Ольга Степнова - Брачный контракт с мадонной
Луна пожала плечами. Всё-таки, какими мелкими страстишками живут эти люди. Туфли, кулоны, какие-то котелки…
— А вы нашли туфлю на металлическом каблуке?! — вдруг живо заинтересовалась дама в пижаме. — На этой клумбе?
— Да, — кивнул маленький человечек.
— Джерри! — воскликнула дама, обращаясь к собаке. — Так это ты утащил мои новые лодочки!
Собака залаяла громче, запрыгала выше и сильнее завиляла хвостом.
— Господи, — всплеснула дама руками, — ведь в убийстве могли заподозрить меня! Типа я бежала с места преступления, роняя тапки!
— Вань, — весело заорал маленький человек, — ты что не узнал сразу туфлю своей жены?
— Вить, а ты знаешь в глаза всю обувь своей супруги? — улыбнулся наконец хмурый и лысый.
— Нет, не знаю, — захохотал тот. — Маргарита, я в целости и сохранности верну вам лодочку!
— Ещё бы вторую найти! — вздохнула дама. — Господин детектив, может, вы за отдельную плату разыщите второй экземпляр?
— Может и разыщу, но бесплатно, по дружбе, — расплылся в улыбке маленький человечек.
— Пойдёмте к нам в дом пить настоящий чай! — Дама махнула рукой. — Пойдёмте, пойдёмте! Мой режим всё равно бесповоротно нарушен!
Компания вереницей пошла по дорожке на вторую половину дома.
Собака помчалась за ними, но вернулась на прежнее место и, задрав голову, радостно залаяла на луну.
В прежние добрые времена собаки на луну выли. А этот бегал, брехал и вилял хвостом.
Луна нахмурилась и скрылась за тучей.
Какими мелкими страстишками живут эти люди.
Какие неправильные у них собаки.
— Вань, Вань! — донеслось до луны. — Я больше не буду выгонять тебя из дома! Пусть эти вертихвостки шастают мимо и в шортах, и в мини! Я свяжу тебе свитер и вышью на нём крестиком оленью морду с рогами. И только попробуй его не надеть!
Они засмеялись там, внизу.
Так засмеялись, что луна твёрдо решила — нет, не выйду. Пусть идут в темноте ближайшие десять секунд.
Возвращение
Витале приснилось, что плачет ребёнок. Даже не плачет, а так — капризничает, вякает и подкряхтывает.
Нужно было проснуться, прогнать этот сон, а потом снова попытаться заснуть. Ведь он впервые с того злосчастного дня, когда получил письмо, так крепко уснул.
Гранкин открыл глаза, но детское вяканье не прекратилось, оно даже усилилось, переросло в громкий, настойчивый ор.
Виталя вскочил, огляделся, ощупал себя. С особой тщательностью он потрогал голову, пальцами помассировав лысый череп.
Всё было на месте, всё реально — и он, и комната, и детский плач.
Гранкин бросился в коридор, оттуда в зал.
Посреди комнаты, на разобранном диване, лежал младенец в ползунках и орал.
— Сашка?!! — закричал Гранкин. — Сашка?!
— … или не Сашка? — шёпотом спросил он.
Он побежал на кухню, сшибая все попадающиеся по пути предметы — стулья, тумбочку, настольную лампу, цветочный горшок.
Ну кухне царил идеальный порядок.
Палатки не было, гора немытой посуды исчезла, самовар самозабвенно кипел, блестя отчищенными боками и, судя по характерному звуку и запаху, в нём варилось с пяток яиц.
На Виталю угрожающе надвигался обтянутый цветастым халатом крепкий, широкий зад. Этот зад он не смог бы спутать ни с чьим другим.
— Га-а-алка! — провыл-проорал Виталя и попытался обнять этот зад, но тот не остановился и агрессивно толкнул его внушительной массой так, что Гранкин чуть не упал.
Галка мыла пол и не было в жизни ни одного обстоятельства, способного отвлечь её от этого важного дела.
— Галка! — завизжал Гранкин. — Тебя отпустили?! Тебя просто так, без всяких там денег выпустили из тёмного сырого подвала?!
Галка молча плюхнула в ведро тряпку, прополоскала её, отжала, бросила Гранкину под ноги и приказала:
— Ноги вытри!
Лицо у неё было злое и красное.
Виталя послушно вытер о мокрую тряпку босые ступни.
— Галка, — прошептал он, — да что же это такое?
Галка взяла большую кастрюлю, стоявшую в углу кухни, приоткрыв крышку понюхала содержимое, ни слова не говоря, прошла мимо Витали и одним рывком выплеснула в унитаз тёмную пахучую жидкость.
— Гал! Ты это… зря… там вино из одуванчиков было, интеллектуальный напиток, глоток лета среди зимы…
— Допился до чёртиков? — Галка с грохотом поставила на пол кастрюлю. — Я там у матери на огороде пластаюся, с ребёнком малым ломаюся, а ты за всё время не приехал ни разу, не узнал что да как, даже и не попытался нас обратно вернуть! — Галка заплакала, привычно вытирая слёзы кулаками. — Я-то думала, ты за нами следом бросишься, уговаривать начнёшь: «Вернись Галочка!», а ты… и рад только, что ни меня, ни ребёнка! Плацдарм тут для разврата учинил! Палатка, бормотуха из сорняков, что ещё… бабы?!
— Какие бабы, Гал? — попятился Гранкин.
— А это что?! Что? — она схватила со стола упаковку, в которой лежали чёрные чулки с ажурной силиконовой резинкой, и швырнула ему в лицо.
— Это… чулки чёрные, женские, двадцать дэн… Это всё ради тебя, Гал… Это всё ради вас с Сашкой! — заорал он. — Вас в плен взяли! Украли! Похитили! Денег с меня затребовали немеренно! Сегодня эти деньги будут на моём счету! Гал, ну ты вспомни, ты сидела в тёмном сыром подвале, тебя плохо и скудно кормили, ну…?!
— Допился до чёртиков, — не очень уверенно сказала Галка.
— Гал, такое бывает после потрясения. У тебя в мозгу просто произошло замещение неприятных моментов, и тебе кажется, что всё это время ты не в неволе мучилась, а провела у мамы в деревне! Ну, вспомни, — тёмный сырой подвал, плохая еда, ну…?!
— Огород, пелёнки, жуткий мастит, мошкара, пироги, окрошка, снова огород, грядки, сорняки, снова пелёнки и мама над ухом пчелой: «Твой там совсем загуляет, возвращайся домой»… Виталь, ты чего, а? — обеспокоилась вдруг она. — Чего ты несёшь про подвал?
— Гал, я письмо получил, что тебя с ребёнком похитили и вернут только за триста пятьдесят тысяч долларов!
— За сколько?! — ахнула Галка.
— За триста пятьдесят тысяч зелёных.
— Ой, да я за столько ни в жисть ни похитилась бы, — ошарашено сказала Галка, — да за столько, я бы сама этих похитителей в тесный и тёмный подвал… Где письмо?
— Съел!
— Волосы где?
— Сбрил!
— Чулки откуда?
— Купил на голову себе, чтоб индуса грабить!
— Палатка зачем?
— В ней лауреат Государственной премии со своей собакой спал, он иначе не может!
— И сколько ты, говоришь, денег для меня заработал?
— Миллион долларов, Гал!
— И кто из нас сумасшедший?! — взревела Галка, схватила с пола тряпку и пошла на Виталю. — Допился, гад?! — Она больно хлестнула его по ноге.
Гранкин бросился наутёк.
В комнате громко орала Сашка.
— Допился! — Галка побежала за ним, хлеща тряпкой воздух. — Ох, чую я, что и у Сашки моей папа лётчиком будет!
Виталя заскочил в свою комнату и успел закрыть перед Галкиным носом дверь. Он подналёг на неё со всех сил, но Галка ударила с той стороны всем своим существенным весом, и Гранкин понял, что долго не устоит.
— Гал, и ты не получала от меня тёплые пуховые носочки?
— Какие носочки? — взвыла Галка и чуть не вышибла дверь вместе с Виталей. — Какие пуховые носочки в деревне, в разгар лета, в тридцать с лишним градусов жары?!!
— И не просила, не требовала к своему возвращению модные полосатые гольфики, норковую шубу, «Ламборгини» и домик во Флориде?!
Галка затихла с той стороны, перестала таранить дверь.
— Я и слов-то таких не знаю, — тихо сказала она.
— Гал, — Виталя почувствовал, что сейчас заплачет, — Гал, я и вправду получил это письмо, в нём грозились тебя убить, и Сашку нашу убить, если я не заплачу за вас кучу денег. Всё это время я потратил на… зарабатывание выкупа, огромного выкупа…
Галка молчала с той стороны.
— Гал! Неужели ты мне не веришь? — Голос у Витали сорвался, и всё-таки он заплакал. — Неужели не веришь?
— Это что ж получается, — спросила Галка, — если ты и впрямь такое письмо получил, то… почему не бросился сразу в милицию? Почему не спасал нас?!!
— Какая милиция, Гал? Какая милиция! Они следили за каждым моим шагом! Я не мог рисковать! Я… бросился зарабатывать деньги!!! Слушай, — Виталя сполз по двери вниз, на пол, и схватился за голову, — слушай, а ведь если ты и вправду у мамы была, получается, что надо мной подшутил кто-то? Получается, что миллион долларов, который я заработал, он наш в чистом виде, да, Гал?! Гал?.. — Виталя посидел немного, встал и выглянул из-за двери. Галки не было.
Он прошёл в зал.
Галка сидела на диване и кормила Сашку грудью.
— Виталь, а что ты там про шубу такое говорил? — миролюбиво спросила она.
— Гал, ну ты ж таких слов не знаешь, — расплылся в улыбке Гранкин, подошёл к ней, сел рядом, обнял и положил голову на плечо, слушая, как тихонько причмокивая, тянет молоко Сашка. — Эх, как же я вас люблю! Кабы не это письмо, я бы и не знал, как сильно я вас люблю! Эх, теперь заживём! Я теперь, знаешь, кто, Гал?