Дарья Донцова - Маникюр для покойника
– Она в отпуске? – отчего-то спросила я.
– Ну да, – ответил юноша. – Вчера вышла, а сегодня, пожалуйста, умотала, за деньгами помчалась, сказал же, проживем чудесно без дурацких приработков. И ведь теперь даже звонить не станет, чтобы мы не ругались!
– Слушай, Лампа, – медленно спросила Юля, – а ты давно дома?
Я глянула на часы. Надо же, продрыхла почти четыре часа!
– Пришла около трех.
– Ну ничего себе, – вскипела Юля, – и собак погулять не вывела, и об ужине не подумала!
Я растерянно уставилась в ее рассерженное лицо.
– Надо было выйти с псами?
– Конечно, – ответил Сережка, – они унитазом пользоваться не умеют. Знаешь, какая там лужа в коридоре.
– Извините, – пролепетала я, – но я никогда не жила с животными…
– Ясненько, – бодро резюмировал Сергей. – Ладно, пойду прогуляю девочек.
Хлопнула дверь, и Кирюшка заорал:
– А кто пельмешки заказывал!
– Иду, – отозвалась Юля, и тут же из коридора понесся ее недовольный голос: – Чего такие дорогие взял, в следующий раз «Дарью» покупай.
– Они несъедобные, – сообщил Кирюшка, – тесто толстое, внутри веревки.
– Это натуральные, экологически чистые жилы, – хмыкнул Сережка. – Ну кто же в готовые пельмени мясо положит!
– Замолчи, а то меня сейчас стошнит! – выкрикнула Юля.
У меня заломило в висках, от этой семьи слишком много шума. Лягу-ка лучше спать, кажется, мигрень начинается. Но не тут-то было. На пороге появилась Юля и сообщила:
– Сережка гуляет с псами, Кирюшка пошел за хлебом, я варю пельмени, а ты вытри лужу.
– Чем?
Юля хихикнула:
– Тряпкой, конечно, чем же еще!
– Где она?
– Как у всех, в ванной. Ты дома половую тряпку в спальне держишь?
Чувствуя, как в голове ворочается боль, я побрела в коридор. Надо же, я даже не знаю, где Наташа хранит тряпки. Кусок старого полотенца нашелся под раковиной. Я как следует намочила его и шлепнула в коридоре. Вместо того чтобы исчезнуть, лужа отчего-то стала еще больше. Я принялась гонять воду по полу.
– Эй, послушай, – спросила увидевшая эту картину Юля, – ты полы никогда не мыла?
Конечно, нет, всю жизнь берегла руки, у арфистки должны быть чуткие пальцы, и потом, слабое здоровье не позволяет заниматься домашним хозяйством.
– Дай сюда, горемыка! – велела девушка и дернула тряпку.
Потом она принесла небольшое красное ведерко, ловко выжала бывшее полотенце и в мгновение ока ликвидировала «океан». Я стояла пень пнем, оказывается, надо было не мочить, а выкручивать тряпку.
– Ведро в унитаз вылить сможешь? – с издевкой спросила Юля и унеслась.
Выполнив приказ, я ушла в гостиную и вновь легла. Голова болела немилосердно.
– Лампочка, – раздался Кирюшин вопль, – иди ужинать!..
– Не хочу, – вяло отозвалась я.
– Иди быстрей! – не успокаивался мальчишка.
Пришлось подниматься. На столе исходила паром миска.
– Тебе сколько? – спросил Сережа и, не дожидаясь ответа, наполнил тарелку. – Кетчуп, горчица, сметана…
Я принялась вяло ковырять вилкой поданное. Остальные ловко и споро запихивали в рот клейкие куски отвратительного на вид теста. Причем ели они пельмени с хлебом. Очевидно, в этом доме даже не слышали о правильном питании.
– Хорошо как – в холод горяченького, – пробормотал Сережа, блаженно щурясь.
– Не вздумай заснуть, – пнула его в спину Юля, – надо посуду помыть.
– Кирка помоет, – отбивался муж.
– Индейское жилище фиг вам, – завопил мальчишка. – Знаете, сколько уроков назадавали! Пусть Юлька…
– Во-первых, не Юлька, а Юлечка, – прервала девушка, – а во-вторых, домой работу взяла, завтра номер веду. Так что, Сережка, берись за губку.
– Минуточку, – сказал парень, – помните, что мать вчера сказала?
– Что? – в один голос спросили домочадцы.
– Лампу прислала из Петербурга к нам Нинель Михайловна…
– Ну, и чего? – заторопила Юля.
– А зачем прислала? Чтобы она у нас трудилась на ниве домашнего хозяйства, домработницей. Мать ей оклад положила, сто баксов. Верно?
Все кивнули.
– Тогда и спорить нечего, – сообщил Сережа и повернулся ко мне: – Считай, твой рабочий стаж пошел, начинай. Да не боись, мы помогать станем, когда сможем.
– Ладно, – пробормотала я, чувствуя полную безысходность. – Где у вас посудомоечная машина?
– Нетуньки, – пропела Юля, – губочкой трем вместе с «Фейри». Ладно, мне некогда.
И она выскользнула за дверь. Следом вылетел Кирюшка, последним, зевая, ушел Сергей, я осталась наедине с горой посуды. Ну ни за что бы не подумала, что несколько человек, поев на ужин всего лишь пельмени, оставят столько грязи!
Четыре глубокие тарелки, три пустые и одна полная, чашки, блюдца, вилки, ножи, ложки, кастрюлька с противной жирной водой, шумовка…
На раковине в резиновой подставочке лежала омерзительного вида губочка, вся в кофейной гуще. И ЭТИМ предлагается мыть посуду. Да к данному предмету противно и щипцами прикасаться! Но альтернативы нет.
Я взяла кусок поролона двумя пальцами, словно дохлую мышь, и попыталась отскрести жир. Но тарелка и не собиралась становиться чистой. Она противно скользила и норовила упасть в весьма грязную раковину.
– Эй, Лампа! – донеслось из-за спины.
Я обернулась. Юля, ухмыляясь, глядела мне в лицо.
– Ты посуду когда-нибудь мыла? Возьми «Фейри», пусти воду погорячей. Кстати, подъем завтра в семь.
И, хмыкнув, она ушла. Я послушно налила жидкое мыло, дело пошло веселее. Примерно через час я оглядела плоды своего труда и осталась довольна. Из коридора не доносилось ни звука, мои хозяева спали. Я тихонько прокралась в гостиную и обнаружила на диване мирно сопящую Мулю. Кое-как подвинув каменное тельце недовольно ворчащей мопсихи, я рухнула на подушку и вытянула отчаянно ноющие ноги. Никогда так не уставала. Сквозь наплывающий сон пробилась мысль: сегодня не приняла, как всегда, ванну на ночь, не сделала маску. Да что там маска, даже зубы не почистила. Впрочем, и нечем, щетки пока нет. А на нет и суда нет.
Утро вновь началось с многоголосого крика.
– Кошмар, – вопила Юля, – девять утра! Сережа, быстрей!
– Девять! – заорал Сергей. – Скорей, Кирка, одна нога здесь, другая там.
Потом они влетели в гостиную и завизжали, как циркулярная пила:
– Лампа, ты почему нас не разбудила!
– Надо было будить? – ошарашенно спросила я, пытаясь спросонья сообразить, который час.
Взгляд упал на будильник. Пять минут десятого. Чего они так разволновались, ну кто встает в такую рань.
– Очень даже надо, – сообщил Сережка и унесся в коридор.
Потом хлопнула дверь. Я осталась одна с собаками. Не успела моя голова коснуться подушки, как раздался звонок в дверь.
– На, – сказала Юля и сунула мне в руки маленькую сумочку,
– извини, по ошибке твою схватила!
Она подцепила небольшой ридикюльчик и крикнула:
– Собак выгуляй!
В изумлении я уставилась на сумку. Нет, она не моя, но и не Юлина, так чья, Катина?
С улицы донеслось:
– Лампа, брось ключи, на зеркале забыл!
Я высунулась в форточку и увидела Сережку возле старого белого «Форда».
– Собак выведи! – напомнил парень.
Я пошла на кухню и уставилась на чайник. Десять бесплодных попыток зажечь газ довели почти до истерики. Рука сама собой роняла спичку, и конфорка не желала вспыхивать. Наконец догадалась, нашла газету, подожгла ее и поднесла к горелке. Первая победа над бытом окрылила, и я села пить кофе. В холодильнике нашлась лишь пачка масла, они ждут, что я пойду за продуктами. Внезапно в голове появилась мысль. Сумочка! Вчера, убегая в ужасе из квартиры убитого Кости, я машинально схватила ее в прихожей, просто привыкла всегда появляться с элегантными аксессуарами… Значит, попросту украла чужую вещь. И что делать? Ладно, будем разрешать трудности по мере их поступления, сначала прогуляем собак.
Крикнув бодрым голосом: «Гулять!» – я вывела стаю во двор.
Мопсихи моментально присели у подъезда, Рейчел отошла к клумбе.
Надо же, как просто. Посчитав процедуру законченной, я велела:
– Домой!
Рейчел подняла на меня умные глаза и деликатно сказала:
– Гав.
– Домой! – повторила я.
Псы недоуменно переглянулись, но послушались. Интересно, чем они недовольны, вроде пописали.
Дома я вновь подожгла газету, подогрела чайник и развела кофе. Что делать? Что будет с Катей? Где взять бумаги? Может, наплевать на все и вернуться к Михаилу? Но тут перед глазами встали бегемотообразный парень и худенькая Катя, прикованная к нему наручниками. Вновь возникло ее бледное лицо, и в уши ворвался прерывающийся, нервный голос: «Лампочка, если больше не встретимся, не бросай детей, у них никого нет! Знай, я тебе их отдала».
Спина неожиданно вспотела. Да ее убьют, если я не принесу эти чертовы документы! И всю оставшуюся жизнь потом проживу с ощущением, что отправила человека на смерть? Пойти в милицию? Ну уж нет…