Далия Трускиновская - Женщина четвертой категории
– Откуда я знаю! Она утверждает, что Наталья должна была привезти ей быка!
Я задумалась. Может быть, бабка больше не царица Клеопатра? Может, у нее обострилась мания величия, и она вообразила себя директором мясокомбината?
– А на что он ей? Она мяса, что ли, хочет? – осторожно осведомилась я.
– Ты не поверишь – она его в жертву принести хочет…
И тут трубку у Юльки отобрала безумная Клеопатра.
– Быка Аписа лунорогого мне дайте, быка златого, воскресающего ныне! – провозгласила она зычно.
– Вот-вот, золотого быка! – умудрилась крикнуть в микрофон Юлька. – Слушай, а это не тот, что у тетки на шкафу стоит?
У Натальи дома столько всяких фигурок, что среди них не то что бык на шкафу, но и живой бык в натуральную величину спокойно затеряется. Она их реставрирует и сдает в салоны. То есть, реставрировала…
– А если не придет божественный бык, и не свершится тризна по обряду, под утренней звездою Гор, и лунный бык Осирис жизнь Сету не отдаст, то приложу к груди я пару скорпионов! – пообещала Клеопатра. – И будут мне кранты!
– Так бы сразу и сказала! – обрадовалась я понятному слову. – Юлька, Юлька, что там у нас заместо скорпионов?
– Понятия не имею! Она меня прочь гонит! Говорит, чтобы я ей быка привела, а без быка ночевать не оставит!
– Так, ясно… Жди, я отзвоню.
Предупредив Агнессу Софокловну, что минут через пятнадцать вернусь, я поспешила в подвал, включила электроплитку и сварила яйцо вкрутую. Потом прихватила ножницы, лист бумаги, авторучку и пошла вскрывать Натальину квартиру.
То, как менты опечатывают квартиры с покойниками, меня с детства умиляло. Они заклеивают дверь полоской бумаги со штампом своего учреждения. И ставят что-то вроде подписи. Папанька много смеялся над этим приколом, приговаривая, что лучшее средство в таком разе – обыкновенное яйцо. Он научил меня переводить печати при помощи крутого яичка. Получается бледновато, но для ментов всегда сходило и теперь сойдет.
Клей я рассчитывала найти у Натальи.
Я не имела возможности провести полноценный обыск, все-таки меня ждала Юлька, точнее, не меня, а быка. Бык действительно стоял на шкафу и был мне по пояс. И не просто стоял, а на целом постаменте, вроде железобетонной плиты. Один рог у него был обломан, левой задней тоже не хватало.
Я кое-как спустила это безобразие со шкафа на пол и задумалась.
Опять в моей памяти возникло лицо нашей химички.
И более того – возник ее голос!
– Клоповник, я не понимаю! Что бы ты ни смешивала, у тебя получается жидкость для выведения пасты от шариковой ручки!
– Еще взрывчатка, – тихонько добавила я-маленькая.
– Или взрывчатка!
Так, подумала я-сегодняшняя, не пыталась ли Наталья изготовить из картофеля взрывчатку? Какой-нибудь доморощенный динамит? Или, что скорее, жидкость для выведения пятен! При ее профессии многое приходится изготавливать собственноручно. Скажем, разводить краски на яйце… не забыть бы про яйцо…
Я вытащила быка на лестничную клетку, вернулась, изготовила несколько бумажек с печатями и, уходя, заклеила дверь.
Но прикиньте – очистков было двадцать кило. Может, чуть больше. Сколько получилось очищенной картошки?
Несколько лет назад я пробовала устроиться кухонной работницей. Многому не научилась, но про таблицы выхода готовой продукции узнала. В зависимости от времени года можно рассчитать по количеству отходов, сколько было исходной продукции. Летом все доедают прошлогоднюю картошку, значит, кожуру Наталья срезала толстую…
Похоже, у нее образовалось около сорока кило этого добра, блин!
Но, если она делала из картошки какую-то жидкость, то должны были образоваться еще отходы! А где они? Я тогда вроде бы всю дрянь из дому повыкидывала!
Стоп, сказала я, что бы сейчас предприняла Яша Квасильева?
Она бы учла все варианты. И даже такой нелепый: Наталья, испытывая финансовый кризис, подрядилась чистить картошку для какого-нибудь кафе…
Несколько минут спустя, я обнаружила себя сидящей на быке и перебирающей в памяти названия окрестных кафешек. Охнув, я вскочила и поволокла свою добычу вниз. А потом позвонила Юльке, и мы договорились встретиться под бюстом.
Есть у меня на примете такой загадочный бюст неизвестного большевика. Он стоит на станции Китай-город – и Юльке удобно туда быстренько от Клеопатры подъехать, и мне.
Лягусик все еще гуляла с Дюшессой. Я откопала веревки и увязала быка, устроив у него на спине веревочную ручку. Тащить было страшно неудобно. Тогда я приспособила к этому египетскому уроду лямки. За плечами он доставлял меньше неприятностей. Решив, что уже достаточно темно, да и кому я на фиг нужна, я не стала заворачивать животное в тряпки и потащила просто так.
Правда, рядом притормозила патрульная машина, и менты поинтересовались, кто я такая и куда несу произведение искусства.
– Да дворница я! Жиличка десятку дала, со старой квартиры на новую, тут квартал всего! – объяснила я.
Давно замечено – стоит назвать свою профессию, как все мои поступки, даже странные, уже воспринимаются как должное. Я могу возить по всей Москве жестяную ванну, установленную на детской коляске, а в ней гипсового Ильича, маленького и кудрявого, я могу посреди бульвара залезть на дерево, и никто слова не скажет! Очевидно, люди убеждены, что дворники выполняют какие-то особые задания ФСБ, и лучше с ними не связываться. А уж если я при метле и при совке – то мне сам черт не брат!
Юлька уже толклась у бюста неизвестного большевика.
– Ой, мама дорогая! – воскликнула она, увидев мою ношу.
Юлька – баба крупная, на таких пахать можно, только ленивая. И читать не любит. Я ей несколько раз предлагала резервный томик Яши Квасильевой, но без толку. Она предпочитает таращиться в телевизор. Зато она красивая. Моему бы Лягусику эти тугие розовые щеки, эти буйные лохмы, этот сочный рот! И этот бюст неизвестного астрономического размера тоже… Увы, с бюстом у нас с Лягусиком у обеих большая проблема. То есть с бабьим бюстом – не с тем, что в метро! Нам бы одну Юлькину сиську на двоих – и мы бы уже почувствовали себя гораздо лучше.
– Ничего, не маленькая, дотащишь! – и я сгрузила быка на пол у поднижия бюста – не Юлькиного, а того, что в метро.
– Слушай, а нельзя ли эту пакость как-нибудь того… потерять?.. – жалобно спросила Юлька.
– Можно. Только ночевать тебе тогда придется дома. Бабка Клеопатра тебя без этого быка не впустит, – обрадовала я Юльку. А что? И очень даже просто! Она вот Наталью в дом не пускала, пока та не притащила полтора кило дешевых индийских браслетов с почти не обработанными камнями. Вот именно этой дряни бабке и недоставало, чтобы окончательно ощутить себя Клеопатрой.
Юлька вздохнула, и я поняла, что пора помогать. Сама она никогда не поднимет с пола и не взвалит наспину эту рогатую мерзость.
Люди, спешившие перебежать с одной линии на другую, почти не обращали на нас внимания. Ну, возятся две дуры с поврежденной скульптурой – их проблемы! Очень надо постараться, чтобы вызвать интерес публики в московском метро.
Вернувшись домой, я обнаружила Лягусика за кухонным столом, а напротив сидела тетка под пару выброшенному мной из подвала алкашу.
Лягусик подобрала бедняжку, прогуливаясь с Дюшессой. Тетка сидела на собачьем пустыре и горько плакала. Кого-то она потеряла, а вот кого – мы так и не поняли. Вроде бы она даже не по-русски говорила.
Однако горе горем, а бутерброды она наворачивала – аж за ушами трещало.
– Надо ее куда-то положить спать, – сказала Лягусик.
– Прежде всего ее не мешало бы помыть, – ответила я.
При слове «помыть» бомжиха прямо подскочила и замахала руками.
Я эту публику знаю – у них с гигиеной странные отношения. Однажды из-за этого я чуть Лягусика не лишилась.
Сестричка-подружка подобрала где-то очередного голодного бомжа и потащила его к нам обедать. Я, честно говоря, была уверена, что бомж наотрез откажется мыться, поэтому первым делом выложила на стол хозяйственное мыло и жестяную мочалку для подгоревших сковородок. Но этот дядька оказался какой-то неправильный. Он схватил мыло и, бормоча, кинулся прочь.
– Ты прогнала его! – воскликнула Лягусик. – Бедный, голодный! Ты представляешь, что сейчас будет?!
– Очень даже представляю, – буркнула я. – Сожрет мыло.
– Сожрет мыло? – переспросила Лягусик. – Но он же!..
И кинулась следом за беглецом. А я натянула брезентовые рукавицы и пошла за Лягусиком – в конце концов, приводить в порядок объевшегося мылом бомжа придется мне, а не ей.
Во дворе их не оказалось – во всяком случае, на открытом месте. Я даже забеспокоилась – то, что сгинул бомж, меня мало волновало, хотя хозяйственное мыло денег стоит, но исчезновение Лягусика встревожило.
Тут из кустов жасмина, что росли вдоль торцовой стены, раздался сперва визг, затем нечеловеческий хохот.
