Дороти Кэннелл - Хрупкая женщина
– Слева от себя вы найдёте пару пледов, – аккуратно сложив карту и спрятав её в кожаный кармашек под приборной доской, мистер Хаскелл завёл мотор.
Монстр отозвался сладострастным стоном, перешедшим в рёв. Мы рванулись вперёд, вихрем пронеслись мимо закутанной в шарф дамы, катившей на велосипеде; взбесившейся черепахой обогнали огромный грузовик и двухэтажный автобус, и устремились прочь из Лондона.
– Удобно, дорогая? – у него было ровные и ослепительно белые зубы.
– Холодно, – буркнула я.
– Подоткните коврик под себя. Лично меня такая погода бодрит. Я забываю, что другие могут не разделять моего восторга.
– Купе для вас, наверное, слишком душное и неприятное место? – желчно спросила я.
– Ужасно душное, – согласился он.
Значит, вот каким образом произойдёт мой въезд в Мерлин-корт… Под сенью этого нелепого мухомора! С волосами, припорошенными снегом, который издали вполне способен сойти за преждевременную седину. Ох уж эти мужчины! Подумать только, а я-то долгие годы мечтала подцепить кого-нибудь…
– Старайтесь больше двигаться, – сказал он, не отрывая взгляда от дороги.
– Отлично! Пожалуй, я сейчас совершу пробежку вокруг заднего сиденья. Если вывалюсь за борт, не обращайте внимания. Предпочитаю быструю и безболезненную смерть медленному замерзанию.
– Я хотел сказать, шевелите пальцами, машите руками… э-э, только не той, в которой зонтик. Видимость ухудшается.
– Вы заметили? – я закрыла глаза, и веки тут же отяжелели. Но виной тому был вовсе не блаженный сон, а мокрый и чертовски тяжёлый снег.
Съёжившись под пледами, я мечтала о шоколадном батончике, который был погребён в моей сумке. Я так и слышала, как он жалобно попискивает в своём саркофаге.
– Вы не знаете, – поинтересовалась я, – у живого человека может наступить трупное окоченение?
Он раздражённо фыркнул, затем, смягчившись, ответил:
– Возможно, беседа поможет вам согреться.
Неужели айсберг начал таять?
– Чтобы выглядеть поубедительнее, – продолжал он, – мне нужно знать, кто есть кто в этом поместье. Это особняк?
– Скорее замок. Не совсем настоящий, конечно, – поспешила добавить я, заметив, как поползли вверх его брови. – Миниатюрная копия, построенная свыше ста лет назад дедом моего дядюшки Мерлина. Согласно семейной легенде, он задумал возвести замок на старости лет. Только человек, окончательно впавший в детство, может обладать столь причудливым воображением. Этот дом словно явился прямиком из сказки: бесчисленные башенки, увитые плющом стены, ров не глубже чем пруд для золотых рыбок и вдобавок крохотная, почти игрушечная решётка перед входом, хотя её держат всё время поднятой.
– Что-то вроде замка Спящей Красавицы?
– В самую точку. У замка даже имеется официальное проклятие. Хотя для разнообразия принадлежит оно не ведьме, а колдуну.
– Попробую угадать. Вашему дядюшке Мерлину?
– Естественно! Его колдовство заключается в том, что он делает с этим местом, а точнее, в том, чего не делает. Мой ненаглядный дядюшка с лёгким сердцем позволяет замку разрушаться. Строго говоря, он мне не дядя, двадцать седьмая вода на киселе, но моя мать, женщина практичная, считала необходимым поддерживать связь с одним из самых состоятельных наших родственников. В детстве меня на каждое Рождество заставляли вязать для дядюшки гигантский чулок, и дважды он приглашал меня погостить. Оба раз меня выпроваживали в течение недели. Милый дядюшка Мерлин уверял, что я объедаю его и что после моего визита ему год придётся сидеть на хлебе и маргарине, дабы возместить ущерб.
– Искренне надеюсь, что в грядущий уик-энд меню будет более разнообразным.
Мы приближались к окраинам Лондона. Я перехватила зонтик другой рукой и глубже погрузилась в кокон из пледов. К несчастью, моему спутнику холод был нипочём.
– С какими ещё очаровательными персонами мне предстоит познакомиться?
– Со всякими, – я поёжилась. – Четвёрка любителей обмениваться жёнами из Ист-энда; знахарь, у которого недавно отобрали лицензию за…
– Если вы расположены к глупым шуткам, – оборвал меня Хаскелл, – то я лучше сосредоточусь на дороге.
После столь умелого укола я превратилась в некое подобие гигантского студня, дрожащего на тарелке. Через минуту айсберг великодушно протянул оливковую ветвь.
– Наверное, самое обычное семейство?
– Там ещё будет дядюшка Морис, – затараторила я, будто декламируя стих на детском утреннике. – Биржевой маклер лет пятидесяти с лишним, невысокий, с брюшком, остаток волос подклеивает ароматизированным клеем. Дядю Мориса можно учуять по всему дому.
– Отличная улика в случае убийства. Полагаю, он не собирается прикончить дворецкого?
– Вряд ли. Если бы у него была хоть малейшая склонность к убийства, он бы давно расправился со своей женой, несравненной тётей Лулу. Она болванка.
– Кто?
– Идиотка. У тёти Лулу можно полностью удалить мозг, а после того, как волосы на голове отрастут, никто ничего не заметит. Часами натирает дома полы, проглаживает туалетную бумагу, прежде чем повесить её в сортире, живёт исключительно ради визитов к парикмахерше, каковые наносит через день. У них с дядей Морисом имеется сынок по имени Фредди. Это нечто! Фредди – воплощённое свободолюбие: никогда не моется, заплетает волосы в косички и лелеет бороду, напоминающую тряпку для мытья посуды, бывшую в употреблении полвека. Классный парень наш Фредди – гоняет по округе на мотоцикле, в ухе серьга, в зубах гигантская самокрутка с травкой.
– Похоже, ваш кузен куда больший конформист, чем его папаша.
Бентли Хаскелл искоса глянул на замаскированный снежными хлопьями указатель, свернул у развилки направо, вылетел на обледеневший участок, резко вывернул руль, и мы вновь устремились вперёд. Я чувствовала себя куском окаменелого мороженого.
Фредди – музыкант, – затараторила я с новой силой, – играет в одной из этих кошмарных групп, где инструментами служат стиральные доски, щипцы для колки орехов и сушилки для волос. В настоящее время он отдыхает. Согласно последнему бюллетеню плохих новостей от тётушки Астрид, наш кукушонок вернулся в родное гнездо, и у мамочки с папочкой не хватает сил выпихнуть его оттуда.
– Тётушка Астрид? – тёмные брови мистера Хаскелла изобразили наивысшую степень сосредоточенности.
Мы въехали в маленький городок Сент-Мартинз-Милл и теперь катили мимо старых домишек, глазевших на нас из сгущающихся сумерек. Снегопад наконец прекратился.
Я сложила зонтик и осторожно разогнула руки.
– Тётушка Астрид – вдова, всегда переодевается к обеду и не появляется на людях без жемчужного ожерелья. Подражает королеве Виктории – каждые три минуты вставляет королевское «мы». Вид у неё, будто она села на раскалённую кочергу. А вот её дочурка Ванесса… – тут я угрюмо замолчала.
Мистер Хаскелл свернул с дороги, что избавило меня от необходимости описывать роковое великолепие Ванессы.
– Пора подзаправиться, – сказал он.
– Едой или бензином?
– Ни тем, ни другим, – безжалостно отрезал Бентли Хаскелл, когда перед моим мысленным взором уже предстала яичница с жареным картофелем. – Я подумал, вы будете благодарны, если я наполню вашу грелку горячей водой.
– Разумеется, – парировала я. – Она уже давно превратилась в могильный камень. Но если глаза меня не обманывают и впереди действительно маячит кафе, то я, пожалуй, загляну туда и отогреюсь огненным бифштексом и котлом дымящегося кофе. А вы можете выбирать: остаться здесь и превратиться в снеговика или присоединиться ко мне.
Несчастный Бентли Хаскелл! Его со всей очевидностью раздирали ярость и искушение. Но человеческая плоть слаба, и мой спутник остановил машину под поскрипывающей на ветру вывеской постоялого двора. Весьма примечательное название – «Приют». Хаскелл выхватил из моих рук грелку и распахнул дверцу со своей стороны.
– Платите, надеюсь, вы! – прорычал он, стряхнул с рукавов снег и резво обежал вокруг машины, чтобы помочь мне выйти.
– Разве у меня есть выбор? Мистер Хаскелл, вы становитесь весьма дорогостоящим удовольствием, – моя надменность дала трещину, так как мне пришлось ухватиться за его руку, чтобы не позволить ногам расстаться с остальным телом. – Моё пальто… – по правде говоря, этой ветоши недавно исполнилось десять лет, – безнадёжно испорчено. Если бы не ваша слишком удачная идея прокатиться с ветерком, мы бы уже сидели в уютном и тёплом Мерлин-корте и поглощали чудесные блюда, приготовленный тётей Сибил.
– Неужто? У меня сложилось впечатление, что нам придётся выуживать дохлых летучих мышей из остывшего лукового супа.
Его слова были недалеки от истины, отчего моя ярость только усилилась. Обмениваясь ненавидящими взглядами, мы наконец доползли до кафе. Оказавшись внутри, демонстративно отвернулись друг от друга и, оставляя за собой лужи, протопали к стойке, за которой торчала нервного вида девица. Мы хором оповестили её, что нам требуется столик на двоих. Прогремевшее над ухом эхо его голоса отозвалось во мне новым всплеском раздражения, но я так и не повернула головы.
