас.
— Какого? — заинтересовалась я.
— Ну, ваше поведение с Кнутом. А ведь у него отец — директор банка.
— Ну и что?
— Обеспечил бы вас до конца дней.
Я опешила:
— За прогулки, что ли? Ему деньги некуда девать?
— Нет, с вами невозможно!.. — вскипел шеф, но тут же был прерван воспитанным Игорем:
— А я Катю понимаю. Не тот у нее характер, чтобы уезжать из страны. Не ужиться ей с немцами. Лучше без денег, да у себя. Так зачем же зря мучить человека? Лучше, как Катя, честно все ему сказать.
— Сказать — что? — уточнила я.
— Ну, что ему отказываешь. Что ничего не можешь поделать. Кстати, не ожидал от немца подобной романтичности. Он ведь не просто звал замуж, а делал предложение руки по всей форме.
В моих глазах засветились большие знаки вопроса, и Игорь поспешил уточнить:
— А еще жаловался, что ты похитила у него сердце. Красиво, да?
— Так все эти шляпы были сердцами! — громом поразило меня. — А я-то не могла ничего понять…
— Не могла? А отвечала очень разумно.
Я засмеялась. Ладно, чего уж там. Надеюсь, я не нанесла Кнуту ненароком смертельной обиды, а остальное меня не волновало. Не уеду же я в самом деле из страны? Особенно сейчас, когда у меня на руках столько билетов в Мариинку…
Балетные спектакли прошли прекрасно. Диана выступает у нас так редко, что пропустить ее выход, особенно в коронной «Жизели», было бы для меня трагедией. Ульяну я, естественно, тоже не пропускаю — тем более в «Бриллиантах».
А вот с оперой дела обстояли хуже. Мы рискнули посетить премьеру «Жизни за царя» (для меня привычнее — «Иван Сусанин»). Про подготовку этого спектакля радио и телевидение прожужжали все уши, и мы с Машей, разумеется, решили побаловать себя зрелищем «шедевра современной режиссерской мысли, не скованной обветшалыми канонами».
Мы простодушно не приобрели программку, поскольку либретто знали практически наизусть. Однако первая же картина поставила нас в тупик, ясно давая понять, что обветшалых канонов мы не дождемся. Мы узрели… мм… нечто. Мне оно больше всего напомнило картины Босха. Много мелких, не связанных между собой и довольно неприятных фрагментов — какие-то верстаки, покореженные фонарные столбы, торчащие из земли палки. Взор радовали лишь две вещи — большой гипсовый лось и колодец с огромнейшим журавлем, перерезающим всю сцену.
Я не сразу обнаружила, что среди этого разнообразия таятся мелкие фигурки певцов. А обнаружив, поняла, что либретто мне не помешало бы. Очень хотелось знать, где и в какую эпоху люди носят такие наряды. Если бы постановщиком был иностранец, я бы решила, что вижу его представление о русском народном стиле, однако со стороны нашего соотечественника подобное заподозрить трудно.
Польский акт навел меня на мысль, что я просто-напросто смотрю пародию. В зале с колоннами происходило множество интереснейших вещей. Например, танцевали балерины в белых пачках и огромных кокошниках, юноши в аксельбантах и маленькие девочки со штыками в руках. Хор в это время гордо потрясал мобильными телефонами.
Все это было бы даже любопытно, если б не два минуса. Музыка Глинки и текст Розена. Они удивительно мешали. С текстом несколько легче — дикция певцов исключала возможность разобрать слова. Я, правда, довольно хорошо их помнила, однако изо всех сил старалась выбросить из головы.
С музыкой подобный номер не прошел — уж больно хороша. Оставался выбор — закрыть глаза или заткнуть уши. Совместить видео- и звукоряд было невозможно. Но я с непонятным упрямством продолжала пялиться, надеясь, что рано или поздно дозрею до гениальной концепции авторов спектакля.
