Склад - Черенкова Любовь

– Так майор Линник – Ваш племянник? Понятно. А ваши мелочные планы – отомстить мне?

– Ну почему же отомстить? Я всегда добиваюсь того, чего хочу. А на донный момент я хочу тебя. И я этого добьюсь.

– Каким же образом, позвольте полюбопытствовать? И в чем интерес близких отношений с женщиной, которой Вы неприятны и которая Вас не уважает?

– А это тебя не касается. Будем считать, что это – моя прихоть. Ты сама подумай и реши, что для тебя важнее. Первый вариант: ты – моя любовница. У тебя своя квартира в Киеве, тебя никто не беспокоит по делу Шуфрича. Работаешь, кем хочешь. Занимаешься, чем хочешь. Второй вариант: ты сгниваешь в этой психушке в состоянии овоща, обколотая аминазином и галоперидолом. Выбор за тобой, – усмехнулся Гончарук.

«Ты здесь ненадолго» – Верослава вспомнила слова из неявленного мира.

– Пожалуй, выберу второе, – ответила она.

– Очень жаль, – произнес полковник, – но, выбор сделан.

– Мне поменяли лекарства? – спросила Верослава медсестру, увидев совершенно другие таблетки на раздаче.

– Да, так назначил врач.

Женщина, как обычно, спрятала таблетки за щекой, сделав вид, что выпила.

Через неделю.

– Туманова, тебе таблетки заменили на уколы, – сказала медсестра, заходя в палату.

– Зачем? – перепугалась Верослава, – я же хорошо себя чувствую.

– Это ты у врача спроси. Назначили – я делаю.

– Я отказываюсь, – попыталась сопротивляться женщина.

Медсестре на помощь пришлось вызвать двух санитаров.

Так продолжалось неделю. Поначалу Верослава еще сопротивлялась, но потом стала «понимать», что ее попытки не допустить проникновение лекарств в свой организм ни к чему не приведут – только к дополнительным синякам, которых и так было много от уколов.

«Ну, зачем она вообще живет? Для чего? Для кого?» – такие мысли постоянно проносились в голове Верославы. «Никому она не нужна. Нет ни одного человека, кто бы искренне ей посочувствовал. Ну, если только Настька – она хорошая. А где тот, к кому можно было бы прижаться и поведать все свои мысли, все свои переживания, свою боль? Кто мог бы понять? Нет такого. Да и будет ли?» – Верослава уже ни на что не надеялась. Надежда вместе с рассудком постепенно таяла и мысль о мерзких притязаниях Гончарука уже не казалась ей абсолютно невозможной.

«Да какая разница? Что толку в ее принципах? Кому они нужны? Уже ни веры, ни надежды, ни любви – ничего нет. Одна пустота и боль – физическая и душевная. И уже не скажешь, какая из них нестерпимее».

– Туманова, к тебе пришли, – санитарка вошла в палату, взяла ее за руку и отвела в комнату, где уже ждал Гончарук.

– Ну, и как ты здесь? – поинтересовался он, когда дверь за санитаркой закрылась.

Верослава посмотрела на него и опустила глаза, ничего не ответив. Такой полковник ее еще не видел.

– Девочка моя, – видя, что она совершенно не сопротивляется, Гончарук приобнял Верославу, – я ведь не желаю тебе зла.

Женщина посмотрела обреченно. На сопротивление уже не осталось ни сил, ни желания.

– Все будет хорошо, – полковник решился ее поцеловать – Верослава не пыталась отстраниться.

– Какая ты красивая, – он начал расстегивать ее халат. «Неужели он все-таки добился своего?».

Но планам Богдана Даниловича не суждено было осуществиться: у Верославы начались судороги, и она упала на пол. Гончарук сразу же вызвал медсестру, которая сделала пациентке укол. Верославу отнесли в палату.

– Посещения Тумановой запрещены, – строго ответили Анастасии Золотаревой в клинике.

– Как запрещены? Кем запрещены? Я ее подруга, Анастасия Золотарева, журналистка, между прочим. Почему я не могу ее увидеть? Что с ней?

– У Тумановой вчера был эпилептический приступ.

– Какой приступ?! – возмутилась журналистка, – она же абсолютно здорова!

– Ничего не знаю, – уклончиво ответила медсестра, – у нее температура под сорок, судороги, сильная депрессия. Посещения запрещены.

– Не знаю, что вы ей колете и по чьему приказу, но выясню это непременно! – крикнула Настя напоследок.

– Вы изверги, фашисты! – Настя ворвалась в кабинет Линника Артема Борисовича.

– Кто Вы и что здесь делаете? – строго спросил майор.

– Я Анастасия Золотарева, подруга Верославы Тумановой, которую Вы лично посадили в психушку, а теперь издеваетесь над ней! Она же долго так не выдержит! Главное, за что? Из-за личной прихоти Вашего дядечки?

– Подождите, я ничего не понимаю. Про какие издевательства Вы говорите и при чем тут мой дядя? – майор постоянно думал о деле Тумановой. Его терзала мысль о том, что он поступил несправедливо, помещая здоровую девушку в психиатрическую клинику. Но успокаивал себя тем, что это лучше, чем пребывание в тюрьме. К тому же, он лично договорился с врачом о том, что пребывание Тумановой в больнице будет носить чисто формальный характер. Линник собирался забрать женщину, как только выяснит, что именно ей угрожает.

– Не делайте вид, что не понимаете, – не унималась Анастасия, – по приказу Вашего дяди, полковника Гончарука, я была избита, а Верке сейчас что-то колют, от чего у нее начались эпилептические припадки.

– Но я действительно не понимаю, о чем Вы говорите, – всерьез заволновался Артем Борисович, – присаживайтесь, давайте спокойно все обсудим.

– Что обсуждать? Действовать нужно, и как можно быстрее. Хотя Вы, наверное, заодно с Гончаруком.

– Анастасия Владимировна, откровенно говоря, дело Тумановой мне сразу показалось сфальсифицированным. Но Богдан Данилович дал мне четкое указание – направить Верославу Андреевну в тюрьму. Полагаясь на свой опыт и учитывая возникшие сомнения, я определил ее в психиатрическую клинику до выяснения всех обстоятельств.

– А про Максима Шуфрича Вам что-нибудь известно? – поинтересовалась Настя.

– Нет, совершенно искренне ответил майор, – этим делом занимается лично мой дядя, и я к этому отношения не имею.

– Максим был военным корреспондентом-криминалистом и моим другом. Он вел журналистское расследование, – начала рассказывать Анастасия. Она поведала Линнику о допросах Гончарука, об избиении по его приказу, о явном интересе полковника к Верославе, об угрозах в случае дальнейшего сопротивления.

Артем Борисович не мог в это поверить. Теперь картинка начала складываться, выстраиваясь в логическую цепочку. Туманова однозначно была невиновна.

– Я действительно эту информацию слышу первый раз, – ответил майор Насте, – разговаривать будем позже, сейчас срочно едем за Тумановой.

Видя, что Линник ничего не знал о «делишках» своего дяди, Анастасия по дороге рассказала о судьбе переданных ей документов.

– Это Вы очень хорошо сделали, что увезли документы из Украины, – одобрил ее действия майор.

Тогда журналистка назвала имя человека, на которого был собран весь материал.

– Не может этого быть! – удивился Артем Борисович, – это просто невозможно. Каким образом были добыты документы?

– Вот этого я не знаю, – ответила журналистка, – мне Максим передал только папку с уже собранными документами. Там есть информация, касающаяся Вашего дяди.

– Да, он его старый товарищ, – майор помолчал, затем сказал грустно, – дядя всегда был для меня примером. Я всегда хотел на него быть похож. Но, как выясняется, я многого не знал…

– Мы к директору, – показав свое удостоверение, майор пошел сразу к директору, где попросил пригласить Туманову и ее лечащего врача, – мы забираем Туманову.

– Извините, товарищ майор, а полковник Гончарук об этом знает? – спросил директор.

– Я не знаю, о чем Вы разговаривали с Богданом Даниловичем, но, если будете покрывать его дальше, то Служба безопасности займется и Вами.

– Верочка, – Настя бросилась обнимать подругу, которую привели в кабинет директора. Но та ее не узнала – женщина дрожала, не понимая, что происходит.

– Сейчас Вы мне напишите объяснительную, где укажете препараты, назначенные Тумановой, – обратился Линник к вошедшему лечащему врачу Верославы, – и, главное, по чьему именно приказу все это происходило.