Лев Гурский - Игра в гестапо
«Спасибо», – сказал Курочкин сам себе и сделал еще шажок.
Колбаса распространила по всему коридору вкусный запах съестного. Не то чтобы мяса, скорее – специй. На запах и на чавканье, как пожарная команда на огонь, откуда-то немедленно заявился старый знакомец – рыжий разбойный кот. Он стал с мурчанием кружить вокруг очага колбасного аромата, рассчитывая на гуманитарную помощь. Однако рыжему так ничего не обломилось от гоблинских щедрот. Наоборот: не прекращая жевания, толстяк нелюбезно отмахнулся дубинкой от котяры, и, если бы не природное чувство кошачьего самосохранения, попрошайке бы досталось первому. Отнюдь не копченой колбасы, а по ребрам.
– Р-р-мяу, – оскорбился кот, вовремя отпрыгнув.
– Брысь, брысь давай отсюда… – вежливо посоветовал ему Дмитрий Олегович, продолжая свой медленный отступательный маневр. Животному следовало бы догадаться, что оно вот-вот попадет в эпицентр большой человеческой драки и пострадает за компанию с Курочкиным.
Балованный рыжий не понял слова «брысь». Зато он усек мирную курочкинскую интонацию, а потому, не уходя никуда, закружился вокруг брючины Дмитрия Олеговича. Видимо, счел, будто в карманах Курочкина тоже таится что-нибудь вкусное. Меньше чем ломоть доброго финского сервелата просьба даже не предлагать.
«Дурак ты, рыжий», – подумал Дмитрий Олегович. Попрошайка, сам того не ведая, мешал ему пятиться.
– Р-р-мя-а-а… – откликнулся рыжий, что, возможно, означало: «Сам дурак». Повинуясь наглому мурлыканью рыжего рэкетира, Дмитрий Олегович машинально сунул руку в правый карман брюк и, естественно, никакого сервелата там не обнаружил. Да и откуда ему взяться, если он его не клал? Пальцы нащупали лишь аптечный пузырек. Тот самый, с таблетками быстрорастворимого слабительного «Цоппи» – источника утреннего скандала с Валентиной. «А слабительное это, – произнес про себя Дмитрий Олегович, – к вашему кошачьему сведению, годится только для двуногих. Типа вон того жирно чавкающего двуногого с дубин…»
Тут только Курочкин осознал, что вооружен.
Сперва возникшая идея показалась ему рискованной. Затем гениальной. И наконец, единственно возможной. Все равно других идей у него не было. Фармацевт он или кто? Раз он уже призвал на помощь лекарства, надо быть последовательным. В бой, в бой, Дмитрий Олегович! Курочкин откашлялся.
– А ну… – начал было он. Голос показался ему писклявым. Дмитрий Олегович сделал судорожный вдох и на выдохе хрипло объявил: – А ну, бросайте дубинку!
Руки его уже выхватывали заветный пузырек на манер гранаты. Если уж Валентину это снадобье заставило сегодня искать убежища за холодильником, то уж этого охранника… Есть, есть шанс его напугать. Главное – оттеснить противника обратно на кухню. На тамошних дверях тоже имеются прочные наружные задвижки. Курочкина они, так и быть, устроят.
– Чего-чего? – изумленно переспросил гоблин, едва не поперхнувшись недоеденным сервелатом. – ЧЕГО мне… бросить?
На пузырек он еще не среагировал. Однако быстрый переход нарушителя от робости к нахальству вызвал у охранника некую оторопь. Но не такую глубокую, чтобы послушаться.
– Дубинку, говорю, бросить, – повторил Дмитрий Олегович, а сам уже сдирал со склянки тонкую пластмассовую крышечку. Рыжий кот не спускал с него глаз: животное явно надеялось (все коты – идеалисты), что там, за притертой пробкой, скорчившись в три погибели, все-таки прячется вожделенная колбаса.
– Дубинку? – тупо переспросил озадаченный гоблин и сделал попытку замахнуться. Правда, замах вышел неуверенным – уже с оглядкой на таинственный пузырек в руке противника.
Дальше выжидать с контратакой было просто нельзя. «Вперед, таблеточки! – мысленно скомандовал Дмитрий Олегович. – Должны вы хоть на что-нибудь сгодиться! Не лечить, так калечить…»
Не раздумывая больше, Курочкин размахнулся и метнул под ноги гоблину сразу горсть агрессивных пилюлек.
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!!!
На месте полудюжины патентованных таблеток от запора возникло столько же сердито шипящих смерчиков. Невероятно опасных на вид и сугубо мирных на самом деле – если кто знает.
Гоблин не знал. От неожиданности он выронил свою телескопическую дубинку и, как кролик, отпрыгнул обратно к кухонной двери. Смерчики производили полное впечатление неведомого химического оружия, особо опасного для гоблинской жизни. Наверняка в школе толстый охранник скверно успевал по биологии и по химии.
– Га-а-зы! – надсаживаясь, проорал Курочкин, желая усилить впечатление. – Наза-а-ад!! – Гоблин никак не должен был догадаться, что смертельные на вид смерчики могут доставить человеку неприятности лишь в одном случае: когда человек рискнет проглотить хотя бы парочку таких пилюлек. Причем главной из этих неприятностей будет громкое бурчание в желудке.
Всего за несколько секунд весь коридор сделался похож на передний край битвы с применением ОВ.
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!! – шумно безобразничали быстрорастворимые таблетки, с гремучим шипением шныряя по коридору взад-вперед и побуждая толстого гоблина к поспешной ретираде на кухню.
– Рр-мя-а-а-у! – испуганно вопил напрочь деморализованный рыжий кот, уже забывший о колбасе. Похоже, он считал, будто все до единого смерчика устроили охоту именно за ним, – а потому метался, как новобранец во время первого обстрела.
Последний из прыжков рыжего новобранца оказался роковым для толстого охранника. Гоблин уже почти задвинулся на территорию кухни и теперь с трудом удерживал равновесие на рассыпанных по полу скрипучих шариках американского кошачьего корма (их по-прежнему никто не удосужился вымести). В тот момент, когда охранник начал балансировать на одной ноге, ища место, куда поставить вторую, неподалеку зашипела последняя слабительная пилюлька. Кот мявкнул и в отчаянном рывке попытался спастись у толстяка на плече…
Стены содрогнулись от грохота. Падение штанги и то бы сопровождалось куда меньшим шумом, чем низвержение толстого охранника. Электричество мигнуло, по коридору промчалась ударная волна, где-то далеко затренькали потревоженные оконные стекла, гулом отозвался задетый за живое кухонный холодильник. Опасаясь летального исхода, Дмитрий Олегович бросился к эпицентру ударной волны и обнаружил упавшего толстяка живым, но без сознания. Судя по глубокой круглой вмятине на металлической дверце холодильника, гоблин при падении стукнулся своим слабым местом – головой – и мог теперь прийти в себя очень не скоро.
Четвертый негритенок из четырех был надежно выведен из игры – лучше поздно, чем никогда. Вся охрана, таким образом, оказалась нейтрализована. Можно было удирать…
Но как раз удирать было нельзя.
– Р-р-мяу… – донесся жалобный стон, непонятно из какого угла. Возможно, из хлебницы или цветочной вазы. Рыжий переживал стресс.
– Хороший котик, – пробормотал Дмитрий Олегович. – Только больно нервный. Не бойся, вылезай… Это ведь было слабительное, а не газ зарин.
17Пока Курочкин устраивал эпилептический припадок и вел химическую войну, комментатор в телевизоре успел охрипнуть от переполнявших его чувств.
– …Простые рядовые москвичи… – самозабвенно хрипел он, – демонстрируют неразрывную связь… кино не знает границ…
Это была чистая правда: толпа поклонников давно оттеснила милиционеров и радостно слилась со своими голливудскими любимцами. Время от времени изображение на экране дергалось под чье-то невнятное чертыханье. Это означало, что какой-то очередной фанат пытается пролезть к американским звездам через голову телеоператора.
– …Весь цвет американского кинематографа… – надрывался из последних сил комментатор, – прибыл сюда, к нам, чтобы сказать… вернее, чтобы доказать… точнее, чтобы показать все лучшее… виноват, я это уже говорил, но тем не менее…
Звезды, должно быть, и сами были ошеломлены своей популярностью в далекой северной стране. Высокая блондинка в черном брючном костюме с суеверным ужасом глядела на лес рук с листочками для автографов, выросший вокруг нее в считанные секунды. Если бы не помощь энергичного мулата, который с ожесточенным лицом отгонял от блондинки самых нетерпеливых поклонников и поклонниц, звезде пришлось бы туго. Мулат мастерски орудовал серебристой шумовкой, осаживая публику, и Дмитрий Олегович легко догадался, что блондинка в черном и есть знаменитая Таня Коллинз в сопровождении своего бойфренда. Он же повар.
Предположение Курочкина тотчас подтвердил хриплый комментатор, который, исчерпав запас общественно-политической болтовни, вновь сосредоточился на чисто киношных пояснениях – тоже весьма сумбурных.
– …Третий муж Тани Коллинз… известный модельер Фернандо Веспуччи… – сипел закадровый голос с пятого на десятое, – во время церемонии последнего Оскара… и еще трехмиллионная неустойка…
Голливудская звезда на телеэкране, прикрываясь поваром, одаривала ближайших счастливцев воздушными поцелуями. Фанаты из второго эшелона норовили вытеснить счастливцев и занять их места в первом ряду. Бойфренд с шумовкой отсекал слишком настойчивых, стараясь, однако, не допустить членовредительства.
