Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка
— Слушай, я же тебе говорю, моя могила лучше! Почему же ты меняться не хочешь? Я тройной обмен делал по договоренности, чтоб ее получить!
— Оставьте нас, пожалуйста! — попросила Валерия восточного человека.
— Все меняются! Почему вы не хотите? — Он с интересом уставился на парочку. В его глазах мелькнула догадка. — Я все понял! Хотите объединить свои могилы! Верно, да?
Валерия вспыхнула, как будто ее уличили в чем-то постыдном. Смущение девушки передалось Гоше. А уж от его волнения Валерию стала колотить дрожь. Давно Гоголев не испытывал таких сильных чувств.
Серафим Терентьевич с букетом роз зашел в отель «Савой». Ему повезло, он сразу увидел Ингу — на ее обычном месте у зеркала. Инга тоже заметила американского гусара. И просияла.
Дедушка не сомневался, что это отнюдь не обычная профессиональная приветливость, а нечто совсем другое.
Инга чмокнула Гоголева в щеку.
— Ты познакомился с моей квартирной хозяйкой? — По обескураженному виду джентльмена она поняла, что так оно и было. И засмеялась. — Она отказала мне от дома. У нас с ней разные вкусы. Хозяйка не любит мужчин. А я — люблю.
Серафим Терентьевич тоже засмеялся.
— Где же ты теперь живешь?
Инга беззаботно пожала плечами:
— Нигде.
Они появились дома у Гоголевых ночью, когда все уже спали. Зоя Сергеевна с Денисом Ильичом раскинулись на широченной тахте в большой комнате, Гоша, свернувшийся в позе эмбриона, в маленькой.
Денис Ильич пробудился и отправился в пижаме и спадающих с ног тапках в комнату для джентльменов.
Он открыл дверь в коридор и ослеп от яркого света и красоты Инги.
Растерянный толстый дядя в пижаме вызвал у них смех. А Денис Ильич прошипел одно слово:
— Ужас! — И, забыв о своих намерениях, вернулся на тахту к Зое Сергеевне.
— Что случилось? — встревожилась его подруга.
— Старикашка притащил молодую девку! — трагическим голосом произнес Денис Ильич.
«Завидует!» — кольнуло Зою Сергеевну.
— Седина в бороду, бес — в ребро!
Гоша сонно заморгал, увидев перед собой дедушку с красоткой, и от смущения натянул одеяло до подбородка.
— Инга, это мой правнук Георгий! — представил его Серафим Терентьевич.
Инга засмеялась:
— Если мы с тобой поженимся, я буду его прабабушкой?
Переливчатый смех красавицы привел Дениса Ильича в ярость.
— Почему с нами в квартире должен жить прадед твоего покойного мужа со своей любовницей?
Зоя Сергеевна зевнула:
— Потому что им больше негде жить.
— Что они там делают втроем? Это безнравственно!
Денис Ильич бросился на диван и придавил голову подушкой — только бы ничего не слышать! Как в могиле.
Напрасно бедный Денис Ильич подозревал веселую компанию в разных непотребствах.
Гоша со своими постельными принадлежностями отправился на кухню, Инга проводила его взглядом:
— Он у тебя симпатичный!
Серафим Терентьевич заулыбался от гордости:
— Я рад, что ты это заметила!
Наверно, был какой-то государственный праздник — до кладбища долетала радостная, торжественная музыка, не вполне приличествующая случаю. В это весеннее утро кладбище жило своей особенной жизнью. Никто никого не хоронил. Умиротворенные покойники ухаживали за своими могилками и вели с соседями несуетные беседы.
Ветер донес колокольный звон.
Гоша и Валерия разом перестали возиться со своими цветочками и умиленно посмотрели друг на друга.
— Георгий! — Валерия светилась, словно у нее внутри зажглась лампочка. — Правда ведь, мы с вами ближе к Богу, чем все остальные люди?
— Валерия! — в тон ей отвечал Гоголев. — Мы с вами между небом и землей!
— Мы плаваем в воздухе. Летаем, взявшись за руки!
Валерия слегка улыбалась. Она смотрела в сторону Гоши, но взгляд ее проникал сквозь него и терялся в пространстве…
В эту минуту никого из покойников не удивило бы, если б директор кладбища Мешков появился, скажем, на воздушном шаре. Напротив, то, что он бежал, выпятив вперед брюхо (будто проглотил целиком два арбуза), некрасиво вскидывая ноги, покоробило завсегдатаев кладбища.
— Беда! — закричал Мешков издалека своим дребезжащим, трескучим голосом. — Катастрофа!
Покойники привставали в едином порыве, взволнованные.
— Товарищи! — задохнулся Мешков. — Кладбище закрывают!
— Конец света!
— Мы будем жаловаться!
— Самому Господу Богу!
— Кладбище — это не керосиновая лавка!
— Моральное преступление! И уголовное!
— Это святотатство!
— Нам нужны новые кладбища! Много кладбищ!
— Мы должны всю страну превратить в кладбище!
— Как они объясняют свое бесчинство?
Мешков отдышался.
— Вместо кладбища они хотят разбить стадион!
От возмущения покойники потеряли дар речи.
— Светопреставление!
— Апокалипсис!
— Товарищи покойники, дожили!
— Это плевок не только в наших предков, но и в потомков!
— Они будут гонять в футбол нашими черепами!
— Собираем подписи протеста! Подпишутся все покойники! И их родственники!
— Есть у нас покойники со связями?
— Иванидзе!
— Но у него теперь связи там… В высших сферах!
— Преставился? Счастливчик! Он на нашем кладбище лежит?
— В том-то и дело, что нет! Ему не нашлось места!
— Эх, теперь у него такие связи! Моральная поддержка покойников очень помогла Мешкову. Он вновь обрел уверенность в себе.
— Товарищи! — прочистил горло директор. — Все куда серьезней, чем кажется на первый взгляд.
— Что нам инкриминируют?
— То, что на нашем кладбище нет ни одного настоящего покойника!
Громом небесным прозвучали эти слова. После гробового молчания раздался робкий голос:
— Неужели у нас нет ни одного покойника?
— Ни единого советского покойника! — прозвучало, как приговор. Тяжело было Мешкову в этом признаться, да что поделать, свои люди. — Последние 70 лет здесь не хоронили.
— Разве покойник к нам прорвется! — вздохнул кто-то с сожалением.
— Это естественно! — раздался агрессивный женский голос. — Обо всем нужно думать заранее! После смерти поздно уже о могиле хлопотать!
Волнение перехватило горло Мешкова.
— Завтра на кладбище появятся тракторы!
— Кто сможет их остановить?
Сакраментальный вопрос, вогнавший всех покойников в тяжкое раздумье. И вдруг (не с небес ли?) прозвучал чей-то ответ, гениально простой.
— Их остановит только покойник!
Живые люди искоса посматривали друг на друга и тут же стыдливо отводили глаза. Кто согласится пожертвовать своей жизнью ради общего дела!
Георгий Гоголев стоял у окна в комнатушке, которую делил с американским дедушкой. По небу плыли рядышком два облака. Гоша горько усмехнулся, вспомнил фантазию Валерии о том, что они с ней тоже плавают в воздухе, взявшись за руки. Когда облака слились, Гоголев принял решение. Он запер дверь на ключ. Снял со стены старинный дедушкин пистолет. Достал почерневшую от времени табакерку, наполненную порохом…
Зоя Сергеевна в кухне занималась стряпней, а Серафим Терентьевич разговаривал по телефону. Никого из них не коснулось трагическое предчувствие близкого Гошиного конца.
Дедушка заволновался. Переменился в лице. Оно стало бледным, даже прозрачным. Стряслось это из‑за разговора, который он вел с Федором.
— Это невозможно! — вскрикнул Серафим Терентьевич.
— Слушай сюда! Завтра придут трактора! — заверил приятеля ритуальный работник. — Раскопали, гады, что у нас ни одного покойника! Говорят, только скелет кошки нашли… — Федор вздохнул.
Не лежать тебе, раб божий Серафим, в русской земле! В американскую закопают! Ты меня слышишь? Алло? Алло?
Телефонная трубка выпала из ослабевшей руки Серафима Терентьевича. Он стоял, покачиваясь. И смотрел в кухонное окно. По небу неслись веселенькие облака, сливаясь в свинцовую давящую пелену.
Гоша собрался с духом.
— Я покойник! — произнес он убежденно. — Меня больше нет! Меня давно уже нет. Нехорошо делать вид, что ты живой, когда ты мертвый!
Гоголев поднес старинный пистолет ко лбу. Расширенное дуло запрыгало. Гоша с силой уперся им в висок, до боли. Сделал глубокий вдох.
— Гоша! — раздался истошный крик Зои Сергеевны. И барабанный стук в дверь. — Гоша, открой! Серафима Терентьевича не стало!
Бухнул выстрел. Пуля, не задев Гошу, разбила окно.
Глава 10На другой день происходили поспешные похороны Серафима Терентьевича Гоголева.
На кладбище, возле могилы Гоголевых, собрались все свои: покойники, Гоша рядом с Ингой. Зоя Сергеевна была в трауре, и Денис Ильич по привычке поддерживал ее, будто она была тут самой многострадальной.
На венке алела лента с надписью: «…от коллектива покойников…»
