Шарль Эксбрайа - Не спите, Иможен! Наша Иможен
Битва горячила шотландскую кровь сержанта, и под одобрительные крики Иможен он так свирепо накинулся на Лидберна, словно решил раз и навсегда с ним покончить. Мисс Мак–Картри помогала ему по мере возможности, от души пиная мясника ногами. Но Кит был крепким малым и, вложив всю силу в прямой короткий удар, заставил Мак–Клостоу отступить, а сам, воспользовавшись передышкой, повернулся к Иможен. Один резкий крюк в челюсть — и мисс Мак–Картри, воспарив над полом, рухнула на застекленную витрину, в которой Фиона хранила сувениры, привезенные из разных путешествий. Музыкальная шкатулка, включившись от резкого столкновения, заиграла «Маленький ноктюрн» Моцарта.
Столь, казалось бы, стремительная и полная победа не пошла Лидберну впрок. Пока он тешился видом Иможен, распростертой среди безделушек, Мак–Клостоу пришел в себя и нанес новый удар. Мясник не успел развернуться и, получив от сержанта сокрушительный апперкот, без звука грохнулся на ковер. Арчибальд — последний, кто устоял на ногах, — мог по праву считаться победителем в этой небольшой, но ожесточенной битве. Не без удовольствия обведя поле боя взглядом, он стал искать глазами, чего бы выпить, и только тут вдруг заметил парня, торговавшего в аптеке вместо Рестона. Продавец явно не знал, куда деваться от смущения.
— Неплохая работа, а? — гордо спросил Мак–Клостоу.
— Это и есть ваш знаменитый допрос третьей степени? — робко поинтересовался парень.
— Это? Вы что, смеетесь? Да нет, всего–навсего небольшая разминка! У вас не найдется капельки виски, чтобы привести в чувство всю эту публику?
Продавец вернулся в аптеку, куда, к чести Каллендера, за это время не вошел ни один покупатель, и очень скоро принес сержанту почти полную бутылку виски. Мак–Клостоу схватил ее и снова оглядел комнату — побежденные уже начали потихоньку приходить в себя.
— Похоже, они больше не нуждаются в лекарстве, — буркнул он.
И, поднеся горлышко к губам, Арчибальд, на глазах у восхищенного продавца, единым духом отхлебнул больше трети бутылки, а потом не без сожаления вручил остаток владельцу.
Очнувшись рядом, Иможен и Лидберн не сразу поняли, что с ними произошло, но тут же начали ожесточенно переругиваться, и Мак–Клостоу снова пришлось вмешаться. Он помог встать и слегка утихомирил обоих. Фиона тоже успела опомниться и беззвучно плакала. Флоре Лидберн было трудно дышать, поэтому ее оцепенение продолжалось чуть дольше. В полузабытье жена мясника вообразила, будто попала в железнодорожную катастрофу и теперь лежит на рельсах, под локомотивом. Видение привело несчастную в такой ужас, что она проснулась от собственного крика. И тут Флора наконец поняла, что на грудь ей давит не локомотив, а неподвижное тело инспектора Мак–Хантли. Впрочем, тот уже тоже начал приходить в себя и отчаянно хлопал глазами, пытаясь оценить ситуацию. Наконец он почувствовал, что его тихонько похлопали по плечу, и услышал задыхающийся голос Флоры Лидберн:
— Прошу прощения, инспектор, если можно, встаньте, пожалуйста, а то вы совсем раздавите мне грудную клетку!
Приняв наконец вертикальное положение, все смущенно переглянулись. Кит не смел поднять глаз на жену, а та еще жадно хватала ртом воздух. Иможен с трудом оправлялась от полученного удара, но уже обдумывала самые страшные планы мести. Фиона оценивала урон, нанесенный ее гостиной. Мак–Клостоу раздумывал, насколько его поведение соответствует требованиям закона. А Дугал все никак не мог взять в толк, каким образом начатый по всем правилам искусства допрос закончился общей потасовкой. А кроме того, он с тревогой задавал себе вопрос, как нужно поступить, чтобы, не нарушая долга, замять скандал и при этом возместить убытки хозяйке дома. Первой нарушила молчание Фиона:
— Кто за все это заплатит?
Этого–то Дугал и опасался больше всего. Но Лидберн неожиданно проявил великодушие:
— Раз драку, сам того не желая, начал я, стало быть, на мне и лежит материальная ответственность…
Мак–Хантли и сержант, с облегчением переведя дух, искренне поблагодарили мясника, но благостную картину подпортило язвительное замечание Флоры:
— Вполне естественно, что вы купите этой женщине новую обстановку, коль скоро для вас здесь, в сущности, дом родной!
Эту ненужную реплику встретили ледяным и откровенно враждебным молчанием, и Флора поняла, что напрасно не придержала язык. Но теперь ничего другого не оставалось, как напустить на себя самый высокомерный вид.
— На сегодня с меня развлечений довольно, — сухо бросила она. — Я возвращаюсь домой. Извольте следовать за мной, Кит, если, конечно, вы не предпочитаете остаться с этой особой… Вероятно, вам есть о чем вспомнить.
Однако мясник, чувствуя, что обещание привести в порядок гостиную миссис Рестон обеспечило ему всеобщие симпатии, держался гораздо увереннее, чем раньше.
— Я пойду с вами, Флора, хотя, повторяю, по неизвестным мне причинам Фиона солгала и, следовательно, вы не имеете права разговаривать со мной таким тоном. Прошу вас вести себя разумнее, иначе наши отношения очень быстро испортятся!
Мак–Хантли решил, что пора и ему вставить слово.
— Извините, миссис Лидберн, но вашему супругу придется пойти с нами в полицейский участок — надо же окончательно прояснить это дело.
— Так забирайте его! И можете вообще оставить у себя — я не заплачу!
Еще раз кольнув таким образом мужа, Флора Лидберн с достоинством выплыла из гостиной. Инспектор подозвал Мак–Клостоу.
— Проводите мистера Лидберна, сержант Мисс Мак–Картри, я должен вам бутылку виски.
— Я выпью ее за ваше здоровье, инспектор, — с притворным смирением проговорила Иможен, — равно как и за удивительную эффективность вашей манеры вести расследование.
Полицейский побледнел от ярости, но молча двинулся следом за Арчибальдом и мясником.
Оставшись вдвоем, Фиона и мисс Мак–Картри весело переглянулись.
— Ну что, сцена вполне в вашем вкусе, Иможен?
— Да, в такие минуты я чувствую, что в моих жилах течет кровь Роберта Брюса. Будь при Каллодене только шотландцы вроде меня, доброго принца Чарли ни за что бы не расколотили и мы остались бы свободным народом!
— Ну, пока у нас есть еще хоть несколько таких, как вы, далеко не все потеряно!
— Спасибо, Фиона!
Подруги со слезами на глазах обнялись, и миссис Рестон, скрывая волнение, вдруг воскликнула:
— Подумать только, а ведь этот полицейский воображает, будто вы и в самом деле меня предали!
— Даже толстый болван Мак–Клостоу не попался бы на удочку!
— Будем справедливы, Иможен. Как он мог угадать, что вы сказали это с единственной целью взбаламутить спящие воды нашего городка и заставить убийцу всплыть на поверхность?
— Вы замечательно сыграли свою роль, Фиона.
— Я хочу, чтобы они оставили Ангуса в покое! — с суровой решимостью заявила вдова.
— Ну, а я, дорогая, совсем не прочь дать хороший урок этому самоуверенному детективу. Будет знать, как относиться ко мне свысока!
Глава 6
Инспектор Мак–Хантли начинает сомневаться в себе
Дугал, устроившись за столом Мак–Клостоу, гораздо дружелюбней, чем прежде, разговаривал с мясником.
— Если вы уже расстались с миссис Рестон…
— Повторяю вам еще раз, инспектор, между нами никогда ничего не было!
— Но зачем ей обманывать в подобном вопросе?
— Понятия не имею.
— Я не верю вам, мистер Лидберн.
— Догадываюсь… Но, черт побери! Что заставило Фиону так говорить?
— Быть может, нежелание обманывать полицию?
— Клянусь вам…
— Ладно, оставим пока… Давайте лучше потолкуем о миссис Рестон. Что она за человек?
— Трудно сказать…
— Мне намекали, будто миссис Рестон отнюдь не была образцовой супругой. Это верно?
— Послушайте, инспектор, не стоит судить о Фионе вкривь и вкось. Родители заставили ее выйти за парня, которого она терпеть не могла, а Хьюг женился, отлично зная, что девушка его не любит. Фиона и не думала это скрывать. Но Рестон и мысли не допускал, что кто–то может не склониться перед его волей — уж такой был человек. Поэтому–то Фиона не столько по природной склонности, сколько в отместку мужу принялась кокетничать с кем попало.
— Значит, теперь, овдовев, она может наконец успокоиться?
— Не уверен.
— А?
— Честно говоря, инспектор, и при условии, что это останется строго между нами, по–моему, Фиона, хоть до сих пор она, вроде бы никогда никого не любила, на сей раз влюбилась по–настоящему.
— В кого?
— В Ангуса Кёмбре.
— Но он ведь по крайней мере на двадцать лет моложе ее!
— На шестнадцать!
— Ну, знаете!
— Любовь не подчиняется никаким законам.
— Вы уверены, что не ошиблись?
