Дональд Уэстлейк - Полицейские и воры
— Ты хочешь что-то сделать для меня.
— Да, продать вам кое-что.
Он нахмурился.
— Продать?
— За два миллиона долларов.
Вигано не знал, смеяться ему или нет.
— И что ты хочешь продать?
— То, что вы захотите купить.
— Что за чушь ты несешь? — он начинал сердиться.
— Вы покупаете разные вещи, — ответил я. — У меня есть приятель, тоже полицейский. В нашей форме мы можем пройти куда угодно и достать все, что захотим. Скажите, за что вы могли бы заплатить два миллиона, и мы достанем то, что вам нужно.
Вигано покачал головой.
— Вы сами это придумали?
— Естественно, — кивнул я. — Если вы скажете мне, что вам нужно, вряд ли это повредит вам. Ваши парни обыскали меня, мои карманы пусты, я нигде не прячу диктофон. Разумеется, я не собираюсь открыто привезти к вам краденое и тут же получить два миллиона наличными. Нам придется принять определенные меры предосторожности, найти посредников, место передачи, чтобы не привлекать внимания полиции.
Вигано пристально посмотрел на меня.
— Ты предлагаешь украсть все, что я захочу?
— Если вы заплатите за это два миллиона. И только то, что мы сможем украсть. Я не собираюсь доставать вам самолет.
— У меня есть самолет.
Вигано повернулся к кегли. Я чувствовал, что сказал еще не все, но понимал, что сейчас лучше помолчать. Он не мог не прийти к выводу, что в любом случае ничего не потеряет. Если даже я псих или дурак, ему не придется платить ни цента. Я задал вопрос, и ответ не заставил долго себя ждать.
Вигано вновь взглянул на меня.
— Ценные бумаги. Государственные облигации. На предъявителя.
— Вы имеете в виду Уолл-стрит?
— Да. Ты знаешь там кого-нибудь?
Я рассчитывал, что мы сможем остаться на территории нашего участка.
— Нет, — ответил я. — Разве это имеет значение?
Вигано пожал плечами.
— Мы изменим номера, — сказал он. — Только не приноси мне именные бумаги.
— Что?
Он тяжело вздохнул.
— Если в облигации указано имя владельца, она мне не нужна. Меня интересуют только те, на которых написано: «На предъявителя».
— Вы говорите о государственных облигациях?
— Точно. О них и о любых других, выписанных на предъявителя.
Честно говоря, раньше я никогда не слыхал о существовании таких облигаций.
— Вы хотите сказать, что это другой вид денег?
Вигано хмыкнул.
— Это деньги.
Я все понял.
— Деньги богатых людей?
Лицо Вигано расплылось в широкой улыбке. Стало ясно, что мы поладим.
— Правильно. Деньги богатых людей.
— И вы купите их у нас?
— По двадцать центов за доллар.
Меня это удивило.
— Мы получим всего лишь пятую часть?
— Я даю вам хорошую цену. Только потому, что покупаю оптом. Обычно платят по десять центов за доллар.
— Если эти облигации на предъявителя, почему я не могу продать их сам?
— Они пронумерованы, и ты не знаешь, как менять номера серий, а также тех, кому их можно предложить.
Тут он был прав на все сто процентов.
— Хорошо, — кивнул я. — Значит, мы должны принести вам облигации на десять миллионов, чтобы получить от вас два миллиона наличными.
— Только не тащи крупные облигации. Не больше ста тысяч.
— А бывают больше?
— Облигации казначейства США доходят до миллиона. Но их невозможно сбыть.
— Миллион монет в одной бумажке… — цифра произвела на меня впечатление.
— Бери только мелкие облигации, — продолжал он. — На двадцать, пятьдесят, в крайнем случае на сто тысяч.
Назвать сто тысяч долларов мелочью! Я понял, что попал в другой мир.
— Тебе все ясно? — Вигано не сводил с меня тяжелого взгляда.
— Да, — ответил я. — Облигации на предъявителя, не больше ста тысяч каждая.
— Точно.
— Теперь поговорим об оплате.
— Сначала достань товар.
— Дайте мне телефонный номер, который не прослушивается ФБР.
— Лучше дай мне свой номер.
Я покачал головой.
— Ни в коем случае. Я уже говорил, что вы не должны знать, кто я такой. Кроме того, моя жена ничего не знает.
В его глазах мелькнуло удивление.
— Твоя жена ничего не знает? — он расхохотался. — Теперь я верю, что ты говоришь серьезно. — Улыбка сползла с его лица. Протянув руку, он взял со стола ручку и блокнот и передал их мне. — Записывай номер.
Он не хотел оставлять никаких улик. Даже телефонного номера, написанного его почерком.
— Шесть, девять, один, девять, девять, семь, ноль, — я записал. — Спросишь Артура. Тебе ответят, что его нет. Оставь свой номер, чтобы Артур мог перезвонить тебе. Если в течение пятнадцати минут звонка не будет, значит, меня не нашли. Тогда позвонишь позже. Ясно?
Я кивнул.
— Когда будешь звонить, назовись мистером Коппом.[1]
Я улыбнулся.
— Это легко запомнить.
— Но не беспокой меня вопросами. Или ты идешь на дело, или я тебя не знаю. Если ты возьмешь десять миллионов на Уолл-стрит, газеты сообщат об этом. В любом другом случае твой звонок останется без ответа.
— Естественно, — сказал я. — Все будет в порядке.
— Считай, что мы обо всем договорились, — он взял бокал с пивом, давая понять, что аудиенция окончена.
— Я позвоню вам, — сказал я, поднимаясь с кушетки.
Он пожал плечами. Слова его не интересовали.
— Вот и хорошо.
ВИГАНОЕдва за гостем закрылась дверь, Вигано нажал на кнопку в ножке стола.
Ожидая Марти, он раздумывал над только что закончившимся разговором. Говорил ли этот парень серьезно? В это трудно поверить, но, с другой стороны, была ли у него другая причина для приезда сюда? Ни полиция, ни ФБР, ни его конкуренты не могли извлечь из этого визита никакой выгоды.
В конце концов, он не услышит о ночном госте до тех пор, пока Уолл-стрит не обворуют на десяток миллионов. Ни газеты, ни телевидение не упустят случая попотчевать читателей и зрителей такой сенсацией. К тому же, у него имелись свои, достаточно надежные источники информации.
Ну допустим, он говорил серьезно. Сможет ли он провернуть это дело и выйти сухим из воды? Скорее всего, нет.
Если этот загадочный полицейский не решится на ограбление, он, Вигано, ничего не потеряет. Если же достанет облигации — выиграет очень многое.
Редко кому удавалось оказаться в столь выгодном положении.
В этот момент вошел Марти.
— Вы меня звали, мистер Вигано?
— Я хочу знать фамилию и адрес этого парня. И где он служит.
— Хорошо, сэр, — и Марти скрылся за дверью.
ДЖОМы с Томом сразу решили, что не уйдем живыми, если мафия выследит нас. Мы не сомневались, что после разговора с Томом, если ему удастся встретиться с Вигано, тот пошлет за ним своих людей. Поэтому первым делом следовало позаботиться о том, чтобы отрезать Тома от его преследователей.
Последний поезд из Нью-Джерси прибывает на Пенсильванский вокзал без двадцати час. Мы выбрали эту станцию потому, что с платформы в город вела лишь одна лестница.
Я пришел за пятнадцать минут, в полицейской форме. Мы трижды побывали на станции, и поезд никогда не приезжал так рано, но я подумал, что лучше перестраховаться.
Вскоре вдали послышался шум приближающегося поезда. Я стоял наверху, под сенью растущих у лестницы кустов.
Том, как мы рассчитывали, первым взбежал по ступенькам. Если б я не видел его раньше в парике, с усами и в очках, то никогда бы не узнал в нем своего старого друга. Мне же основным прикрытием служила полицейская форма. Люди редко видят за ней живого человека. Правда, я приклеил длинные усы, но сделал это исключительно для очистки совести. Никому бы и в голову не пришло связывать меня с Томом.
Следом за ним к лестнице устремилась еще дюжина пассажиров, обычное число для столь позднего часа, и я без труда отличил трех головорезов Вигано, несмотря на их костюмы и галстуки.
Тем не менее мое сердце учащенно забилось, когда я увидел, что за Томом следят. До этой секунды я не верил, что он встретится с Вигано и сможет убедить его в серьезности наших намерений. Но Тому удалось проникнуть к нему, иначе эти трое не приехали бы на одном поезде с ним.
Когда Том, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел наверх, остальные не одолели и половины лестницы. Он проскользнул мимо, даже не взглянув в мою сторону, и в то же мгновение я шагнул вперед, преградив путь его преследователям.
— Подождите, пожалуйста, подождите.
По инерции они поднялись еще на две или три ступеньки и остановились, вопросительно глядя на меня. Люди всегда повинуются полицейской форме. Двое из бандитов Вигано протиснулись вперед, а третий побежал вниз, надеясь найти другой выход в город.
Они толпились на ступеньках, переминаясь с ноги на ногу. Впрочем, нью-йоркцы привыкли к подобным передрягам и особо не возмущались. Один из оставшихся бандитов поднялся на самый верх, чтобы увидеть удаляющуюся спину Тома.
