Владислав Романов - Главбухша
Она и не знала, что режиссер в эти минуты сидит у монитора и следит за каждым ее движением с разных ракурсов.
Марта, посидев и освоившись, поводила мышью,но ничего интересного в компьютере не нашла, потом позвонила Стасу:
— Ну что там? Юля привезла договор?
— Ты где? Когда приедешь? — взвился Ровенский — Что за фокусы с этой киностудией?
— Только без истерик, я скоро буду! — деловито заговорила Земская. — Когда Юля приедет, старый экземпляр пропусти через машинку...
— Послушай, Марта, лично я не собираюсь из-за твоих прихотей идти в тюрьму! Не собираюсь!
— Заткнись! — выкрикнула она, резко поднялась, но тут же взяла себя в руки. — Не ходи, если не хочешь, — неожиданно спокойно сказала главбухша и, помедлив, язвительно добавила: — Я не держу тебя. Я схожу туда одна. Большой привет! — И она резко положила трубку. Села, пытаясь собраться.
Конечно, на следствии этот пай-мальчик Ровенский будет все отрицать и всю вину взвалит на нее. Она наконец-то получила то, что хотела. Все мужики — скоты. Неужели, чтоб доказать эту истину,надо связывать свою жизнь с ними?! Только идиоткам доступен такой способ познания.
— Мне иногда кажется, что я не схожу с круга, — вдруг заговорила она вслух. — Это как заезженная пластинка. Иголка попадает в испорченную бороздку, и знакомый голос талдычит од ну и ту же фразу. Сейчас уже нет бороздок, есть цифры, их комбинации создают мелодии и слова, но ситуация все равно будет повторяться, ибо появляются испорченные цифры. Так вот, иногда мне кажется, что вся моя жизнь и есть всем давно набившей оскомину фразы: «Как скучно жить на белом свете, бормочешь, лужу обходя!» Спасибо за внимание!
Марта поднялась и внезапно ушла в тень. В зале все сидели, не шелохнувшись. Наконец режиссер крикнул «Стоп!», зажгли общий свет в павильоне.
Главбухша выскочила из студии, схватила такси и поехала на работу. Она мчалась туда лишь с одной мыслью — написать заявление об уходе, бросить на стол Стасу, забрать свои вещи и уйти. Ей надоело быть вечной нянькой пустоголовых.
Расплатившись с водителем, Марта вышла из машины и направилась к магазину, предвкушая свой блистательный удар, как вдруг ее окликнули. Она оглянулась. Из «Жигулей» выбрался капитан Рындин, приблизился к ней.
— Я, собственно, вас поджидаю, Марта Сергеевна, — деликатно проговорил он. — Не могли бы мы поговорить накоротке? — Он кивнул на пустые «Жигули».
Марта забралась на переднее сиденье. Капитан занял место шофера. Помолчал. Потом расстегнул черную папку, вытащил злополучную красную тетрадь и передал ей. Земская осторожно взяла ее в руки, удивленно взглянула на Рындина.
— На заднем сиденье остальные документы, — сказал он.
Марта обернулась: все десять служебных папок лежали аккуратной стопкой.
— На самом деле все просто, Марта Сергеевна. Я— офицер, прошел Афган и первую чеченскую и не люблю, когда из меня лоха делают! Я думал сначала, что все по-серьезному, нормальное расследование, ну а потом ребята уж раскрыли глаза: Бобров делает свой гешефт по заказу бывшего хмыря со Старой площади, который топит вас. Не знаю, сколько уж он следователю заплатил, а мы, как... — Рындин дернул желваками, не договорил. — Словом, вот так. Вы не беспокойтесь, Марта Сергеевна, Бобров вас больше не потревожит. — Капитан вытащил из кармана магнитофонную кассету! — На ней есть один разговорчик, который мои ребята записали. Я его Вале прокрутил, и он поднял ручки вверх, поскольку, как говорят, разговор его полностью изобличает. Вот так!
Они помолчали.
— Спасибо. Могу я чем-нибудь отблагодарить вас?— проговорила Марта.
— Да нет. Меня просто зло заело. Валя все время трындит о чести, справедливости, а сам!.. — Рындин махнул рукой, спрятал кассету в карман. — Пока у меня все нормально. Ну а если возникнут проблемы, то забегу по старой памяти!
— Заходите в любое время и по любому поводу, помощь придет незамедлительно! — сказала Марта.
— Я рад, что так все кончилось, потому что вы мне симпатичны!
Они пожали друг другу руки.
Земская забрала папки.
— Помочь? — уже отъезжая, выкрикнул капитан.
— С этим грузом я управлюсь! — улыбнулась главбухша.
Она прошла в кабинет, свалила все папки на стол, кассовая книга уже лежала в сумке. Стас молчал. Марта взяла лист бумаги, села писать заявление. Положила на стол перед Ровенским.
— Ты решила меня кинуть? — затравленно спросил он.
— Вопрос с расследованием закрыт.
— Как закрыт?!
— Так. Возможно, и твой дядя тут приложил руку. Думаю, без него не обошлось. Так что можешь спать спокойно.
— Прощай! — Марта выложила на стол и кассовую книгу. — Ее советую уничтожить.
Она вернулась за свой стол, стала выгребать свои личные вещи. С годами всегда что-то накапливается, разные сувениры, дамские принадлежности, книжки по бухучету и налогам, купленные за свои деньги.
Стас подошел к Марте, бухнулся на колени, опустил голову.
— Если можешь, прости меня, только не бросай! Ты мне нужна! Я готов пойти на любые твои условия! На любые! — промямлил он.
— Стас, мы не дети, которые не могут поделить чужие игрушки. Я не прощаю предательства и не могу работать в одной связке с тем, кому не могу доверять. У нас такая работа: только на доверии друг к другу.
А как я могу тебе доверять?! «Я не собираюсь в тюрьму из-за твоих прихотей» и прочее! Это что, мои прихоти? — Она ткнула в кассовую книгу.
— Прости, у меня сдали нервы, это бывает! Но ты первая начала меня подначивать: все, на зону и больше никуда! Это же подначка, я чувствовал! И все из-за Юли! Да, мы вчера поужинали, но я отвез ее домой и никакой лав стори! Клянусь мамой! А утром она поджидала меня у метро, я ее подвез. Прости, я виноват, но повинную голову меч не сечет! Я тебя умоляю!
— Встань, — поморщилась она.
Ровенский поднялся.
В кабинет вошел Георгий Иванович.
— Можно? — спросил он.
— А вы к кому? — недовольно спросил Стас.
— Это ко мне, — сказала Марта. — Проходите, Георгий Иванович!
Оператор осмотрел интерьер.
— А в этом что-то есть! — пробормотал он, словно про себя.
— Оператор-постановщик художественного фильма, который я консультирую, Георгий Иванович. А этo мой генеральный директор, Станислав Эдуардович, — представила их Марта.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Извините, я вас оставлю на минуту! — Стас выскочил за дверь.
Георгий Иванович подошел к Марте.
— Поздравляю, вас утвердили, — сказал он. — Собственно, я в этом и не сомневался. И пожалуйста, не говорите, что вы не будете сниматься, я этого не переживу!
— Вы извините, но я не могу заниматься тем делом, которого не знаю! — смущаясь, заговорила Марта. — Георгий Иванович, вы же профессионал и понимаете, что значит быть дилетантом! Это стыдно!
— Я чувствую, перед вами все мужчины стоят на коленях, — с улыбкой заметил он.
— Ну не все еще. — Она взглянула на него, и Георгий Иванович, уловив намек, опустился на одно колено.
— Теперь все! И я не встану, пока вы не скажете «да»! Клянусь всеми святыми!
— А теперь сядьте! — неожиданно посуровев, властно сказала Марта, и кинооператор послушался. — Простите, но я не могу сейчас бросить свою работу даже на месяц. Есть обязательства, долги, а мне не двадцать лет, чтобы кидаться с головой в омут и начинать жизнь сначала. По молодости это считают сумасбродством, а в мои лета — уже предательством. И лимит на него я уже исчерпала. Вы же вольны придумать для вашего режиссера любой повод для моего отказа. Кстати, скажите, что я ложусь на операцию, и это будет правдой.
— И что, сложная операция? — посерьезнев, спросил Георгий Иванович.
— Во всяком случае, месяц-полтора все это npoдлится. Ведь вас такая задержка не устроит?
— Вот со сроками у нас действительно напряженно.
— А у меня в жизни почти на каждом шагу остросюжетное кино, и в нем сплошные главные роли. Не обижайтесь, Георгий Иванович!
— Я могу вам иногда звонить?
Она помедлила и кивнула. На мгновение ей стало жалко себя, комок подкатил к горлу, она схватила папки, стала запихивать их в книжный шкаф, на прежнее место.
Марта прилетела в Пермь первого мая на второй премьерный спектакль «Чайки». Самолет задержался с вылетом, и она примчалась в театр прямо из аэропорта. О своем появлении мужа предупреждать не стала — хотела сделать ему сюрприз.
Солидные мужчины в темно-синих костюмах, расхаживая в фойе, с восхищением оборачивались на ослепительно красивую блондинку, а их растолстевшие жены с нескрываемой завистью оглядывали ее немыслимо короткую прическу и дорогое, сшитое на заказ знаменитым московским кутюрье блестящее черное платье, напоминающее европейскую моду начала тридцатых. Марта достигла, чего хотела, — на нее глазели, о ней судачили.
