Ольга Степнова - Моя шоколадная беби
– Катерина Ивановна, а пузыри на коленках – это от чего?
Катерина с трудом поняла, о чём она и рассмеялась:
– А пузыри, Алла, это от сидячей жизни. Все пузыри всегда от сидячей жизни, а не от вредных привычек!
Крепкий кофе пьянил как коньяк. Вторая сигарета навеяла мысли об отпуске: пора бы осуществить давнюю мечту и скататься в Египет. Пять лет работы без продыха – такого не стоит ни одна, даже самая любимая работа.
Очень насущным на данный момент было бы организовать совещание сотрудников отдела креативных разработок, который Катерина возглавляла, но… Какое-то беспокойство поселилось в душе, какой-то сверлящий дискомфорт – как когда оденешь неудобные туфли и понять не можешь, что это обувь трёт, а не жизнь пошла под откос.
Катерина любила свою работу. Рекламное агентство с названием, больше подходящим для мужского журнала – «Андрей», стало в большей степени домом, чем квартира на шестнадцатом этаже. Абсолютного счастья заниматься любимым делом за хорошие деньги ничего и никогда не нарушало. И вдруг – страх перед необходимостью собрать совещание. Катерина честно, и для порядка вслух задала себе вопрос: «Почему?» Подумала, снова закурила и также вслух ответила:
– Чёртова перчатка!
Среди сотрудников обязательно окажется новенький. Он усмехнётся еле заметно, вальяжно откинется на спинку стула, и в глазах его она прочитает «зюзик». Отвратительная привычка у генерального пополнять штат молодёжью примерно раз в полгода. Отвратительная привычка у Катерины – не запоминать мужских лиц. Она вытряхнула из сумки содержимое и из развала косметики, ключей и документов вытянула перчатку. Чёрная. Кожаная. Но самое странное – весьма потасканная. Такой предмет не к лицу «стильному юноше», да ещё в жарком июне месяце. Это не его перчатка. Катерина отшвырнула её в мусорную корзину, и она органично вписалась в антураж из мятых бумаг. Старым вещам – путь на помойку. Она ткнула пальцем в кнопку селектора:
– Алла, в одиннадцать всех ко мне! Совещание.
– Хорошо, Катерина Ивановна, – пропела Алла, – всех приглашу.
Это «всех приглашу» Катерину добило.
– К чёрту все совещания! Алла, зайди ко мне!
– Хорошо, Катерина Ивановна, – Алла тоном сумела показать, что осуждает такую непоследовательность. Она вошла в кабинет, ещё договаривая селекторную фразу.
– Алла, ты всё про всех знаешь.
– Ну, не всё и не про всех, Катерина Ивановна!
– Высокий, смуглый, черноволосый парень, недавно устроился к нам на работу, зовут Игорь… чёрт, или Дима – кто он?
– Что значит – кто?..
– Это значит, кем и в каком отделе он числится, и как давно устроился.
– Так Игорь, или Дима?
– Игорь.
Алла поморщила идеальный нос.
– Игоря в нашем агентстве нет.
– Нет?
– Нет.
– Чёрт. А Дима? Высокий, смуглый, черноволосый. Устроился совсем недавно.
– Дим в агентстве четверо. Но все они невысокие, не смуглые, не черноволосые и работают очень давно.
– Ну да, ну да, не высокие, не смуглые, и действительно работают очень давно, – Катерина носком туфли задвинула корзину с мусором поглубже под стол и полюбовалась своей длинной ногой в разрезе платья.
Жаль, что у неё секретарша, а не секретарь, и он не сходит с ума по её тёмному, сильному телу.
– А ты ничего не путаешь?
– Катерина Ивановна, если бы у нас появился высокий, черноволосый парень, даже в качестве сантехника или электрика, я бы заметила.
– Да уж, ты бы заметила.
– Что вы имеете в виду?
– А ты – что?..
– В мои обязанности входит знать всех сотрудников нашего агентства.
– Ну вот, я то же самое и говорю!
– Совещание собирать? – сухо осведомилась Алла и Катерина подумала, что она очень плохой начальник, раз секретарша позволяет себе такой тон.
– К чёрту все совещания. Я ухожу в отпуск. И уезжаю в Египет.
– А как же…
– Я не отдыхала пять лет. У меня спайки в бронхах и плохие анализы.
– А…
– Вызови Верещагина, я передам ему дела.
– Но…
– И учти, я использую отпуск за все пять лет. Так что вы уж тут… притирайтесь.
– Катерина Ивановна!
– Креативным директором сможет быть даже кретин. Это тебе не бухгалтерия. Верещагин справится.
– Генеральный вас не отпустит!
Катерина расхохоталась. Она хохотала долго, не стесняясь показывать две идеальной формы подковы из белых ровных зубов.
Ну вот, а Андрей Андреевич уверял её, что про их отношения уже судачит всё агентство. Но раз даже Алла, которая знает всё и про всех, считает, что генеральный может её не отпустить, значит, их конспиративным манёврам можно поставить пять.
– Генеральный меня отпустит. Готовь заявление.
Алла развернулась и чересчур прямой спиной дала понять, что не одобряет Катерину Ивановну за бабские капризы и непоследовательность.
Генеральный, увидев заявление Катерины, схватился за голову.
– Солнце! – заорал он. – Без ножа режешь! Какой отпуск?! Через неделю «Олдису» сдавать план рекламной кампании, нужно провести массу презентаций, какой отпуск, солнце?!
– Я передам дела Верещагину, он справится. – Катерина присела на подоконник, задрала подол и стала рассматривать свою коленку.
Андрей Андреевич приложил руку к тому месту, где по идее должно биться сердце, но у него начинался упругий, круглый живот. Морщась, он потёр это место, и было непонятно, что его беспокоит: сердце или желудок. Он погримасничал вдоволь, изображая, как чужие капризы сводят его в могилу, потом подскочил к Катерине и одёрнул на ней подол. Коленка скрылась под красным шёлком.
– Верещагин – кретин и никудышный организатор! У него нет пространственного мышления, нет абстрактного мышления, у него нет вообще никакого мышления!
– Хорошо, выдвигай свою кандидатуру! – Катерина подтянула подол к бедру и помахала ногой почти у его носа.
– Ты!!! Ты, Солнце, незаменимый, талантливый креативщик! Ты умный организатор и отличный руководитель! – Он снова потёр то ли сердце, то ли живот и занавесил Катеринину ногу, стараясь на неё не смотреть.
– Ну, хорошо! – Катерина встала и потянулась, закинув руки над головой. – Ладно, Андрей Андреич, буду пахать, как негра!
– Ну, Солнце! Хочешь, осенью, после ноябрьских праздников, отпущу тебя на два месяца?!
– После ноябрьских – это зима, – с притворной тоской сказала Катерина и присела на край директорского стола.
– Зима – не зима, поедешь в тёплые страны, – генеральный уселся в своё кресло и вперился взглядом в Катеринины коленки. Коленки были хороши – блестящие, тёмные, с горчинкой на вкус, как настоящий шоколад. Он знал. Сегодня вторник, мой день, подумал он, а вслух сказал:
– Я заскочу вечером в девять, как обычно.
– Не получится, – усмехнулась Катерина и потрепала его по блестящей лысинке. – Не получится, пупсик. Мне нужен отпуск и масса свободного времени, чтобы заняться собой. А в девять у меня уже не будет сил ни на что, я очень устала.
Генеральный вновь подивился тому, какую власть имеет над ним эта темнокожая женщина. Как только он видит её, сердце даёт сбой, проваливается куда-то в желудок, бухает там, как молот, мешает дышать и мешает думать. Пахнет от неё чем-то особенным, белые бабы так не пахнут. Если не выполнить сейчас её просьбу, он лишится трех дней в неделю – его дней, которые он ничем не сможет заменить, как наркоман ничем не может заменить героин. И она это знает, стерва. Ещё эта стерва знает, что без работы она не останется, потому что талантливых рекламщиков не так много, как трендят об этом сами рекламщики, а то, что модно сейчас называть «креативом», и вообще немногим доступно.
Андрей Андреевич пощупал снова то место, где молотило сердце, прикинул все «за» и «против», вздохнул тяжело и сказал:
– Ладно, Катерина Ивановна, будет тебе отпуск. За все пять лет. Но сегодня мой день! – Он рывком задрал красный подол и вцепился губами в тёмную кожу. Катерина заулыбалась, глядя как солнце бликует на ровной поверхности лысины. Она знала, лысина пахнет шампунем, табаком, и каким-то китайским лекарством, которое он регулярно втирал, в надежде, что вновь обретёт шевелюру.
Секс – такая безделица, ломаный грош, и если этим грошом можно платить за разрешение больших и маленьких своих проблем, да с удовольствием!
Без проблем. От неё не убудет.
Отпуск! Катерина влетела в свой кабинет, быстренько вызвала Верещагина и потратила полчаса на инструктаж. Юный Верещагин смутился, удивился, но кресло её занял с видимым удовольствием.
Отпуск!! Катерина с трудом удержалась, чтобы не попрыгать к двери на одной ноге.
– Катерина Ивановна, – окликнул её Верещагин, – это ваше?
Ей очень не хотелось задерживаться, но пришлось оглянуться. Верещагин довольно брезгливо, двумя пальцами, держал чёрную перчатку.
– За компьютером лежала, – объяснил он.
Катерина вернулась, заглянула под стол – мусора не было. Пока она была у генерального, Любаша сделала уборку. Перчатка показалась ей достаточно «приличной», чтобы отправить её на помойку. Любаша часто так делала – вытаскивала из корзины «приличные», на её взгляд, вещи и водворяла Катерине на стол. Катерина сначала возмущалась, но потом перестала, поняв, что люди, пережившие войну, никогда не смогут выбросить чашку с отбитым краем, или «почти целую» ручку. Катерина попросила Любу забирать «приличные» вещи домой, но та гордо заявила, что ей «чужого не надо» и продолжала складировать за компьютером разный мусор.
