Луиза Пенни - Время предательства
С тех пор они были вместе.
Не в буквальном смысле, а профессионально, эмоционально. Она бы пошла за ним, куда бы он ни позвал.
А сейчас он говорил ей, что подает в отставку.
Лакост не могла сказать, что это стало для нее полной неожиданностью. Напротив, она ожидала этого уже некоторое время. С тех пор как отдел начали расформировывать, а агентов – переводить в другие службы. С тех пор как атмосфера в управлении пропиталась гнилью и горечью от происходящего в полиции разложения.
– Спасибо за все, что вы сделали для меня, – сказал Гамаш, потом встал и улыбнулся. – Я отправлю вам по электронной почте копию рапорта об отставке. Вы сможете разослать его?
– Да, сэр.
– Как только получите. Пожалуйста.
– Конечно.
Она вместе с ним дошла до дверей кабинета. Он протянул ей руку, как и при первой встрече:
– Ни одного дня не проходит, чтобы я не гордился вами, инспектор Лакост.
Рукопожатие оказалось крепким. Ни следа той усталости, которую он демонстрировал другим агентам. Ни поражения, ни покорности. Гамаш был полон решимости. Он задержал ее руку и пристально посмотрел в глаза:
– Доверяйте своим чувствам. Вы меня понимаете?
Лакост кивнула.
Он открыл дверь и вышел не оглядываясь. Медленно, но без колебаний ушел из отдела, который сам же и создал, а сегодня уничтожил.
Глава тридцатая
– Думаю, вам будет интересно посмотреть, сэр.
Тесье догнал старшего суперинтенданта Франкёра в лифте и приказал всем остальным выйти. Двери закрылись, и Тесье передал Франкёру лист бумаги.
Тот быстро просмотрел его.
– Когда это было записано?
– Час назад.
– И он всех отправил по домам? – Франкёр хотел возвратить бумагу Тесье, но передумал. Сложил и сунул в карман.
– Инспектор Лакост все еще там. Они, кажется, заняты делом Уэлле, но все остальные разошлись.
Франкёр смотрел прямо перед собой и видел собственное нечеткое отражение в обшарпанном и помятом металле двери.
– Он спекся, – сказал Тесье.
– Не будь дураком, – отрезал Франкёр. – Судя по файлам, которые ты снял с компьютера психотерапевта, Гамаш все еще думает, что мы его прослушиваем.
– Но ему никто не верит.
– Он сам верит, и правильно делает. Тебе не кажется, что он специально подсунул нам это? – Франкёр постучал по бумаге с распечаткой у себя кармане. – Хочет, чтобы мы знали о его планах подать в отставку.
Тесье задумался.
– Зачем?
Франкёр смотрел перед собой. На дверь. Он помнил ее новой, когда нержавеющая сталь сверкала и отражала не хуже зеркала. Он глубоко вздохнул, откинул назад голову, закрыл глаза.
Что затеял Гамаш? Что у него на уме?
Вроде бы надо радоваться, но что-то не давало Франкёру покоя. Они уже почти подошли к цели. А теперь вот это.
«Что ты задумал, Арман?»
Приходской священник встретил его с ключами от старой каменной церкви.
Давно прошли те дни, когда церкви не запирались. Те дни исчезли вместе с чашами для причастия, распятиями и всем остальным, что можно украсть или испортить. Церкви стали холодными и пустыми. Правда, не все, что с ними произошло, можно списать на вандалов.
Гамаш отряхнул снег с куртки, снял шапку и прошел за священником. Потрепанный шарф и тяжелое пальто скрывали римский воротничок отца Антуана. Священник спешил, вовсе не обрадованный тем, что его оторвали от ланча и теплого очага в этот снежный день.
Он был старый, сутулый. Лет восьмидесяти, как показалось Гамашу. Лицо пухлое, с синеватыми прожилками вен на носу и щеках, с усталыми глазами. Измученными в ожидании чуда от этой скудной земли. Впрочем, одно чудо на его памяти здесь все же случилось. Пятерняшки Уэлле. Но наверное, подумал Гамаш, одно чудо хуже, чем вообще никаких чудес. Господь пришел один раз. И больше не вернулся.
Отец Антуан знал, что возможно, а что пройдет мимо.
– Вам какую нужно? – спросил отец Антуан, когда они вошли в его кабинет в дальнем углу церкви.
– Начиная с тысяча девятьсот тридцатых годов, – ответил старший инспектор.
Он предварительно позвонил и переговорил с отцом Антуаном, но священник, видимо, так и не понял, что от него требуется.
В кабинете повсюду лежали книги и папки. Наверное, в былые времена кабинет был удобным, даже уютным. Тут стояли два стула, книжные шкафы, имелся камин. Однако теперь помещение выглядело запущенным. Заполненным, но пустым.
– Это должно быть здесь. – Священник указал на шкаф у окна, положил на стол ключ и вышел.
– Merci, mon père[58], – сказал ему вслед Гамаш, закрыл дверь, включил лампу на столе, снял куртку и принялся за работу.
Старший суперинтендант Франкёр передал бумагу своему компаньону по ланчу. Тот прочитал ее и положил на стол возле фарфоровой тарелки с теплой булочкой. Рядом с ножом чистого серебра лежал завиток из сливочного масла.
– И что, по-вашему, это значит? – спросил собеседник Франкёра.
Голос его, как обычно, был теплым, дружелюбным, ровным. Он никогда не звучал взволнованно, и очень редко – сердито.
Франкёр с трудом сдержал улыбку. Этого человека, в отличие от Тесье, не обманула неловкая попытка Гамаша сбить их с толку.
– Он подозревает, что его кабинет на прослушке, – сказал Франкёр. Он был голоден, но не осмеливался отвлекать внимание своего собеседника. – Это, – он кивнул на бумагу, лежащую на льняной скатерти, – предназначалось для нас.
– Я согласен. Но что дальше? Он подает в отставку или нет? Что он хочет до нас донести? Что это? – Человек постучал пальцем по бумаге. – Признание поражения или обман?
– Откровенно говоря, сэр, я думаю, это не имеет значения.
Собеседник Франкёра посмотрел на него заинтересованным взглядом. Любопытным.
– Продолжайте.
– Мы очень близки к цели. Поначалу казалось, что разобраться с той женщиной будет нелегко…
– Под «разобраться» вы имеете в виду сбросить Одри Вильнёв с моста Шамплейна, – перебил его человек. – Проблема, которую вы с Тесье и создали.
Франкёр позволил себе слегка улыбнуться:
– Нет, сэр. Проблему создала она сама, выйдя за рамки своих полномочий.
Он промолчал о том, что она вообще не должна была найти эту информацию. Однако нашла. Знание может быть не только силой, оно еще и взрывоопасно.
– Мы не допустили утечки информации, – сказал Франкёр. – Она никому ничего не успела сказать.
– Но что-то она все же сказала, – заметил его собеседник. – Нам еще повезло, что она пошла к своему начальнику, который сразу же сообщил нам. Все могло закончиться катастрофой.
Использование этого слова показалось Франкёру занятным и ироничным в свете грядущих событий.
– И мы уверены, что она не рассказала никому другому?
– Сейчас это уже вышло бы наружу, – ответил Франкёр.
– Не слишком утешительно.
– Она даже толком не поняла, что нашла, – сказал Франкёр.
– Нет, Сильвен. Поняла, но не могла поверить в это.
Вместо гнева Франкёр увидел на лице своего собеседника удовлетворение. И сам испытал легкое возбуждение.
Они рассчитывали на две вещи: на свою способность скрывать происходящее и на то, что, даже если их планы окажутся раскрыты, к ним отнесутся как к чему-то немыслимому. Невероятному.
– На файлах Одри Вильнёв были тут же записаны другие, ее машина вычищена, дом обыскан, – сказал Франкёр. – Все, что хоть отдаленно могло быть связано с нашим делом, исчезло.
– Кроме нее самой. Ее тело было обнаружено. Тесье и его люди не сумели добросить его до воды. Нужно очень постараться, чтобы промахнуться по такой крупной мишени, как Святой Лаврентий. У них что, проблемы с прицеливанием?
Франкёр огляделся. Они были одни в зале, только телохранители сгрудились у дверей. Увидеть их никто не мог. Записать разговор – тоже. Никто не мог их подслушать. И все же Франкёр понизил голос. Не до шепота – иначе это было бы слишком похоже на заговор, – но до благоразумного уровня.
– Все обернулось наилучшим образом, – сказал Франкёр. – Ее смерть считается самоубийством, но тот факт, что тело обнаружили под мостом, позволил Тесье и его людям тоже спуститься туда. И никто их ни о чем не спросил. Это знак свыше.
Собеседник Франкёра поднял брови и улыбнулся.
Это было привлекательное, почти мальчишеское выражение. Его лицо носило слишком сильный отпечаток его характера и его пороков, чтобы проявлять искренние чувства. В его голосе слышалась некоторая грубоватость, отчего сказанные им слова всегда звучали веско. Его костюмы, хотя и скроенные на заказ, сидели на нем чуть небрежно, отчего он выглядел одновременно и как руководитель высшего уровня, и как человек из народа.
Один из нас – для всех нас.
Сильвен Франкёр мало кем восхищался. Лишь немногие из тех, кого он встречал, не вызывали у него отвращения. И этот человек принадлежал к числу немногих. Они знали друг друга больше тридцати лет. Познакомились молодыми людьми, и каждый поднялся в своей области.
