Кирилл Еськов - Баллады о Боре-Робингуде
Ясно, что кому-то из двоих надо дернуться, – неизбежно получив на этом пулю (из кармана) и давши тем самым напарнику время выхватить оружие и вступить в бой. Вопрос только – кому именно получать пулю сразу, а кому под тем прикрытием вступать в бой; э-э-э?..
…Я бы лично снимал эту сцену в стилистике вестерна: «американская дуэль», ракурс с уровня колен, дающий колоннообразность неподвижных фигур, кисть опущенной правой (крупный план) сжимается и расслабляется… – ну, короче, классическая сцена из «Профессионала»: благородный майор разведки Бельмондо против гнусного флика … Ну и – ровно тем же манером! – сбоку вклинивается лох, но только, понятно, не вальяжный француз с букетом, ищущий квартиру дамы, а сугубый россиянин с полуотхлебнутым «Ярпивом», интересующийся у комбатантов – не объявляли ль уже девятичасовой на Макарьев?..
Впрочем, «Профессионала» гоняют у нас по ТВ часто, так что даже лоху из такой дыры, как костромской райцентр Макарьев, по прошествии пары секунд становится ясно, куда он попал, – после чего означенный лох, ойкнув в строгом соответствии с сюжетом первоисточника, пятится в тараканью щель между камерами хранения… И вот тут классический сюжет дает сбой, ибо на ристалище появляется еще один лох – вокзальный мент. Этот, надо заметить, тоже мигом въезжает, куда он попал, и, впавши в полный столбняк, обращает треугольник в четырехугольник. Эта финальная сцена из «Ревизора» длится по меньшей мере секунд десять, после чего обеим противоборствующим сторонам становится ясно как день: классический пат.
Подполковник медленно-медленно отступает к входным дверям вокзала и наконец исчезает за ними; выражение лица его при этом заставляет вспомнить панночку, пережившую облом у вычерченного Хомой защитного круга. Наблюдатели, проводивши его взглядом, с немалым облегчением хватаются за мобильники: рапортовать и вызывать подкрепление. Вот ведь какая ерунда иной раз решает судьбы миров – один некстати (или кстати – это как посмотреть) подвернувшийся мент…
20
За рулем «Фольксвагена» Подполковника уже поджидает Чип – именно он, разумеется, и был тем самым лохом, что лез к ратоборцам с идиотским вопросом про девятичасовой автобус на Макарьев. В руках у него – единственный трофей операции: только что извлеченная из 112-й ячейки связка ключей (самых что ни на есть натуральных, а никаких не «аппаратных» или там «открытых») с продолговатым пластиковым брелком. Огорошенным, однако, компьютерщик не выглядит – наоборот:
– Все в порядке, Александр Васильевич! Ключики – это чисто для отвода глаз, а информация, что вы ищете, – здесь, в брелке! Гляньте: это ведь на самом деле флэш-память, флэшка. И насчет «память-сразу-нельзя!» теперь все понятно: флэшка подсоединяется к компу напрямую, через ю-эс-би разъем, и если там вручную вставлена проволочка параллельно диоду, то через пару секунд во флэшке сдохнет микросхема – не размагнитится, а именно сгорит, физически: никакими силами не восстановишь. Простенько, но со вкусом…
– Молодец, Алеша, – только тут Подполковник, сосредоточенно следивший – не повиснет ли кто на хвосте у их «Фольксвагена», несущегося по Щелковскому шоссе, позволяет себе чуть расслабиться: извлекает из кармана плаща «беретту» с глушителем и ставит ее на предохранитель.
– Но… вы же никогда не носите оружия! – отвисает челюсть у Чипа. – Как английский полисмен…
– Верно. В «Аквариуме» от этой подростковой джеймс-бондовской манеры – повсюду таскать при себе ствол – отучают раз и навсегда. Но из этого вовсе не следует, что я не умею им пользоваться… Как и те английские полисмены, кстати говоря.
До компьютерщика, похоже, наконец доходит, в каком деле он только что побывал:
– А если бы он понял нашу игру?..
– Я бы его положил, – спокойно отзывается Подполковник. – А второй, вероятно, положил бы меня… Но тебе это дало бы время добраться до ячейки.
– Ну и ну… – крутит головою Чип. – А кто, кстати, те парни? Бандиты или спецслужба?
– Пока не знаю, – честно признается Подполковник. – То ли бандиты, работающие под спецслужбу, то ли спецслужба, работающая под бандитов. Впрочем, сейчас сплошь и рядом это просто одно и то же. При социализме – ты-то этого толком не застал – все призывали «осваивать смежные профессии» и «стирать грани»; вот оно и свершилось – в одной отдельно взятой сфере деятельности… Ладно, давай-ка радио послушаем, что ль.
Тычет пальцем в приемник; попадает как раз на девятичасовые новости:
«…Радикально-византийская партия России. Это уже шестая за последний час организация, взявшая на себя ответственность за взрыв дружно любимого москвичами памятника Петру Первому, так что Генеральная прокуратура решила временно подвести черту под приемом заявок.
А вот сообщение на ту же тему из-за рубежа. Авторитетнейшая в Старом Свете Академия авангардного искусства из Сен-Тропеза на своем внеочередном он-лайновом заседании признала произошедший в Москве антимонархиче ский хеппининг «Долой царя!» главным художественным событием последнего десятилетия и заочно избрала его участников членами своей Академии. Вице-президент Академии Шарль Атан заявил журналистам, что он предвидит возможность преследования участников московского хеппининга консервативно настроенными властями и предложил загодя обратиться в Европейскую комиссию по правам человека.
Далее мэтр Атан посетовал, что авангардисты порою становятся жертвами не только консервативной, но и излишне радикальной части общества. Он напомнил в этой связи трагедию Хорли О'Элберета, отважного новатора, который по ходу затяжного парашютного прыжка из стратосферы успешно произвел совокупление с поросенком дикой африканской свиньи-бородавочника, но в момент приземления был захвачен членами боевого крыла партии OTSOS, более известными как «зеленые феминистки», и кастрирован ими при помощи садовых ножниц. Суд склонялся уже к тому, чтоб оправдать вчистую «отважных мстительниц мужской шовинистической свинье за циничное глумление над вымирающими видами животных» и возложить на оную шовинистическую свинью все судебные издержки, но тут вскрылись важные привходящие обстоятельства. Оказалось, что О'Элберета тоже голыми руками не возьмешь: он – твердый гей и болен СПИДом, а хеппининг свой учинил, имея целью привлечь внимание общественности к страданиям бородавочников, ставших жертвами гражданской войны в Заире. Присяжные оказались в тупике: чей же все-таки козырь старше? Голоса их разделились ровно пополам, и…»
Подполковник вырубает передачу:
– Ну вот, а ты боялся… Теперь еще поди докажи, что это я – академик-авангардист…
21
Робингуд, отомкнув дверь с начищенной табличкой 313, входит в свой скромный двухместный люкс «Хилтона» в столице Эмиратов; под окнами, в бархатной южной ночи, ярко выделяется бирюзовая брошь подсвеченного изнутри бассейна, обсаженного пальмами-хамеропсами с приземистыми мохнатыми стволами (и как им только не жарко…).
В кресле посреди апартамента хохочет-заливается Ванюша-Маленький; все сто десять кило его мышц и сухожилий сотрясаются от хохота, а по щекам «лучшего рукопашника спецназа» текут слезы, которые он уже и не пытается утирать.
– Ты где был? – вопрошает с порога атаман; тон, каким это произнесено, с легкостью обратил бы тот заоконный бассейн в каток.
– Пи… пи… ой, не могу!! ПИВО ПИЛ!! – наконец выдавливает из себя Ванюша, и его дергающийся в такт приступам смеха могутный перст указует на полуопорожненную упаковку чешского «Пльзеня».
– Ну и как пивко? – вкрадчиво интересуется Робингуд, мигом успевший обежать номер, после чего в ярости шваркает на стол перед напарником груду обломков, которые парою часов ранее, когда он уходил, были крутейшим STR-овским спутниковым телефоном…
Ванюшу же вид несчастного аппарата доводит до истинного пароксизма веселья: его буквально корчит от неудержимого хохота, который обрывается, когда Робингуд, внезапно зайдя сзади, всаживает в плечо напарника, прямо сквозь рубаху, извлеченный откуда-то шприц-тюбик. Ванюша с яростным ревом сгребает было атамана за ворот, но снадобье действует почти мгновенно, и спустя какую-то пару секунд колени бойца подламываются, и он валится обратно в кресло.
Робингуд между тем принимается мрачно обследовать номер. Обойдя комнаты и ванную с индикатором, обнаруживает пару свежепоставленных «жучков» и мстительно давит их каблуком. Внимательно осмотрев извлеченную из початой упаковки бутылку «Пльзеня» и внутренность одной из валяющихся на ковре пивных пробок, он обнюхивает недопитый Ванюшин стакан, после чего снимает трубку гостиничного телефона:
– Кельнер? Это 313-й. Где-то с полчаса назад моему напарнику доставили превосходное пиво, «Пилзнер Урквель», да-да, Пи-Ай-Эл-Эс-Эн-И-Ар, мы хотели бы повторить заказ… Как? Вы уверены, что такого заказа не было? Погодите, а может, это из ресторана?.. – ах, все равно через вас… Нет-нет, все в порядке, мы обойдемся тем, что есть.
