Василий Гозалишвили - Особое задание
— Значит так, заморыши! — грозно осмотрел строй он. — Приехали! Спортивно-оздоровительный лагерь «Берегите природу, мать вашу!» перед вами! Вокруг тайга! До ближайшего городка — верст двести. С гаком. Пешком не дойдете. Машин, телефонов, телевизоров и остальной дребедени в деревне нет. Зато природы — завались! Я уеду завтра. А приеду в июле! У вас месяца три, чтобы доказать мне, что вы достойны этих ваших курточек и маечек! — Вован презрительно показал пальцем на атрибуты «Зеленого» движения. — Бездельники, нытики, отступники и тому подобные тунеядцы останутся на второй поток! До апреля — мая следующего года. Раньше сюда без вертолета не добраться! А деньги надо экономить. Вместо меня вами будет руководить Геннадий Игнатьич. Он перед вами. Рука у него тяжелая, и с этим, я думаю, вы еще познакомитесь! Жить будете в избе покойной тетки Ефросиньи, царство ей небесное. Продуктов я для вас на первое время захватил, потом выгрузите. Болеть здесь не принято: слабаки мрут, как мухи! Но это мелочи! В общем, приберитесь в тайге немного! Вопросы есть?
Из строя раздался тоненький голосок, от которого Генка даже поморщился:
— А вы не будете так любезны разрешить нам посетить одно общественное заведение?
— Чо за заведение? — удивленно спросил очкарика он.
— Общественную уборную!
— Чего? — опять не понял он.
— Да в туалет ему надо! — расхохотался Вован. — Вон, справа, — тайга! Валите! Только чтобы через пять минут стояли вон у той хаты с проваленной крышей! Понятно?
— А уборной у вас нет? А то как-то неудобно! — проблеял все тот же заморыш.
— Неудобно трусы через голову одевать! Привыкнете! А уборную построите сами в свободное от работы время! Если, конечно, захотите!
— Разрешите идти? — с отчаянием в голосе спросил кто-то.
— Идите! — благосклонно кивнул головой Вован. — Только медведей там не распугайте! А то Генке будет не с кем развлекаться!
Проводив разбежавшихся «зеленых» насмешливыми взглядами, мы выгрузили из багажника подарки и вернулись в избу. Татьяна, страшно довольная баней, сидела на лавке у окна и, приобняв вымотанную до предела Мицуко, участливо гладила ее по голове.
— Что с ней? Угорела? — растерялся Вован и, побросав на пол коробки и свертки, рванулся к девушкам.
— Не уголела! — Мицуко подняла усталые глаза и добавила. — Холосо то как, Силозенька!
— Я не Сереженька! — возмутился Вован.
— Всилавно холосо! — пробормотала она и вместе с Татьяной захохотала.
Хохотал даже Гена, видимо, знавший этот анекдот, а Петр Семеныч с супругой просто схватились за животы.
Наконец, до Вована тоже дошло, и он, глупо улыбнувшись, погрозил Татьяне пальцем:
— Твоя школа?
— А что, есть сомнения? — заулыбалась она. — Просто я не хотела, чтобы вам было скучно!
— Да уж, с вами соскучишься! — Вован сел на стул и тяжело вздохнул.
— А девчушка у тебя справная, сынок! — подала голос Егоровна. — Все при ней, хоть и мелковата! Крепенькая, ладная, я за тебя даже порадовалась!
Вован и Мицуко покраснели до корней волос, а Мария Егоровна, словно не замечая их смущения, переключилась на меня:
— И у тебя невестушка хороша! Прям, как я в молодости! Я даже всплакнула немного!
— Ты у меня и сейчас дюже как хороша! — Петр Семенович встал и приобнял жену за плечи.
— Точно, мама! — Вован любящим взглядом посмотрел на мать и улыбнулся. — Красивее я не видел.
Потом, получив маленьким кулачком в бок, поправился:
— Вот только Мицуко с ума свести смогла! — потом опять подумал и представил девушек, по-моему, и так во всем разобравшемуся Гене.
А чуть погодя выгреб из груды пакетов длинный сверток и протянул его отцу:
— Батя! Этот меч я выиграл на соревнованиях в Японии. Хочу, чтобы он стоял у тебя дома! Вот на этой подставке!
— Подставка богатая! А ножны какие-то простенькие! — отметил Петр Семеныч. — Да и меч кривоват, не нашенский!
— А ты достань его из ножен! — посоветовал обиженный сын. — И сразу все поймешь!
— Ух! — воскликнул через миг восхищенный глава семьи. — Вот это сталь!
— Он платок шелковый на лету рубит! — Вован сиял, как лампочка в ночном саду. — И камень! Только мне его жалко! И ему лет триста с лишним!
— Знатный мастер ковал! — заметил Семеныч. — Видать, и соревнования были не простые!
Вован тут же смутился и, показав на меня, перевел тему разговора:
— Жорик тоже такой же выиграл! Их там всего два и было! Мы оба и забрали! А вот это тебе, батя! — он достал из баула карабин с оптическим прицелом и цинк патронов к нему. — Немецкий! Стоит, как иномарка! А бой — точнее и не представить!
Петр Семенович нехотя убрал катану в ножны и принял из рук сына оружие. Судя по его взгляду, подарок пришелся ему по сердцу:
— Спасибо, сынок! Уважил!
— А это тебе, мама! — перед Егоровной на стол легли три свертка. — В одном свертке для тебя сарафан и шаль, какие ты любишь! Во втором — шуба; я думаю, тебе понравится! А в третьем — платье на мою свадьбу! С обувью и всякими побрякушками! Я забирал твое старое платье в прошлый приезд, и мне все пошили по нему! Иди, примерь, а девочки тебе помогут!
— А это тебе, Генка! — он протянул другу спиннинг с огромной коробкой со снастями, катушками и тому подобной мелочью. — Рыбачь на здоровье!
— А не сломается? — аккуратно потрогал тонкое удилище парень, потом, почувствовав, что оно упруго пружинит под его пальцами, зажал один конец спиннинга ногами, а второй согнул рукой до пола: — Ни фига себе, не ломается! Спасибо, братан! Век не забуду!
— Тут еще куча всякого для всех наших, просто у меня времени не много все это раздавать, так ты разнесешь потом, ладно?
— Не вопрос! С удовольствием! А кому что?
— А там везде написано! Не перепутаешь!
В этот момент в комнату втолкнули донельзя смущенную Марью Егоровну, и у ее супруга отвалилась нижняя челюсть: его жена могла соперничать со многими голливудскими звездами! Все еще эластичная от жизни на природе кожа, почти полное отсутствие морщин, не по годам подтянутая фигура в сочетании с элегантным платьем, туфелькам на небольшом каблучке и драгоценностям делали ее похожей на какую-нибудь английскую светскую львицу лет тридцати пяти! Девчонки зачесали ей волосы в высокую прическу, оставив пару локонов свисать вдоль висков, слегка подвели ей глаза и подкрасили губы. И теперь счастливая женщина стояла в дверях и плакала, глядя на побледневшего мужа и молчащего сына.
— Плохо, да? — сквозь закушенную губу почти простонала она и с мукой в глазах затравленно посмотрела на себя. — Пойду, сниму все это…
— Да ты что, Машенька! — наконец пришел в себя Семеныч. — Только попробуй! Ты помолодела лет на тридцать! Я просто вспомнил, какая ты была красивая, когда сказала, что у нас будет сын! Ты сейчас точно такая же! — он подкинул ее на руки и закружил по комнате.
Потом остановился около довольного Вована и отвесил ему звонкую затрещину:
— Раньше надо было думать! И дарить такие подарки! Посмотри, какая мать красивая! — потом пару раз поцеловал жену и снова повернулся к сыну: — Молодец, сынок! Огромное тебе спасибо! Прости старого за рукоприкладство, это я так, от души!
— Да что ты, батя! Всегда пожалуйста!
— Точно? — хитро посмотрел на сына отец.
— Только на сегодня, пожалуй, хватит! — тут же спохватился Вован. — Голова ж гудит!
* * *Утром, после традиционной попойки, к которым я стал уже привыкать, мы распрощались со всем населением маленькой деревушки и, рассевшись по машинам, рванули в Красноярск.
Во время успев к рейсу, мы благополучно продрыхли весь полет, и, прокатившись на лимузине Толяна, окунулись во все продолжающуюся пьянку.
Мигелито, с Юрасиком успевший вместе с неутомимым японцем посетить все обязательные мероприятия, включая охоту в Дагестане, ралли в Сибири и еще кучу всего интересного, периодически икая, честно попытался нам это все пересказать. Увы, из-за большой разницы в содержании алкоголя в крови мы почти ничего не поняли. И, не желая оставлять друга недопонятым, с порога принялись за восстановление алкогольного баланса.
Догнавшись до его уровня, мы выслушали ставшим таким понятным монолог. Особенно интересный в той части, когда его задержали милиционеры для проверки личности:
— Вылезаю я из машины, чтобы отлить! — икая, начал Мигелито. — Пива пили много! И оно подошло к концу. Ну, я Юрасику говорю, что пора, где, мол, тут туалет, а он мне что-то мычит типа «Спроси там у прохожих!»! А я же по-вашему не понимаю! Но что делать? Пришлось спрашивать! Да, опять, вылезаю я из машины, а там…
— Ты чо, два раза вылез? — уточнил Вован, выжрав очередной стакан водки.
— Не, это я уточняю! Просто слова какие-то скользкие и путаются, путаются! Не поймешь, какое за кем! Ну, это лирика! В общем, на чем я остановился?
