Дарья Донцова - Три мешка хитростей
И я потрясла перед лицом бдительной Анны Петровны связкой, на которой болтались брелок в виде мишки и два ключика.
Лицо женщины отмякло.
– Понимаете, – начала она оправдываться, – слышу, кто-то ходит над головой. У меня комнаты под Полиниными расположены.
– Что же в этом странного? – спросила я.
Анна Петровна вздохнула:
– Вообще-то ничего, но две недели было совершенно тихо, честно говоря, подумала, что девочки поехали отдыхать, Поля два раза в год возила Настю в Мацесту. Но обычно, уезжая, они оставляли мне ключи. Я их с детства знаю, с матерью дружила…
Но на этот раз Полина и Настя предпочли исчезнуть, не поставив в известность Анну Петровну. Соседка слегка удивилась, поскольку отношения у них всегда были близкие… Но потом подумала, что Поля просто на нее обиделась. Примерно за неделю до исчезновения Леоновых Анна Петровна встретила на улице Полину, еле передвигающую ноги от усталости.
– Деточка, – воскликнула женщина, – ты ужасно выглядишь, краше в гроб кладут!
– День тяжелый выдался, – вздохнула Полина, – забегалась.
– Не жалеешь себя, – вздохнула Анна Петровна, – надо и отдыхать иногда, всех денег не заработаешь.
– Хочу Настю в Израиль отправить, на Мертвое море, – пояснила Поля, – говорят, что тамошние грязи чудеса творят.
И тут Анна Петровна допустила страшную бестактность. Вздохнув, она ляпнула:
– Жаль, конечно, Настю, но нельзя же всю жизнь из-за своей ошибки убиваться. Если разобраться, ты не очень-то и виновата! Анастасии вряд ли можно помочь, а тебе следует о себе подумать да мужа поискать, годы-то уходят. Может, лучше было бы пристроить Настену в больницу? Маловероятно, что найдется мужчина, готовый жениться на тебе с таким «довеском».
Поля ничего не ответила, только сверкнула глазами и исчезла в подъезде. Анне Петровне тут же стало не по себе. Ну зачем она сказанула такое? Полина уже давно не появлялась у соседки, хотя раньше частенько забегала просто так, на огонек. Вот Анна Петровна и решила сегодня проявить бдительность.
– Услышала шаги над головой, – откровенничала дама, – и, честно говоря, решила: Полечка приехала. Вот и пошла вроде как бдительность проявить. Думала, что Поля увидит, как я о ней забочусь, и перестанет злиться. Мне эта ссора страшно на нервы действует. Я девочек за своих считаю, не идти же к ним с извинениями. Вот и хотела использовать момент… Значит, Настя в санатории, а Полинушка в командировке!
– Почему Полина должна перестать убиваться? – тихо спросила я. – В чем она провинилась перед Настей?
Анна Петровна тяжело вздохнула:
– Такая трагедия, просто ужасно! Все из-за детской глупости. Кстати, вы торопитесь? А то мы могли бы выпить у меня чаю. Знаете, после смерти мужа живу совершенно одна!
– С превеликим удовольствием, – мигом отозвалась я и, тщательно заперев дверь, спустилась вместе со сгорающей от желания поболтать женщиной этажом ниже.
На кухне, обставленной в стиле «деревенская изба», мне преподнесли чашечку попахивающего веником чая, малосъедобный польский кекс, по вкусу больше напоминающий не хлебобулочное изделие, а кусок ваты, пропитанной вишневым джемом, и пряники.
– Мы так дружили с Розочкой, матерью Поли и Насти, – вздыхала Анна Петровна, – милейшая женщина была. Жаль, скончалась рано, да еще от такой ерунды. Пошла зубы лечить, а врач занес инфекцию, инструменты оказались непростерилизованными. Началось заражение крови, за неделю сгорела… Остались две девочки и муж. Где уж Аркадию было за ними углядеть, – тарахтела Анна Петровна. – Сначала в круглосуточном садике сидели, а когда в школу пошли, то первые два года Поля была на продленке, затем стала нянькой для младшей сестры.
– Простите, – ошарашенно поинтересовалась я, – но у них вроде большая разница в возрасте.
– Всего три года, – спокойно ответила Анна Петровна.
Из моей груди невольно вырвался вскрик.
– Сколько же лет Насте?
– Двадцать два.
– Сколько?!
– Что вас так удивило?
– Нет, ничего, просто она выглядит совершенным ребенком, – принялась я оправдываться, – думала, ей от силы шестнадцать.
На самом-то деле я считала, что Насте девять, но не говорить же эту глупость Анне Петровне.
– Разве у вас историю болезни или, как ее, санаторную карту не заводят?
– Но это же для врачей, – быстренько нашлась я, – а Настя выглядит ребенком.
– Это только издали, – сухо ответила Анна Петровна, – пока рта не раскроет. Косточки тоненькие, личико крысиное, да еще волосищами занавесится и выглядывает из-под челки. Глаза огромные, чистая Мальвина, но…
Внезапно женщина прервалась и преувеличенно громко принялась нахваливать пряники, горкой лежащие в вазе.
– Замечательные, попробуйте, просто великолепные, у нас рядом хлебозавод, там пекут. Горяченькие беру, ароматные.
– Вы не любите Настю? – спокойно спросила я, откусывая от ничем не примечательного пряника. – Почему?
Анна Петровна тяжело вздохнула:
– Ваша правда. Что, это так заметно?
Я улыбнулась:
– Немного. Только почему она вам не нравится? Такая милая, любезная, да еще несчастная, парализованная. Она всегда в коляске ездила?
– Нет, – ответила женщина, – неприятность в семь лет приключилась, из-за Поли…
– Да ну? Как же такое вышло?
Анна Петровна опять горестно вздохнула:
– Слушайте.
Как я вам уже говорила, когда Настя отправилась в первый класс, старшая сестра перешла в третий, и отец заявил:
– Ты большая, изволь следить за маленькой.
Полина приводила Настю в школу, помогала переодеться, после уроков вела домой, разогревала обед, усаживала сестренку за уроки…
Настя панически боялась собак. Никто не мог понять причины этого страха. Но появление самой крохотной болонки, пусть даже на поводке и с хозяйкой, вызывало у Настасьи истерический припадок со слезами.
Однажды к Поле пришли подруги. Девочки принялись самозабвенно одевать кукол, но Настя, которую по малолетству не принимали в игру, все время ныла и лезла к старшим. Полине это надоело, и она сказала:
– Сейчас мы от нее избавимся.
– Как? – удивились одноклассницы.
– Просто, – усмехнулась старшая сестра, – ты, Ленка, распахни дверь, кликни Настьку, а когда она появится, скажи, будто пришла с громадной собакой. Моя дурочка жутко псов боится.
– Не поверит, – протянула она.
– Еще как поверит, – успокоила Поля.
Потом она открыла шкаф, вытащила из его недр каракулевую шубу, оставшуюся от матери, нацепила на себя, встала на четвереньки и зарычала:
– Р-р-р, похоже?
– Здорово, – захихикали одноклассницы, усмотревшие в забаве всего лишь веселую шутку.
Поля притаилась у входа, Лена позвала Настю и сообщила невозмутимым тоном:
– Будешь приставать, собаку спущу.
– И где ты ее возьмешь? – хитро прищурилась Настя.
– А вот она, – заорали третьеклассницы хором, – волкодав-водолаз!
– Гав, гав, гав, – залаяла басом Поля и выскочила из укрытия.
Младшая сестра секунду глядела на старшую остановившимся взглядом, потом, не издав ни звука, рухнула на пол. Шутницы перепугались и принялись пригоршнями лить на трусиху холодную воду. Тут вернулся с работы Аркадий, отругал «няньку», вызвал врача. Настю привели в чувство, но… Но ноги отчего-то перестали слушаться девочку. Целый год Аркадий таскал дочку по разным специалистам. Но светила только качали головами. Истерический паралич – вещь известная, но малоизученная. Как бороться с подобной болячкой – не слишком понятно. Прописывали массаж, ванны, электрические процедуры… Толку никакого. Настенька сидела в инвалидном кресле.
– Мне было больше жаль Полину, – вздыхала Анна Петровна, – бедняжка так убивалась, даже пыталась с собой покончить, хотела вены перерезать… Но отец увидел и выдрал ремнем.
У Насти словно замедлилось физическое развитие. Шло время, но мелкие черты ее правильного личика будто законсервировались, тоненькие руки напоминали вязальные спицы, а бездействующие ноги походили на переваренные макароны. При этом у больной резко ухудшился характер. Справедливости ради надо отметить, что Настя и раньше была не сахар. Она могла устроить по любому поводу истерику и кинуться на Полину с кулаками. Но теперь дело приняло совсем иной оборот.
– Она просто издевалась над старшей сестрой, – поясняла Анна Петровна, – постоянно говорила ей: «Это из-за тебя сижу в инвалидном кресле, это ты сделала меня безногой».
Аркадий тоже без конца упрекал старшую дочь. Поля ужасно казнилась, что стала причиной недуга сестры. Всю свою жизнь она посвятила Насте. Гуляла с ней, читала той вслух, уступала во всем, терпела капризы. Настя могла швырнуть в сестру кружку с горячим чаем, если напиток был, по ее мнению, не так заварен, или запустить в Полину тарелкой с обжигающим куриным бульоном, если считала, что он недосолен. А уж вопли, истерики, упреки и слезы вообще не прекращались. Немного привела больную в чувство смерть Аркадия. Наверное, девушка просто испугалась, что старшая сестра сдаст ее в дом для инвалидов. Настя присмирела и первые месяцы после кончины отца вела себя тише воды, ниже травы… Но потом поняла, что Полина вовсе не собирается от нее избавляться, и снова принялась скандалить.
