Иоанна Хмелевская - Кровавая месть
— Зачем попёрлась, всем известно… Кстати! А что Доминик?
Майка стала вспоминать, звонил ли мобильник Доминика.
Нет. Не звонил. Тоже отключил? Правда, был звонок…
— Слушайте, домашний звонил. Я подошла, Доминик посуду мыл, а там молчат, очень может быть, что и она, поздно совсем. А ведь он должен был знать, что прелести пострадали, с работы же вернулся, а там все ещё толклись. Представляете, ни слова не пикнул… Впрочем, и я тоже. А потом настроение у него поднялось, когда я о шведском проекте рассказала и скальными грунтами его порадовала. Вертижопки и в помине не было.
Боженка пристально поглядела на Майку:
— Что это с ними случилось? Как думаешь?
— Перестаралась! — удовлетворённо констатировала Анюта.
— Давайте не радоваться раньше времени, — предпочла осторожничать Майка — Оклемается, и они опять сбрендят.
Зазвонил Майкин мобильник. Беата.
— Ну я же говорила, — начала она сердито, — копается ещё после перевязки, та, твоя дорогая. Напортачили ей, сколько могли, у неё все ягодичные мышцы повреждены. Так-то оно всё держится, но по моим ощущениям, как минимум, один нерв задет. Не стану же её по новой рвать, чтобы поглядеть, что и как. А потому просто прикидываю…
— Заживёт?
— Ясное дело. Но прежней свободы движений уже не будет. Бег с барьерами отпадает. А ходить сможет.
— Бегом она вроде не увлекалась.
— Вот и хорошо. Сейчас она на обезболивающих. Её какой-то хам привёз и бросил, похоже, брат. Тут её пожалели, обещали захватить, когда в её сторону на вызов поедут, хоть особа и малоприятная. На весь мир дуется и молчит, правда, её можно понять…
— Все свои христианские чувства побереги лучше для кого другого, уж поверь мне, — посоветовала Майка весьма решительно. — Троекратное тебе спасибо!
Почему троекратное, Беате вникать было некогда, а Майка, дав отбой, такими сияющими глазами взглянула на застывших с кофейными чашками собеседниц, что те тоже просияли…
* * *Майка с Зютиком развезли детей по дополнительным занятиям и уселись в баре супермаркета, где она заодно закупила всё необходимое. Зютек отловил её по телефону в начале рабочего дня, умоляя о срочной встрече.
— Мне позарез необходимо… Извините! Вы единственный человек… Простите, пожалуйста, но мне надо с кем-то, а только вы… Ну, вы понимаете…
Зютек был очень взволнован, тогда как Майка пребывала в состоянии полнейшего благодушия:
— Ладно, ладно, не будем терять времени, мне ещё надо забирать детей. Вы, наверно, хотите знать, как себя чувствует Вертижопка? Ей сделали перевязку в больнице…
Зютек оборвал ее до неприличия резко:
— Да плевал я на Вертижопку и её самочувствие! Когда мы с вами говорили, я явно был не в себе. Ну, неадекватен… Даже не знаю, как это назвать. И, странным образом, сам не пойму, почему, но то, что вы не хотели разводиться, мне помогло. Как вам объяснить… Как будто висишь над пропастью, уцепившись одной рукой, и вдруг чувствуешь под ногами твердую почву…
Майке нравились образные сравнения:
— Можно перевести дух, отдохнуть и подумать?
— Точно! Какого рожна лезть туда, где всё валится из рук и уходит из-под ног? Это как наркотик. Я сам во всём виноват, но вы мне помогаете — лучше соображать начинаю. Только наркотик повторяется, его надо доставать, принимать, поддерживать это состояние зависимости, а тут, а я… Я-то своей дозы не получал. Мне её показывали, издалека помахивали, я как безумный мчался — а чёрта лысого… Другому доставалось. — Он ненадолго задумался. — Может, так наркомания и лечится?
— А в вашем случае?
— Мне помогло. Теперь я это понял. У меня даже думать получается, вот я поэтому вас… Давайте я уж с предыдущим закончу. Обрыдло мне всё это, теперь могу себе честно признаться, давно уже, несколько недель… Из чистого упрямства продолжал, назло. Опротивела она мне хуже горькой редьки, а бросить никак не мог…
— А на самом деле вам хотелось выпороть её хорошенько, чтобы кожа клочьями слезала, — безжалостно продолжила Майка, — да только духу не хватило. Характер у вас не тот.
Зютек смотрел на неё молча и с восхищением:
— Откуда вы знаете? Чистая правда. Сам себе не признавался, но я никогда не мог ударить живое существо. Может, я устал, может, чертёж меня доконал — тот, что поганка куда-то задевала, но это стало последней каплей. Лопнуло во мне что-то. Конец. Понял, какого дурака свалял, и умоляю вас, скажите, что мне делать?
— С чем? — по-прежнему безжалостно спросила Майка, отлично зная ответ.
— С Луизой, — с мужеством и отчаянием признался Зютек. — С моей женой. Вы же её знаете, знакомы. Как мне сейчас… Что мне… Сволочь я последняя… Вы — женщина, вы должны знать!
Майка сразу вспомнила, что Луиза обещала кого-то убить, но сообщать этого Зютеку не стала. Сама её отлично понимала, ведь тоже решила бороться с Вертижопкой, а при оказии и нанести той урон… Хорошая идея, да реализация подкачала.
Майка уточнила, сколько у неё времени до отправления за детьми, и, успев выудить у Зютека рассказ о чудесном блюде, таинственным образом очутившемся в холодильнике, не удержалась и покрутила пальцем у виска.
— Только настоящий мужчина может быть таким болваном, — констатировала она. — Попробуйте начать с обыкновенных цветов. Без слов, одни цветы. А уж потом — семи смертям не бывать! — встретьтесь с ней и признайтесь откровенно, что вы о себе думаете. Не прилюдно! Становиться на колени и бить себя в грудь при всём честном народе не совсем удобно…
* * *Следующие новости принесла на хвосте Боженка, правда, источником, как всегда, послужила Анюта, которая действовала одновременно на нескольких фронтах. До Боженки ещё успела позвонить Зося Стефана, тоже ценная информаторша, поскольку общалась с мужем ежедневно, и тот выбалтывал ей больше, чем Майке. Сама же Майка продолжала собирать информацию.
Как обычно, сидели в рабочей части гостиной, всё ещё не уверенные, не испарится ли наметившийся успех, словно мираж в пустыне. Шампанское с водкой оптимистически охлаждались в холодильнике, тогда как подруги пессимистически решили ограничиться пивом.
— Моих детей сегодня заберёт Новакова, — сообщила Майка гостье, открывая банки. — Сама предложила в обмен на обещание, что я ей сообщу, когда приедет Харальд. Хочет прийти, чтобы на него взглянуть.
— А Новак? — поинтересовалась Боженка.
— Новак не горит желанием на него любоваться, но соседка утверждает, что, как только она на Харальда посмотрит, Новак начинает гореть желанием совсем иного рода, супружеским. Причин сего загадочного явления она не понимает, но уверяет: что-то от шведа её мужу передаётся.
— А тебе не передаётся?
— Ещё как! — просияла Майка. — Масса дизайнерских и прочих рекламных идей. Он так относится к работе, что всех вокруг заражает.
— Тогда, возможно, есть в нём нечто, чем он через Новакову и Новака заражает. Этакий носитель вируса. Так им и надо, дай им бог здоровья… Ты послушай, а то лопну. Новейшая сенсация сегодняшнего утра! Луиза не выдержала, а Анюта донесла.
Майка обратилась в слух. После вчерашнего разговора с Зютеком…
— Знаю всё в мельчайших подробностях, будто сама там была, — продолжала Боженка, — Значит, открывает она утром дверь, чтобы выйти из дому…
— Погоди, кто?
— Луиза, ясен пень. И чуть не упала. За дверью на площадке стоит такое… Вроде корзины, но не совсем. Ваза не ваза, ведро не ведро — здоровущее такое и водонепроницаемое, а в нём… Ни за что не угадаешь!
— Угадаю. Цветы?
— Даже вникать не стану, откуда знаешь, сил на тебя нет. Семьдесят семь потрясающих пурпурных роз на километровых стеблях! Представляешь?
— Никогда проблем с воображением не имела…
Боженка, всё больше возбуждаясь, не обращала внимания на Майкину иронию. Вопрос же был риторическим.
— И больше ничего! Одни розы, обалденные — я фото видела, Луиза сразу, понятно, сфоткала — и никакой бумажки, ни записки, ничего! В смысле снимок она сделала во вторую очередь, а сначала о живой природе позаботилась: втащила в квартиру, едва допёрла, расставила, как полагается, и принялась любоваться. И похоже, эти семьдесят семь — прямо-то Луиза не сказала — что-то значат, какой-то там знак у них условный или символ, ну, между ней и Зютеком, когда ещё были влюблённой парой…
— До Вертижопки…
— Понятно, что до! Луиза откровенничать не любит, опять же не из болтливых, больше намекает. Зато Анюта, если и дура, то не в этом отношении. Чуть не разревелась. Меня с утра не было, пришлось рабочий день на природе начинать, а когда вернулась, уже обе имелись в наличии: Анюта вся в пятнах, а Луиза как бы… как бы говорит: «Вот, пожалуйста, по-моему вышло!»
— А дальше?
— Дальше ничего, сразу ушла, но снимок Анюте оставила. Красотища, глаз не оторвёшь!
