Дарья Донцова - Бабочка в гипсе
Но этого ему показалось мало, он решил поднять шум в прессе, чтобы распустить слухи о снайпере. Арсений соединился с газетой «Сплетник», попал на корреспондента, пишущего под именем Роман Востриков, и выложил тому сенсацию про стрелка. Роман работает в самой желтой газете, но он понимает, что ему следует иметь хоть какое-то подтверждение слов анонимного источника. И тут ему на помощь прихожу я. Можно сколько угодно сомневаться в вероятности таких совпадений, но они порой случаются. Проговорив с анонимом, Востриков идет в магазин за пивом и сталкивается там со мной, а я в этот момент «прилипла» к магнитному столу у кассы. Увидав бронежилет, Роман делает стойку: ага, если на сотрудниц милиции нацепили защитную одежду, значит, информатор не врал. И «дятел клавиатуры» настукивает материал. Если тщательно допросить журналиста, тот подтвердит мои соображения.
Тем временем Сеня продолжает действовать, он подсунул в письменный стол начальника одно из писем Подольской и решил чуть-чуть подождать, надеялся, что Гладков быстро выйдет на исполнителя. Чтобы быть в курсе событий, Арсений наставил мне «жучков», хотел знать, где носится активная Романова, настроенная во что бы то ни стало вычислить снайпера, не слишком ли она рьяно ищет настоящего преступника, и он не преминул рассказать мне о любви Райкина к стрельбе в тире. Если бы я оказалась тупой, а Гладков откровенным идиотом, Арсений планировал вновь анонимно звякнуть на этот раз самому Павлу и открыто назвать имя Райкина. Если бы Сеня, глядя на мои поездки по городу, понял, что я не успокаиваюсь, он мог бы меня убить.
Арсений совершил много ошибок: не обратил внимания на слово «журавлик» в письме, не знал про игру в «дурака» и не имел понятия о сексуальных пристрастиях шефа. Сеня отлично понимал, что после ареста Льва Георгиевича убийства должны прекратиться, но как найти Нину? Эта задача была основной головной болью убийцы до того момента, как его взяли. Сеня так и не выяснил, кто был настоящим стрелком. Прошло немного времени, и мы задержали Арсения, раскрыв убийство Маргариты Подольской, выяснили, что снайпер Филипп Медведев виновен и справедливо осужден к пожизненному заключению. Павел теперь не сомневался: после смерти Нины Силаевой второй игрок в «подкидного дурака» более рисковать не станет, зароется в песок и с течением времени найдет себе новое хобби. Но кто он такой, осталось неизвестным.
Следующие сутки я сидела в Брехалове и рисовала на листочках разные диаграммы. Но никаких плодотворных мыслей в голову не приходило.
Что я знаю о втором игроке? Богат, имеет связи, любит экстремальные приключения. Негусто. Пользуясь тем, что Прасковья Никитична впала в беспросветное безумие, я еще раз обшарила все вещи Силаевой и ничего не нашла. В голове носились обрывки мыслей. Почему раненая Валентина в бреду бормотала слово «черви»? Если предположить, что прокурор знала правду об игре, тогда понятно, почему она закрыла глаза на кое-какие странности в деле. А если вспомнить о том, что у следователя была больная внучка, которой требовалось сделать операцию в Израиле, и что Василий Сергеевич набрал нужную сумму, то становится ясно, почему и он работал спустя рукава.
Белов ловко слепил пирожок и получил деньги, Валентина сунула пирог в печь, и… неизвестно, что она с этого имела. Филипп Медведев тупо, вопреки всем уликам, отрицает свою причастность к убийствам и… не выдает второго участника, потому что ему заткнули рот деньгами. Почему Нина взялась за винтовку столько времени спустя? Отчего она не сразу решила выручать мужа?
Галине сестра сказала, будто сначала не сообразила, как нужно поступить. Я предполагаю, что Силаевой продолжали давать деньги, а потом перестали. Второй игрок решил, что хватит платить. Нина, наверное, задумала шантажировать его и была убита. Эксперт не сомневался: Силаеву застрелили там, где мы с Максом ее нашли, в подвале бывшего таксомоторного парка. Тело после смерти не перемещали, его лишь накрыли картонкой.
Коли не знаешь, что делать, осмотри еще раз место преступления. Я решила с утра наведаться в руины здания у железной дороги и легла спать, обняв Мулю и Аду.
Глава 32
– Лампа! – закричала баба Нила.
Я скатилась с кровати:
– Что?
– Испугала тебя? – напряглась мать хозяина. – Ну прости. Сегодня-то суббота.
– Ну и? – зевнула я.
– Нинки-то нет, – зачастила баба Нила. – Как под землю провалилась! Надо ее по больницам поискать. Может, она ногу сломала? Куда звонят в подобных случаях?
Я отвела глаза в сторону. В интересах следствия о смерти Силаевой Гладков велел молчать.
– И дети, – частила баба Нила, – их нужно забрать вечером из сада! А в понедельник назад отвести.
– Мне не трудно съездить за мальчиками, – сказала я, – но я не могу сидеть с ними весь выходной.
– Так и не надо! – обрадовалась баба Нила. – Я их помою, накормлю, мультик включу. Не забудь только их сюда вечером привезти.
– Без проблем, – пообещала я и пошла в ванную.
Развалины таксопарка по-прежнему выглядели мрачно. Я девушка запасливая, поэтому прихватила с собой аж три фонаря. Если один погаснет, а второй сломается, то воспользуюсь третьим. Можете считать меня трусихой, но я называю такое поведение предусмотрительным.
Несколько часов я ползала по полу, перебирая битые кирпичи и остатки стекла, заглянула во все щели и дыры, сдвинула все, что двигалось, и подняла все, что поднималось. В результате обзавелась несколькими ссадинами, царапинами, больно ушибла колено и заработала головную боль.
Мне очень не хотелось признавать свое поражение, я считаю, что следы всегда остаются, просто их не видит невнимательный глаз. Но на этот раз, похоже, преступник был на редкость аккуратен. Эксперт установил, что снайпер стрелял в Нину с лестницы. Жертва находилась в подвале, киллер спускался, поймал женщину в прицел и нажал на спусковой крючок. Силаева не ожидала нападения, она, вероятно, знала убийцу.
Я начала обшаривать лестницу и внезапно обнаружила крохотный кусочек серо-голубого полиэтилена с чуть присборенной верхней частью. Секунду я рассматривала находку, потом подцепила ее пинцетом и аккуратно запаковала в герметично закрытый мешок. Обрывок маленький, но, может, эксперт Макса, гениальная Равиля, сумеет из него что-то выжать?
Грязная и усталая, я вернулась к машине, кое-как вытерла руки влажными салфетками, почистила джинсы и поехала в садик за малышами.
– Тетя Лампа, – заорали Игорь и Леня, кидаясь ко мне, – а где мама?!
– Она уехала в командировку, – лихо соврала я.
– За деньгами, – деловито уточнил Леня, – привезет их много-много, купит мне машину.
– И мне, – не замедлил обрадоваться Игорь.
Леня показал брату язык:
– Только мне.
Игорь стукнул братца по макушке кулаком:
– Фигу тебе!
Ленечка не остался в долгу, началась драка.
– А ну тихо! – повысила я голос. – Вам нужно любить друг друга, а не сориться. Одевайтесь, не забудьте поддеть под комбинезоны рейтузы, на улице мороз.
– Ты на машине? – деловито осведомился Игорек.
– Конечно, – подтвердила я.
– Тогда можно комбезик прямо на колготки натянуть, – обрадовался мальчик.
Я вздохнула. Ну почему детям всегда лень одеваться по погоде? Сколько раз Кирюша и Лизавета доводили меня до истерики, занудно исполняя одну песню: «Жарко! В шапке голова потеет! Идти до дома пять минут. Можно мы с раздетой башкой сбегаем?»
Вот мне в детстве приходилось молча натягивать толстый свитер, на ноги – нитяные чулки, сильно «кусающиеся» рейтузики со штрипками, серые носки из «козлика» и валенки с калошами. На голову повязывался белый полотняный платочек, на него натягивался «шлем» – шерстяная шапка, плавно переходившая в нагрудник, и лишь потом на нее водружался меховой капор из цигейки. Последний вместо завязок имел длинную белую резинку, подобную мне продевали в трусики, чтобы те не падали. Боюсь, я не смогу объяснить подросткам, что это за зверь такой – резинка. Тонкая белая полоска легко растягивалась, затем столь же легко сжималась и плотно прихватывала капор. Думаю, это было эксклюзивное изобретение советских женщин, которые не хотели, чтобы дети простудили на холоде уши.
Позаботившись о моей голове, мама впихивала доченьку в тяжелую цигейковую шубу. Поскольку ее покупали на несколько лет, она была на пару размеров больше, чем надо. Предвижу вопрос современных родителей: эй, люди, вы специально хотели изуродовать кроху, сделать ее похожей на тюк?
Конечно, нет, но шубы всегда были в стойком дефиците, купить шубенку удавалось лишь по большому блату. Вот почему большинство моих сверстниц носили зимой нечто, весьма похожее на наряд боярыни, затем бегали в шубе по колено, а потом мамы надставляли полушубки, пришивая к подолу кусок овчины и делая обшлага из другого материала. В результате получалась оригинальная вещь: середина из поношенной, потерявшей вид цигейки, нижняя часть скроена из телогрейки дедушки, а края рукавов – из драпового пальто бабушки. Данная конструкция непременно подпоясывалась ремнем, на шею повязывался длинный шарф, на руки натягивались варежки на тесьме, и – пожалуйте на улицу.
