Маша Стрельцова - Доктор Web для молодого вампира
— Так а что там у вас получилось-то, я не пойму? Вроде ходили друг около друга, бросали пламенные взгляды, а потом бац, и он в той аварии как-то странно умер. Ты вся переломанная и живая, а на нем ни царапинки. Машк, ты чего? Ну Ма-ашк!
Я молчала, пытаясь срочно залатать дыру в сердце, сочащуюся горем.
Я никому не говорила, что Ворон — это тот самый хулиган Димка из моего детства. Год назад, когда мы с ним снова встретились — он был серьезным бизнесменом с криминальным прошлым и очень красивым мужчиной.
А я так и осталась бесцветной дурнушкой-ведьмой. Только он все равно меня любил. Больше жизни.
И если бы не та авария — была бы я сейчас замужем за ним. Уже рос бы у нас темноволосый малыш с чеканным папиным профилем. Разумеется, ведьмой я бы работать далее не стала — Димка этого бы не допустил. Я бы пекла блинчики и была совершенно счастлива, потому что рядом был бы он, мой любимый…
Память услужливо подсунула мне момент, который я так пыталась забыть, но не получалось. Как год назад я лежала на пыльном асфальте и умирала на руках у Димки. Вернее, и я умерла. Я помню, как я последний раз выдохнула и дикая боль, огнем жгущая мое тело — отступила.
У зыбкой пелены на грани миров я увидела бабушку, и радостно побежала к ней.
— Ты меня ждала? — спросила я. — Так хорошо умереть, мне перед смертью было очень больно.
— Внученька, большая стала, — с нежностью бабушка посмотрела на меня. — Красавица!
— Ну, бабуль, насчет красавицы ты немного загнула, — рассмеялась я. — Как тут?
— Явишься, узнаешь, всему свой срок, — ласково сказала она и подтолкнула меня назад. — Иди отсель покуда, Магда.
— Как это — иди отсель? — непонимающе сказала я. — Я же умерла.
— Димка, охламон, за тебя умер, — вздохнула бабушка. — Сколько раз я его шпыняла, что не доведет его эта любовь до добра.
— Как это — за меня?
— Вы — половинки. Богу без разницы, какую именно часть от целого, правую или левую он получит. Ты иди, Магда, иди.
Пока я молчала, переваривая, силуэт бабушки истончился и пропал. Я хмыкнула и побрела обратно. По пути я внимательно рассматривала все вокруг, но было ощущение, что я лечу в каком-то облаке. Навстречу мне брел Димка.
Я обняла его, целуя и тоскливо шепча:
— Димочка, ну зачем ты это сделал? Как же я без тебя буду жить-то теперь?
— А как бы я без тебя жил? — тихо спросил он.
— Ты большой и сильный, ты бы справился. А я еще маленькая и слабая. Ты обо мне подумал?
— Я не оставлю тебя, — прошелестел он.
И я помню, как я потом сидела прямо на асфальте около покореженной машины и, приложив ухо к его груди, считала затухающие удары его сердца.
Тук…
Вот Димка, живой и здоровый, везет меня к матери на своем серебристом джипе, руки уверенно сжимают руль, безупречный профиль, ироничная усмешка.
— Ты, Димка, гад и мерзавец, — укоряюще объясняю я ему, так как в свой Лексус он меня затолкнул практически силком. Я бы и на своей машине уехала.
— А твои подруги считают, что я красивый, — невинно поднимает он бровь.
— Кто это так считает? — подозрительно спрашиваю я.
— Светка!
— Светке можно, — киваю я. — Светка замужем. Но ты все же того… поосторожнее!
— Леди ревнива? — довольно отзывается он.
— Гад, — печально констатирую я.
Ту-ук.
Вот Ворон, стоя на четвереньках, подсовывает довольному Баксу кусочки курятинки. Тот урчит, как трактор Беларусь, а Димка смотрит на него с отцовской гордостью и гладит по головке:
— Кушай, зайчик, а то злая Магдалина тебя совсем не кормит, аха? Вот тебе еще муксунчик, вот тебе данончик…
Я поневоле горько улыбнулась сквозь слезы — вспомнила, как мы потом объевшегося котенка среди ночи возили в ветеринарку. И там врач назвала его моим мужем… Так и сказала: «А муж ваш пусть выйдет и ждет в коридоре».
Димке понравилось это слово…
Ту-ук…
Сердце его билось все реже и реже. А я упорно вспоминала каждый его взгляд, каждый поцелуй. Это было больно, словно бритвой по живому.
А потом… Потом я помню, как я не хотела жить без него, бесцельно ходила по пустой квартире и злобно ему выговаривала — мол, тебе хорошо, ты умер и никаких проблем, а мне каково без тебя? Я верила, что он меня слышит, ведь он обещал меня не оставить…
С тех пор я отчаянно пытаюсь жить дальше. Оставить Димку на почетном месте Великой Любви, что случается в жизни каждого человека. И пробую для терапии обзавестись любовью рядовой, спокойной и скучной. Пока получается плохо.
— Ну не плачь, а? Слушай, ну я и так крепилась столько времени, молчала, а тут чего-то вырвалось, — заканючила Наташка. — Ну дура я любопытная, что с меня взять?
— У нас в городе есть школа хороших манер? — вытерев слезы, спросила я. — Если найдешь — обучение я тебе оплачу.
— Давай сейчас и деньгами — я уже гораздо воспитаннее! — тут же отреагировала она, глядя на меня невинными глазами.
— Наташ, терять любимых очень тяжело, мне выть при имени Димки хочется, если честно, — криво улыбнулась я. — Ты мне не напоминай об этом, ладно?
— Вставать наверно пора, — мигом поменяла Мульти тему. — Скоро Витька приедет.
Я согласно кивнула, хотя и неохота было вылазить из теплой и уютной постельки, куда я недолго думая завалилась, закончив рассветные обряды.
— Пора, — вздохнула я, выпростала ногу из-под одеяла, подрыгала ей в воздухе и потянулась за пультом кондиционера. Спать я люблю в прохладной спальне, однако одно дело — когда тебя укрывает пуховое одеялко, и другое — когда на тебе домашний шелковый халатик.
— Встаем, что ли? — жалобно посмотрела на меня Мульти.
— Не, погоди, сейчас спальня прогреется, тогда и встанем, — потянулась я.
— Мудро, — обрадовалась она.
— Тебе в школу-то когда? — спросила я.
Мульти — учительница биологии в крайне престижной гимназии. Однако в данный момент она элементарно косит от работы, пользуясь наличием подруги — врача. Та оформила ей больничный якобы по уходу за ребенком, а детишкам — по бронхиту. Совершенно здоровых и радостных детишек она тут же отвезла к матери, а сама решила немного расслабиться, то есть попить пивка, поваляться перед телевизором, обойти окрестные бары. «От работы кони дохнут», — объяснила она свое стремление к отдыху. Я прокомментировать сие заявление никак не могла, так как на работу в полном понимании этого слова сроду не ходила, сразу после школы начав делать карьеру ведьмы.
Мульти же тем временем лениво дотянулась до своей сумки, лежащей на тумбочке, порылась в ней, достала какие-то бумажки и внимательно их изучила.
— До завтра у нас справки, оказывается, — расстроено сказала она наконец. — Мда… Как быстро время пролетело. Это ж мне еще за детишками ехать надо. Слушай, отвезешь меня к матери?
— Разумеется, — вяло согласилась я. Ехать мне никуда не хотелось, если честно, но на то и существуют подруги, чтобы гонять их в хвост и в гриву, невзирая на их пожелания.
— Кстати, — небрежно сказала она. — Я тут подумала насчет нашего вчерашнего разговора о детишках.
— Ну? — вопросительно уставилась я на нее.
— Я думаю что тебе надо провести эксперимент. Могу одолжить своих деток — пусть они у тебя с недельку поживут и ты на своей шкуре почувствуешь, что такое иметь деток. Как тебе идея?
Я открыла рот, чтобы сказать все, что я думаю о стремлении подруги окончательно сесть мне на голову, однако внезапная мысля переменила мои намерения. Да, предложение Наташки шито белыми нитками, однако есть в этом некое рациональное зерно. По идее она права — я совершенно не знаю всех проблем и радостей с появлением в доме детей. В сознании кроме прехорошенького малыша, с которым я буду гулять и кормить манной кашкой — ничего нет. Вон, я когда брала Бакса из зоомагазина, я думала только о том что я буду с ним играть и он будет со мной спать, сладко посапывая мне в ухо. На деле же — этот гад первым делом перегрыз мне все телефонные провода. Обливаясь горючими слезами, я вызвала мастера, чтобы он мне законопатил все провода в стену. Мастер все сделал, однако бесценные шелковые обои понизу были вконец испорчены. Потом этот стрекозёл принялся точить когти об мебель и мне стоило больших трудов приучить его к специальной когтеточке. Испорченные диваны и кресла, разумеется, мне пришлось выбросить. Дальше — больше. Дармоед презирает различные наполнители в своем лоточке, будь то хваленый «Томас» или «Катсан», и требует чтобы дно было устлано долларовыми бумажками, слава Богу, что он соглашается на фальшивые. Однако на моей памяти был случай, когда моя баба Грапа ему недели три подкладывала настоящие баксы, которые я по недосмотру оставила на полочке.
Думала ли я обо всем этом, когда платила в зоомагазине пять рублей за славненького черного котеночка с невинными голубыми глазками? Да мне такой ужас не мог и в голову прийти! Хотя, к чести сказать, есть у моего дармоеда одно бесценное качество, за которое я ему прощаю все — он никогда не гадит по углам. Будет вопить как скорая помощь, если ему вовремя не сменять баксы в лоточке, но по углам — ни-ни.
