Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
– Ну какая же я кретинка, сама ведь не дала ему слова сказать! Не слушала, что он говорит, считая это пьяными бреднями, и отмахивалась от него, как от надоевшей мухи! Времени у меня, видите ли, не нашлось! Идиотка несчастная!
– Да перестань ты так себя казнить, кто же мог знать? И, в конце концов, ведь он же действительно не просыхал.
– А теперь он уже ничего не скажет…
– Ясное дело, не скажет… А кому Эдик собирался еще об этом сообщить?
– Кому еще?
– Ну да, какому-то «ему». Помнишь, он кричал: «И ему тоже скажу!»
– А и в самом деле. Прижми вот это ногой. Так кому же?
– А мне откуда знать? Я тебя спрашиваю. Думала, ты догадаешься. Когда Эдик это кричал, мне показалось, он даже рукой махнул, показывая на «него». Ты стояла рядом и могла заметить, на кого именно.
– Ну, руками он махал все время. Было темно. И надо же было подарить этот дурацкий торшер! Кажется, он махнул в сторону тебя и Эвы.
– Обе мы женского пола, причем в тот вечер обе не были в брюках, – недовольно возразила я, буквально в последний момент увернувшись от крапивы, которой Алиция взмахнула перед моим носом. – Ну зачем столько энергии вкладывать в крапиву? Что касается меня, то я не нуждаюсь в ее лечебных свойствах, от ревматизма меня излечили красные муравьи, две недели меня кусали…
– При чем здесь красные муравьи?
– При том, что именно такие водились там, где я была.
– Погоди, это мне что-то напоминает. Красные уравьи…
– Ясно, что. Муравьи красные, все красное. – Да погоди, не сбивай. Красные муравьи… Не знает ли Зося чего об Эдике? Вроде я от нее лышала что-то такое, похожее на красных муравьев…
– Зося, конечно, может знать, ведь в Польше она с Эдиком встречалась. Надо будет ее порасспросить. А что с письмом?
– Пропало, – с тяжким вздохом ответила Алиция. – Никак не могу найти, хоть весь дом разбирай по кусочкам. И, знаешь, меня не покидает ощущение, что кто-то здесь похозяйничал до меня, все в доме перевернуто вверх дном.
– Так ведь обыск делали, – напомнила я.
– А, правда. Да, Зосю надо порасспросить. Может, она знает, с кем Эдик в последнее время общался в Польше?
Нет, ее интуиция была прямо-таки поразительна! От неожиданности я выпустила из-под сапога крапиву, которая тут же обожгла меня через одежду. Ревматизм на ближайшие годы можно снять с повестки дня.
– Похоже, Эдик узнал что-то нехорошее о каком-то человеке и этот человек его укокошил, – осторожно начала я, одновременно решая, стоит или нет посвящать Алицию в мое дело, поначалу совершенно невинное, а теперь вдруг ставшее чрезвычайно подозрительным.
– Как ты думаешь, это кто-то из нас или посторонний?
Алиция недовольно переспросила:
– Как это из нас? Ты, что ли?
– С ума сошла! Почему именно я?
– Ох, откуда я знаю! Уверена только, что не я. Ну, и не ты, наверное. Лешек и Генрих отпадают, я все время видела их ноги. Кто же тогда? Зося? Павел? Эльжбета?
– Остаются еще Анита, Эва и Рой. Почему ты их обходишь?
Алиция немного помолчала, задумчиво почесывая локоть стеблем крапивы, потом сказала:
– Потому что я мыслю логично. С ними Эдика ничто не связывало. Вряд ли он узнал что-то компрометирующее о ком-то из Дании, ведь он никогда здесь не был. Логичнее предположить, что тот человек был из Польши. И вообще, катись отсюда к чертовой матери! Надоела! Убирайся отсюда вон!
Признаться, я была не столько обижена, сколько удивлена:
– Но почему вдруг? Прямо сейчас? И куда мне деваться?
– Что? – рассеянно переспросила Алиция. – Пошла вон, говорю! Не хватает еще, чтобы меня ужалили! – И она принялась энергично отмахиваться.
– Я думала, ты меня гонишь. Не поняла только, убираться мне из крапивных зарослей или вообще из Аллерода. Хоть бы паузы делала, когда меняешь собеседников!
– Что ты! Это я осе. С моими гостями я пока что так не обращаюсь…
– … хотя они, возможно, и заслуживают этого, судя по вчерашним событиям. Эдик был прав. Ты действительно пускаешь в дом неподходящих особ.
Наступившая темнота прервала нашу работу. До пня мы так и не добрались, и Алиция даже стала сомневаться, есть ли он там вообще.
Оторвав Зосю от кухонных занятий, мы вытащили ее на террасу для участия в совещании. Выслушав наши расспросы, она недовольно произнесла:
– Никак не пойму, о чем вы говорите. Почему между Эдиком и красными муравьями должно быть что-то общее, а я должна об этом знать? Ничего я не знаю. Павел!
Привлеченный к участию в совещании, Павел оказался гораздо полезнее. Он лишь на минуту задумался и тут же воскликнул, донельзя взволнованный:
– А, знаю! Точно! Это тот тип в красной рубашке. Дело тут не в муравьях, а в красном. Я ведь говорил тогда, помнишь?
– И в самом деле, говорил, – припомнила и Зося. – Павел видел Эдика…
– Что за тип? – нетерпеливо перебила ее Алиция. – Кто его знает?
На первый вопрос могла ей ответить я. Не только меня, оказывается, интересовали анкетные данные этого типа, но дело-то как раз в том, что его никто не знал.
– Я не знаю, – ответила Зося. – Павел!
– Я тоже не знаю. Да я ведь вам рассказывал! Недавно, месяца два назад, я видел Эдика в обществе чернявого парня в красной рубашке. Ведь говорил же?
– Может, ты и говорил, но я невнимательно слушала, – призналась Алиция.
– Кто же это был?
– Да ведь я сто раз говорил – не знаю! Похоже, они оба сильно перебрали, то есть того… ну, оба в дым. Стояли на улице и пытались поймать такси. Черный парень в красной рубашке, из этих… ну… южных народов. Они с Эдиком еще остановили угольный фургон и пытались в него забраться. Потом все-таки поймали такси. Я потому и запомнил их, что уж очень занятно было наблюдать за ними…
Павел спохватился, что сказал лишнее, виновато посмотрел на нас и осторожно спросил:
– Извините, если что не так, но, может быть, вы уже знаете, кто убил Эдика?
– А при чем здесь тот тип в красной рубашке? – недовольно скривилась Зося.
Я ответила сразу ей и Павлу:
– Пока мы этого не знаем. А вам ничего не приходит в голову?
– Что касается меня, то я вообще не желаю ничего общего иметь с такими делами, – нервно заявила Зося. – Я терпеть не могу преступлений! Я ничего не знаю и не желаю знать!
Алиция о чем-то напряженно думала. На террасе воцарилось молчание. Его прервала Алиция, очнувшись от своих дум:
– Парень в красной рубашке может быть вообще ни при чем. По пьянке Эдик мог ездить в угольном фургоне с кем угодно.
Что касается меня, то я придерживалась как раз другого мнения: парень в красной рубашке был очень даже при чем. Именно он являлся центральным пунктом вопроса, который я собиралась задать Эдику. Однако высказывать свое мнение вслух я пока не стала.
– Нам это ничего не дает, – продолжала Алиция. – И я совершенно не понимаю, зачем полиции понадобилось устраивать здесь завтра представление? Опять выносить весь этот ад? Ведь все равно никто ничего не помнит. Да, кстати, ужин тоже должен быть таким же точно, как позавчера? В доме шаром покати, сегодня суббота, ничего не купишь.
– Легавые, небось, надеются, что если точь-в-точь повторить обстановку вчерашнего вечера, преступник клюнет и сделает то, что сделал вчера, – высказал предположение Павел.
– Глупости! – нервно бросила Зося. – Никаких ужинов! Пусть наедятся дома!
– Кофе! – сказала я. – Сделаешь для всех кофе. Ну и, может быть, подашь остатки водки, которую Эдик не успел высосать.
– Водку мне жалко.
– Тогда обойдутся без водки. Пиво. Будет типичный датский вечер с пивом. А Эва обещала привезти апельсиновый сок.
Накануне следственного эксперимента в наших рядах царили полнейшие разброд и сумятица. Зося категорически отказалась участвовать даже в разговорах на тему, связанную с убийством Эдика. Лешек не менее решительно заявил, что его участие в предстоящем мероприятии ровно ничего не дает, поскольку Эдика он, собственно, совсем не знал, встречаясь с ним раз в несколько лет в доме Алиции. Эльжбета проявила полнейшее равнодушие к затронутой теме. Отчаявшаяся Алиция возобновила поиски пропавшего письма, увы, вновь оказавшиеся безуспешными.
* * *
Как и следовало ожидать, Эва о соке забыла. И неудивительно – она была слишком расстроена и смертью Эдика, и необходимостью появиться на принудительном званом ужине в том же одеянии, что и в прошлый раз. Да и кто бы это вынес? Быть одетой точно так же, как позавчера, зная, что встретишь тех же самых людей! Однако полиция проявила непоколебимую твердость в своих требованиях. Может, у них были основания полагать, что орудие убийства скрывалось в складках одежды преступника, и они желали проверить, насколько это возможно. А может, они преследовали и еще какую-то непонятную для непосвященных цель?
Разыгравшееся на террасе светопреставление превзошло самые страшные ожидания. Усаженный в кресло Эдика полицейский, задачей которого было в нужный момент что-нибудь крикнуть и грохнуть пивной кружкой по ящику, никак не мог уловить нужного момента и издавал дикие крики в самый неподходящий, заставляя присутствующих нервно вздрагивать. Посланный за банкой апельсинового сока Рой принес из машины банку машинного масла. Пуфики и ящики, игравшие, как и в прошлый раз, роль столиков для гостей, были завалены неимоверным количеством сахара, соли и муки, причем в самых невероятных емкостях. Проникшись ответственностью, взволнованные участники эксперимента, искренне стремясь возможно точнее восстановить свои действия в роковой вечер, то и дело ошибались. Вместо того чтобы забыть о сахаре, как было в тот раз, они, как на зло, очень хорошо помнили о нем и приносили, а потом, в соответствии со своими действиями в роковой вечер, вынуждены были опять мчаться за сахаром и приносили его второй раз. Понятно, что сахар вскоре весь вышел, и пришлось прибегнуть к заменяющим его продуктам, например муке. И пиво вышло. Точнее, не столько само пиво, сколько закрытые бутылки с пивом, которые Павел должен был открывать. Содержимого же открытых нам наверняка хватило бы на целый месяц.
