Иоанна Хмелевская - Проселочные дороги
Мамуля, Люцина и тетя Ядя быстренько умылись и сразу легли спать. Тереса не могла себе этого позволить, так как необходимо было немного уменьшить декольте на пляжном платье, которое, по ее утверждению, непристойно открывало больше, чем требовалось.
— Можешь идти в ванную, — сказала она мне. — Вот переставлю пуговицы и пойду после тебя.
— Учтите, свет выключили, — объявила Люцина.
— Как это выключили? Ведь горит.
— Здесь горит, а в коридоре и в ванной погас. Выключили или что-то испортилось. Я как раз заканчивала мыться.
В раскрытое окно ванной ярко светила луна, и краны я нашла сразу. Мелкие неудобства — однобокий душ, хождение за мылом к подоконнику, отсутствие вешалок для полотенца и халата — настроения не испортили и купанью не помешали. Главное — была горячая вода. Ощупью вытерлась, оделась, пробралась по коридору в свою комнату.
— Мойся с открытым окном, — посоветовала я Тересе. — Луна светит ярко, все видно.
Тереса отправилась в ванную и очень долго не возвращалась. В коридоре раздались чьи-то голоса. Выглянув, я увидела горничную и электрика на стремянке, свет уже горел, а Тереса все торчала в ванной. Может, устроила себе постирушку? Мы уже начали беспокоиться, не случилось ли с ней чего. В ванне утонуть она не могла, ибо ванны не было.
Прошло около часа. Наконец Тереса вернулась, вздрюченная до невозможности, и с ходу набросилась на нас:
— Какая зараза выключила мне свет в ванной? Мы ничего не понимали.
— Ты о чем? Ведь в ванной света не было. И что ты там до сих пор делала?
Не отвечая, Тереса ополчилась на меня:
— Ты тоже хороша. — «Ах, луна светит, ах, оставь окно открытым!» Холодрыга жуткая, пришлось закрыть. И, конечно, уронила мыло! Выскользнуло, куда-то покатилось. Принялась искать в темноте, весь пол ощупала, а тут вода льется, с трудом нашла краны, чтобы выключить. И тут зажегся свет...
— Вот и хорошо, что зажегся! — попытались мы успокоить разбушевавшуюся Тересу. — Сразу все стало видно.
— Да не у меня зажегся! В коридоре! Я слышала, как кто-то говорил — ну, теперь порядок, в ванной тоже есть свет. Тут я принялась искать выключатель, теперь уже ощупала все стены — никакого выключателя! Значит, он снаружи, а выйти я не могла, потому как голая, а в коридоре были люди и разговаривали, ну я нашла мыло и опять включила воду, да по ошибке холодную! Ну, чего ржете? Вас бы на мое место. Какая гангрена выключила свет в ванной?
— Должно быть, я, — пришлось признаться. — Вроде бы, уходя после мытья, я автоматически нажала на выключатель. А ты уж не могла набросить халат и выглянуть в коридор?
— Не могла! Мокрая я была и вся грязная!! От этого щупанья в потемках.
— Ну подождала бы, пока люди из коридора уйдут, велика беда!
— Подождать! А если они сами ждали, пока ванная освободится? Они бы ждали в коридоре, я в ванной, и торчали бы так до Судного дня! Пришлось в конце концов открыть луну... тьфу... окно открыть, дуло в него по-страшному, ишиас я заработала, это как пить дать!
— Так попросила бы тех людей в коридоре зажечь тебе свет! — сказала я.
Тереса вдруг перестала свирепствовать, как-то странно посмотрела на меня и легла в постель. Правда, тут же стала ворчать на дым, который попадал в нашу комнату через открытые слуховые окна в потолке. Люцина утешила ее, что скоро перестанут топить в доме и дыма не будет.
— Утром опять пойдет, — не уступала Тереса и без всякого перехода поинтересовалась: — Интересно, что за шайки гнездятся в этом пансионате?
— Какие шайки? — удивилась Люцина.
— Преступные, ясно.
— Мне ничего не известно ни о каких преступных шайках!
Мне тоже стало интересно:
— А почему ты решила, что в пансионате водятся преступные шайки?
— Да эти люди в коридоре как-то странно вели себя, — пояснила Тереса. — Разговор у них был какой-то подозрительный. Причем говорили они тоже подозрительно, шепотом. Потому я и не стала просить их зажечь мне свет.
— Шепотом? И ты слышала? — удивилась мамуля.
— Так ведь они у самой двери в ванную стояли, а там, видели, какая щель? В нее меня наверняка просифонило при открытом-то окне!
— Ну так о чем же они шептались?!
— В том-то и дело, что не знаю!
— Здравствуйте! Только что сказала — разговоры подозрительные, и вдруг не знаешь?
— Неужели не ясно? — опять разозлилась Тереса. — Слова-то я слышала, только их смысла не поняла. А смысл явно зловещий! Таинственный!
— Так что за слова?
— Сейчас вспомню. Значит так, они шептали: «Опять здесь». Потом: «И не скрывается». И еще: «Это не может быть случайным». Потом: «Может, это ловушка?» И наконец: «Любой ценой надо с этим покончить!..» — Ничего особенного! — сказала мамуля. — Почему ты решила, что это обязательно шайка преступников?
— Я же уже объяснила, — опять разозлилась Тереса, — важно не то, о чем они говорили, а то, как они это говорили! Слышали бы вы! Таким зловещим шепотом...
— А сколько их было?
— Три штуки. Двое мужчин и одна женщина.
— Ну, невелика шайка, — презрительно фыркнула Люцина. — Нас больше.
Старшая сестра с энтузиазмом ее поддержала:
— Еще бы! Как выскочим в коридор в ночных рубашках с дрекольем в руках — никакая шайка не устоит! Сразу разбегутся!
— Вот только где мы возьмем дреколье? — скептически заметила тетя Ядя.
— Хватит смеяться! — обиделась Тереса. — Откуда я знаю, где взять дреколье... То есть я хотела сказать — не нравится мне это! Кажется подозрительным! Они говорили о каких-то махинациях, уж вы мне поверьте!
С трудом настроившись на серьезный лад, мы объяснили нашей заграничной родственнице, что в туристический сезон в Сопоте махинациями занимаются все, кому не лень, и совсем не обязательно для этого сбиваться в преступные шайки.
И все-таки Тересу мы не переубедили.
— Как хотите, а они мне не понравились, — стояла она на своем. — Очень не понравились. И Люцина тоже хороша — нашла, где нас поселить. В какой-то подозрительной малине...
Потом подозрительной оказалась Устка, где Люцина устроила нас в доме отдыха, заведующая которым была ее подругой. Здесь нам повезло: мы угодили в перерыв между двумя заездами и одни наслаждались всеми благами, положенными отдыхающим. Безоблачное счастье несколько замутил скандал, разыгравшийся прямо под нашими окнами глубокой ночью. Исполненный драматизма дамский голос требовал немедленного возврата двухсот банок мастики для паркета, в крайнем случае соглашаясь принять вместо них духи «Суар де Пари», а мужской голос раздраженно предлагал вместо мастики поставить пустые бутылки и лично их разбить, причем брался сам составить по всей форме протокол о гибели товара, одновременно высказывая какие-то туманные обвинения в адрес какого-то паршивца Зютека, который никогда не держит слова, падла!
Тереса опять жутко раздергалась из-за очередной преступной аферы, тем более подозрительной, что отчаявшейся даме, судя по всему, было все равно, будет ли она благоухать мастикой для паркета или французскими духами. И опять непросто было втолковать Тересе, что никакая это не афера, а просто переучет в магазине хозтоваров.
Во всяком случае, ночь прошла интересно, а после нее наступил не менее интересный день. Моим бабам мало оказалось молока, теперь они зациклились на рыбе. Они вдруг дружно решили, что жить у моря и не поесть рыбы — просто смешно. Это очень задержало нас в пути, так как пришлось останавливаться перед каждым рыбным магазином, и по большей части напрасно. Меньше других участвовала в рыбной лихорадке тетя Ядя, занятая своим фотографированием и вспомнившая, что она худеет. Не выпуская из рук фотоаппарата, она щелкала направо и налево пеструю летнюю толпу с нами на первом плане.
В Колобжеге у нее кончилась пленка. Она зарядила в аппарат новую, а вынутую решила тут же отдать проявить. Поскольку при самом въезде в город мне попался навстречу знакомый филателист, а говорить из-за тети Яди мы могли только о пленке, филателист, чтобы отделаться от нее с пленкой, назвал адрес хорошей, по его словам, фотомастерской, и тетя Ядя бросилась туда бодрой рысцой. Ей обещали проявить пленку через два дня из уважения к упомянутому филателисту, а обычный срок в разгар сезона — две недели.
Только вечером мы сообразили, что два дня для нас тоже слишком большой срок, из Колобжега мы должны уехать во что бы то ни стало утром следующего дня, в связи с чем тетя Ядя опять бодрой рысцой отправилась в мастерскую умолять их проявить пленку к завтрашнему утру. Вернее, бодрой рысцой мчались мы с ней на машине, ибо уже наступил вечер и мастерскую могли закрыть. Успели мы перед самым закрытием. Я не могла ей помочь — приходилось оставаться в машине и делать вид, что я вовсе не стою — у мастерской как раз висел знак, запрещающий стоянку — а просто так себе потихоньку проезжаю мимо. Тетя Ядя вернулась быстрее, чем я ожидала, совершенно ошарашенная.
