Сергей Нуриев - Идолов не кантовать
— Социализм отменили — общежития остались, — проговорил Потап, сохраняя хладнокровие. — Посторонних прошу очистить помещение.
— Это кто посторонний?
— Вот он! Где его паспорт? Какой он национальности?
— Не знаю, какой он там нaциональности, а только он супруг мой будущий. А вот вы кто такой?
— Я?! — угрожающе переспросил чекист и, достав из внутреннего кармана красное удостоверение, ледяным голосом сказал: — Я — представитель власти…
Нарушительница прыснула:
— Чем это вы там махаете? Смотрите, сильно не махайте, а то, если потеряете, — вас в библиотеку не пустят без билета.
Мамай остолбенел. Не в силах сказать что-либо умное, он только растерянно хлопал глазами.
— Я про вас все знаю, — хихикала Люда, мне Гена все рассказал.
Подмастерье глупо улыбнулся.
— Чего лыбишься, болван? — вскипел бригадир. — Я тут кривляюсь, как клоун, а ты!.. Смеяться вздумал?!
— Не бейте его! — вступилась нарушительница. — Он слабый.
— Знаю. Особенно на голову.
— Да вы садитесь, — пригласила хозяйка. — Бутерброд намазать?
— Намажьте, — согласился Потап, подсаживаясь к столу — Варенья — побольше, булки — поменьше. Я ограничиваю себя в мучном.
После сладкого Мамай заметно подобрел. На щеках его выступил румянец, лоб покрылся испариной.
— Ну, — произнес он умиротворенно, — как сказал однажды я, давайте расставим закорючки над "й". Вас, кажется, Людой зовут? Так вот, Людмила, у вас, должно быть, уже было время убедиться, что это за гусь. Жалкий тип, не говорите. Так что, раз уж я сюда зашел — я берусь избавить вас от его компании. Несите одежду. Я его сейчас заберу.
— Как это заберете? Он мне жениться обещал! У меня свидетели есть.
— Он всем так обещает. И тоже при свидетелях.
— Но как же так! Я его поила, кормила и… все такое остальное, — чуть запнувшись, добавила Люда.
— Все съеденное и выпитое он вам возместит в недельный срок. А вот насчет всего такого остального… — Потап строго посмотрел на сластолюбца, который тут же отвел кроличий взгляд от скалообразного бюста хозяйки. — Тут уж… что упало, то пропало, как говорится.
— Хорошенькое дело! Пропало!
— Хорошо, он перед вами извинится. Гена, извинись перед дамой немедленно.
— Не нужны мне его извинения. Пусть женится.
— Но, мадам, зачем он вам сдался? Да вы посмотрите на него! Он ведь потребитель! У него один секс на уме!
— Неправда. Вы про него плохо думаете. У него два секса на уме.
Эфиоп зарделся.
— Хорошо, пусть. Хотя лично я думаю, что вы преувеличиваете. Этот аферист и здесь ввел вас в заблуждение. Но даже если бы это было и так, вы считаете, что этого вполне достаточно, чтобы сыграть свадьбу?
— Он говорил, что любит.
— Врет.
— Он утверждал, что искал меня всю жизнь.
— Чушь.
— Клялся, что лучше меня никого не видел, — настаивала Люда, не веря, что счастье ускользает от нее.
— Господи, какая глупость.
Тамасген, не допущенный к диспуту, на котором решалась его участь, довольствовался ролью стороннего наблюдателя. Он нервно ерзал на стуле и метал в собеседников беспокойные взгляды.
Дама начала всхлипывать.
— Обещал… Обещал за границу увезти… В Германию…
— Куда? Да вы присмотритесь к нему повнимательнее. Он похож на немца? Да уж, — Потап саркастически ухмыльнулся, — истинный ариец! Как это я сразу не заметил!
"Сейчас будут слезы", — с тоской подумал чекист, всегда терявшийся при виде излишней сентиментальности.
Он угадал. Подбородок девицы мелко задрожал, губы искривились, веки покраснели и стали влажными.
— Обману-у-ул, — заревела несчастная.
— Ну, не стоит так огорчаться, — пытался успокоить ее Потап. — У меня есть один знакомый еврей. Он уезжает на историческую родину. Могу с ним поговорить… Он вас вывезет… Не кручиньтесь так…
Потап ждал. Он знал, что женские слезы просто так не проходят. Обычно они являются предвестником либо чрезмерной уступчивости, либо непреодолимого упрямства. Случилось последнее.
Люда перестала кручиниться, высморкалась в мужской носовой платок и спокойно сказала:
— Я в суд подам.
Приятели переглянулись. Судебное преследование никак не входило в их планы. Потап, правда, не прочь был посмотреть, как выглядел бы африканец с бритой головой и в компании двух охранников, но только не сейчас.
"Может шум подняться, — мыслил бригадир, — мне это совершенно ни к чему. Все из-за этого дурака."
— Зачем же в суд? — развел руками Потап.
Люда колебалась всего секунду, по истечении которой ее женское чутье безошибочно угадало уязвимое место оппонента.
— Да, в суд! — повторила она еще тверже. И пусть вас посудят.
— Минуточку, а я-то тут при чем?
— В суд, в суд, в суд. Вы мешаете нам воссоединиться.
— Я?! Да воссоединяйтесь на здоровье. Из вас получится идеальная пара.
Эфиоп удивленно уставился на товарища, так быстро отрекшегося от него. Бригадир пожал плечами — ничего, мол, не поделаешь, брат, придется жениться.
— Берите, — безучастно сказал он, — забирайте прям сейчас. Вот только приданого за ним никакого. Голодранец он. Если таковые условия вас устраивают, то будем считать, что сватание состоялось.
Сосватанный Тамасген хотел было возразить, но невеста властно остановила его жестом.
— Все должно быть официально, — потребовала она у свата.
— Будет, — кивнул Потап.
— Со свадьбой и музыкой.
— Шумное гулянье с мордобитием придется отложить по причине нехватки средств. А вот тихую попойку я вам обещаю, под аккомпанемет.
— А венчание?
— Сделаем, — подумав, пообещал сват.
— А свадебное путешествие?
— В мои полномочия это не входит, так же как и обеспечение медового месяца.
Впервые договаривающиеся стороны обратили внимание на Гену.
— В заграницу обещал, — сурово напомнила невеста.
— Обещал? — поддержал ее сват, угрожающе сдвинув брови. — Куда повезешь молодую жену?
Новоиспеченный жених искоса посмотрел на обоих, скрестил на груди руки и надменно заявил:
— В Мюнхен поедем.
— Ну вот! Он опять за свое, — развеселился Мамай.
— В Мюнхен, — повторил эфиоп упрямо, — у меня там тетя.
— Правда? Ты мне об этом никогда не говорил.
— А ты не спрашиваль.
Переговоры были окончены. Невеста и сват ударили по рукам. Люда согласилась выдать одежду Гены, но взамен потребовала его паспорт. Паспорт бригадир отдал без колебаний.
— Поздравляю, женишок, — язвительно произнес он, когда хозяйка вышла.
— Что ты затеяль? — шепотом спросил эфиоп.
— Ничего, — ответил бригадир также шепотом.
— А что мы будем делать?
— Я — ничего.
— А я?
— Ты что, не слышал, о чем шла речь? Ты женишься.
— Да? И ничего нельзя сделать?
— Ничего. Надо было раньше думать, до того, как ты… это самое… напал на несчастную. А судя по тому, как эта дамочка уверена в себе, есть подозрение, что эти твои… — Потап деликатно отвел взгляд, — неоднократные нападения повлекли за собой вполне естественные последствия. И если это так — тебе ни за что не отвертеться. Что делать! Равноправие женщин с мужчинами достигло такого уровня, что это равноправие женщины уже могут отстаивать в суде. Ты, конечно, можешь и удрать до суда, но, в интересах дела, я тебе этого не позволю. Если твоя невеста пойдет по инстанциям, то мне будет довольно трудно убедить соратников, что товарищ Степан, который больше месяца был в Брюсселе, и злостный бабник, которого в течение этого же месяца видели в женском общежитии, — это два совершенно разных негра. Так что, дорогой компаньон, придется тебе вступить в законный брак и увезти жену с собой. Любишь кататься, люби и саночки возить. Я всегда говорил, что потребительское отношение к женщинам доведет тебя до ручки. Внеси и ты хоть какую-то лепту в наше общее дело. Ничего, со мною случалось и похуже. Кстати, я подозреваю, что эта твоя лепта будет для тебя не слишком в тягость.
