Дарья Донцова - Концерт для колобка с оркестром
Яна чуть не врезалась лбом в стену.
– Офигела, да? – взвизгнула она.
– Родной, – прошептала Тоня, – он тебе говорил, когда у него день рождения?
Яна швырнула сумку на пол.
– Как и у меня, первого мая.
– Вот видишь!
– Ну и что такого, – ухмыльнулась девушка, – полно мужиков, которые в Первомай родились, они что, мне все братья?
– Ты сядь, – еле слышно проговорила Тоня, – и выслушай меня.
Яна пнула ногой сумку.
– Только не бреши, – предупредила она, – хуже будет.
Когда Тоня завершила рассказ, Яна затрясла головой.
– Значит, эта Соня нас бросила, всех? Двоих от первого брака, а потом меня с Лешкой.
– Про мальчика она ничего не знала, – принялась оправдывать Соню Антонина, – а первых деток считала погибшими при пожаре. Тебя же мать не бросила, денег дает…
– А еще у нее есть любимая доченька, – протянула Яна, – вот уж кому повезло больше всех. Мы, следовательно, по детдомам и деревням маемся, живем в нищете…
– Яна! – возмутилась Тоня. – Ты-то все имеешь.
– Ага, – надулась девица, – сначала в Мирске, а потом в Козюлине. Вот классно звучит: откуда вы приехали? Из Козюлина, обхохотаться можно. Небось та девчонка, от богатого мужа, имеет и комнату свою…
– Ты тоже не в общей живешь!
– В Козюлине! И одета она шикарно, в институте учится!
– На себя посмотри, чего тебе не хватает?!
– И глядеть нечего, с толкучки шмотки, – заорала Яна, – из дерьмовских рядов. Почему она не меня, а ее выбрала? Чем та лучше? Вот поеду и убью ее!
– Кого? – испугалась Тоня.
– Сестрицу, – завизжала Яна, – зарежу ножиком, а потом матери сообщу. Заявлюсь к ней и скажу:
«Здрассти, Соня, я Яночка, ваша брошенка. Теперь вы для меня все делать станете, не то расскажу всем о вашем позоре, ясно?»
– Ты с ума сошла!
– Вовсе нет.
– Господи, замолчи.
– Давай адрес.
– Чей?
– Сони.
– Не знаю его.
– Врешь!
– Ей-богу!
– Ты мне всю жизнь врала!
– Нет, – закричала Тоня, – Липа тебе еще когда рассказала про удочерение.
– Ага, – затопала ногами Яна, – рассказала, только что? Чушь горькую. Дескать, одна женщина, неизвестно кто, бросила на станции новорожденного, а Олимпиада пожалела его и себе взяла. Про богатую маму впервые слышу! Давай ее адрес.
– Я не знаю!
– Как же она тебе деньги на меня дает?
– Раз в полгода мы встречаемся на вокзале, – забормотала Тоня.
– Ой, брешешь, – неожиданно спокойно произнесла Яна, – все тебе известно, но говорить не хочешь. Впрочем, и не надо, сама отыщу эту дрянь.
– И вы рассказали ей про Соню? – воскликнула я.
– Ну, Яну в первую очередь интересовал вопрос: правда ли, что они с Алешей Мирским близнецы, – вздохнула Ольга Ивановна, – чтобы избежать большой беды, мне пришлось подтвердить: да, они двойняшки, ни о какой интимной близости и свадьбе речи быть не может. Потом она поинтересовалась, где старший брат, Роман.
– И что вы сказали?
– Правду: Роман Фомин воспитывался в детдоме, он на несколько лет старше Яны. Фомин получил специальность шофера, устроился водителем на машине, которая развозит баллоны с газом.
– Баллоны с газом, – эхом отозвалась я, – он шофер, умеет водить машину…
Тут в голове что-то щелкнуло, части головоломки сложились вместе. Роман Фомин, воспитаник детского дома, единоутробный брат Яны, сын писателя Леонида Фомина! Вот это поворот. Хотя, узнав фамилию Ромы, могла бы и сразу понять в чем дело!
– Вы же москвичка, – прошептала Ольга Ивановна, – небось не знаете, что во многих деревнях газ не центральный!
Я вспомнила бег по пересеченной местности с костью в руках и усмехнулась.
– Наслышана о таких машинах.
– Роману повезло, – шелестела Ольга Ивановна, – он познакомился с дачницей, женился на ней и перебрался в столицу, уехал из Козюлина.
– Вы откуда об этом знаете?
Бывшая директриса с трудом села.
– Знаете, – удивленно сказала она, – мне есть охота, первый раз за всю неделю. Сделайте божескую милость, сходите на кухню, налейте мне чаю, крепкого, с сахаром, и намажьте кусок хлеба маслом.
– А вам можно? – на всякий случай решила уточнить я.
Ольга Ивановна улыбнулась:
– Замечательный вопрос Знаете, меня очень удивило, когда я узнала, что перед тем, как сделать осужденному на смерть инъекцию яда, иглу шприца тщательно стерилизуют. Интересно, зачем? Тому, кто через пару секунд станет трупом, уже все равно, занесут ему в кровь гепатит, СПИД или что-нибудь еще. Несите хлеб. Кстати, положите сверху, на масло, сырокопченой колбасы, там есть кусок.
Я выполнила просьбу больной. Ольга Ивановна проглотила два бутерброда, выпила большую чашку крепко заваренного чая и неожиданно сказала:
– Мне намного лучше!
– Вот и слава богу, – обрадовалась я, – видите, поправляться начинаете, проснувшийся аппетит первый показатель этого.
В огромных глазах Ольги зажглись огоньки.
– Нет, это другое. Мне все время казалось, что следует покаяться, снять груз с души, и тогда легче станет. Так и вышло. Только вы до конца дослушайте.
– Вы в чем-то еще хотите покаяться? – весьма неделикатно воскликнула я.
Ольга Ивановна стала теребить угол пододеяльника.
– Яна ушла, больше она ко мне не возвращалась.
Я в то время еще больной не была, пошла в магазин на вокзальной площади, он у нас один хороший, и столкнулась там с Тоней.
Антонина рассказала, что Яна подалась в Москву и с тех пор от нее ни слуху ни духу.
– Совсем не появляется и не звонит? – удивилась Ольга Ивановна. – Вот неблагодарная! Вы с сестрой ее на ноги поставили! Хорошо же она тебя отблагодарила!
Тоня скривилась:
– Не надо мне ее благодарности, умотала, и ладно, меньше забот. Главное, чтобы назад не вернулась.
Ольга, не зная, как отреагировать на подобное заявление, ушла. Дома она старательно выбросила из головы воспоминания об этой встрече. Но кто-то на небесах не позволил бывшей директрисе детдома жить спокойно. Некоторое время назад к ней явился незнакомый молодой человек и представился:
– Роман Фомин, бывший воспитанник детдома, тот самый, оставшийся в живых из двойни. Скажите, Ольга Ивановна, правда ли, что мой отец, Леонид Фомин, был писателем?
Что оставалось делать Ольге Ивановне? Она сначала попыталась ответить обтекаемо, забубнила нечто вроде: «Ну… это… не помню… давно все было…»
Но Роман спокойно прервал ее.
– У меня есть метрика, там указано: отец Фомин Леонид Филимонович. Вопрос не в имени, а в том, был ли мой папа писателем? Все равно я узнаю правду. Где-то в архивах лежит заявление об отказе матери от детей, найти его трудно, но возможно. Сделайте одолжение, скажите, как обстояло дело.
Ольга Ивановна почувствовала себя совсем плохо.
Она искренне пыталась забыть про то, как помогала Соне, но у нее ничего не получалось. Хотя, если подумать, преступления Ольга не совершила, Соня сама решила избавиться от детей, чтобы жить в достатке с успешным мужем. Но отчего-то Оля считала себя виноватой и никак не могла избавиться от этого чувства.
– Да, – сказала она Роману, – это правда. Твой отец, Леонид Фомин, насколько помню, был писатель, из неудачливых, стал алкоголиком. Его пьянство и побудило Соню отдать вас с сестрой в приют. Твою мать трудно винить, она…
– Давайте не будем говорить о моральной стороне дела, – усмехнулся Роман, – меня волнуют только материальные проблемы. Значит, Софья, будучи женой литератора Леонида Фомина, родила двойню: меня и сестру Катю. Потом она сдала детей в приют. Катюша погибла при пожаре, а я выжил, так?
– Да, – подтвердила Ольга, – верно.
– Эта Соня, – продолжал Роман, – после родила дочку от законного, богатого мужа. Назвала чадушко Людмилой и всю жизнь воспитывала ее в полном достатке. Да?
Ольга только кивнула.
– Но, видать, богатый супруг импотентом был, а наша маменька захотела плотских радостей, – ухмылялся Роман, – бог-то шельму метит! Снова двойня получилась!
– Многоплодность закладывается генетически, – попыталась объяснить Оля физиологическую сторону вопроса, – очень часто женщина, родившая двойню, снова беременеет двумя…
– Насрать мне на ее генетику, – рявкнул Роман, – навалить три кучи! Мне другое интересно! Родила маменька еще двух деток, но не от Фомина, да?
– Да.
– А от кого?
– Вроде от шофера мужа.
– Но точно не от Леонида?
– Стопроцентно, он же совсем спился, умер уж, наверное, давно, – вздохнула Ольга.
– Родились у нее девочка Яна и мальчик Алексей?
– Верно.
– Почему же он Мирский, а она Гостева?
– Яну удочерила женщина, Олимпиада Гостева, – разъяснила Ольга, – а мальчика сдали в приют, там его нарекли Алексеем и дали фамилию Мирский.
– Янку воспитывали дома, а парня за госсчет, – процедил Роман, – вечно девкам везет! Но лучше всех эта Людмила устроилась! Вот уж кто сливки снял!
