Игорь Чубаха - Кремлевский джентльмен и Одноклассники
– Леонид…
Блин…
– Ты просил подарок для девушки. У меня скучная работа. Но я тебе привез подарок.
Из внутреннего кармана пиджака дядя Щукин извлек пробирку, не стеклянную, а черную, непрозрачную. Но когда он отвернул пробку, в полумрак автосалона заполнил свет. Такой еловый – еловый, не совсем зеленый, не совсем изумрудный, не совсем цвета травы. А как синие ели у Кремлевской стены.
– Что это?
– Это такой прикол, – сказал дядя Щукин. – эти водоросли генномодифицированные. Но они производят не спирт, не яд, и не наркотик. Они производят зеленый флюоресцирующий белок. Поэтому пить воду с этими водорослями все же не стоит. Это очень интересный белок для биохимика, и очень неинтересный для тебя. Но он светится. Есть тут у вас пруд, или озеро? Позови туда девушку ночью. А накануне вылей эти полкубика. И когда она придет, то увидит, что пруд живой и светится.
– А мера ответственности? – спросил я, подумав: – А экологическая безопасность?
Щукин посмотрел на меня со странною жалостью, и мне пришла в голову страшная мысль, что он мой настоящий отец. Да нет, это было бы чересчур.
– Вы тут все такие? – спросил он и попытался спрятать подарок обратно в карман. – Через двадцать четыре часа водоросль в чуждой среде погибнет.
А когда я вылез из машины, и помахал ему рукой, он тихо, так, чтобы не слышали охранники у шлагбаума, сказал:
– Дело в том, что это я убил твоего дядю Принца. Это я подсказал, на какой лесовоз брать билет.
И сразу отъехал на своей малобюджетной, допотопной «Тойоте – камри».
25 июня.
Ну да, Хабенский конечно.
Но вывел меня из себя не он, а автор сценария Филимонов, который полчаса толкал тему про заговор глобалистской закулисы, мирный атом и нанотехнологии будущего.
Между режиссером фильма и мастером трехмерной графики сидел молчаливый адмирал Дзюба во флотской форме без погон. Ему периодически хлопали, когда на экран проецировали трехмерную модель беспилотного геликоптера типа «Магма».
26 июня.
Ездили смотреть на то, как тушат лес. На полпути автобусы развернули и объявили, что погодные условия ухудшились. Трудно сказать, что имелось в виду, также жарит солнце, также дымно.
Поругался с Наташкой. Она за обедом, доедая вторую порцию икры, сказала, что Уве Болл – плохой режиссер, и фильмы снимает только потому, что блатной. Не знаю я этого Уве Бола и спорить совсем не было настроения, но Стига Карелин позволил себе усмехнуться. Наташка давно мечтает подраться со Стигой Карелиным, и я не ревную. Ну, я и сказал им, что чья бы корова мычала, а мы бы… Ногтями по носу я не получил, потому что вовремя сообразил – корову Наташка запишет не в фольклорные идиомы, а на свой счет. Пришлось объяснить.
– Да если хочешь знать, я блат ненавижу…
– Да это, Наташ, неважно, что ты ненавидишь…
– Если я блатная, то и ты блатной.
– А ты как думаешь, Наташ? Мы тут все блатные. Не одни мы с тобой, Наташ, вон даже Стига блатной.
– Да, я блатной, – с удовольствием прогудел Стига.
Наташка помолчала – помолчала, а потом сказала голосом твердым, решительным, каким говорят девчонки, когда они хотят сказать, что ничем не хуже нормальных людей:
– Ну может быть вы все и блатные. Может быть Стига – сын депутата, или кто он там ему. Но я точно знаю, что я путевку заслужила. Я полгода портила себе зрение этим макраме.
Она бы наверное встала и вышла на дорогу прямо из движущегося ощупью в дыму автобуса. Но тут Тамара, которая сидела у окна, ласково потрепала Наташку по белым бантикам. И по – моему заплакала, потому что надела темные очки.
27 июня.
Опасности эвакуации лагеря нет, но лекции отменены. Пользуясь этим, я рассказал Стиге все. Мы будем расследовать гибель Принца. Мы найдем Щукина, и он расскажет нам все подробно. А для этого нам нужен человек, которому можно доверять. Не болтун, не истеричка, и не предатель.
28 июня.
Пожарные самолеты летают уже над нашими головами. Стига развлекает нас рассказами об окружении немцев в Сталинградском котле.
Мириться очень трудно, но нужно. Я знал, что если достаточно долго следить за стозвездочным отелем, то из него выйдет Тамарка. Это же, я уверен, знает и Князь.
Скажем прямо, мне будет трудно пойти на это. Я, со свойственной ребенку ревностью, отношусь к тому, кто стремится стать спутником жизни моей старшей сестры. Которая, кстати, мне почти вместо матери. Но, будем справедливы, точно так же я относился прошлой зимой к Принцу, именно потому, что подсознательно оценивал его шансы куда выше. Князь не идеал. Но идеальных людей нет.
Я вышел из тумана, когда его челядь ставила на сигнализацию стадо крутейших тачек. Что‑то долго длится отпуск у Полякова, весь последний месяц Князь ездит с другим шофером.
– Ты что, Ленечка?
Я протянул ему руку первым и сказал:
– Дядя Князь, нам нужно серьезно поговорить. Мы со Стигой решили…
– Ленечка, не сейчас! – он просительно приложил левую руку туда, где предполагается сердце, а правой стиснул мою ладонь чуть сильнее, чем обычно. – Ленечка, сейчас совсем нет времени…
И он ушел, а я остался в дыму на асфальте со своим нерастраченным миролюбием. И побрел к джакузи – палацу.
Дверь осталась распахнута, в блоке охраны – никого, в санитарном модуле – пусто. В раздевалке навалом валялись полотенца и шапочки. Но я даже не удивился, просто подошел к водной дорожке, достал из кармана черную пробирку и вылил в воду. Она и так сине – зеленая, ничего не заметно. Я еще не знал, как приведу сюда Наташку.
А через час началась эвакуация лагеря. Князь отдавал распоряжения персоналу, обезумевшему от меры своей ответственности за детей главных людей страны. Огонь, оказывается, окружил Гущино со всех сторон и, чтобы не было паники, эвакуацию откладывали уже два дня. И стеснялись (жаба душила, ведь услуга платная) просить у Шойгу вертолеты. Пока не подогнали новенькие автобусы на двигателях, которые не рискуют заглохнуть от нехватки кислорода. Нанотехнологии, хмыкнул Стига.
Прощались с Наташкой у автобуса. До сентября. Сеструха с Князем стояли поодаль и, держась за руки, тоже о чем‑то говорили.
Я сказал Наташке, что где‑то там, в клубах едкого дыма, за стеной огня сегодня ночью будет светиться изумрудным светом вода в бассейне. Правда, ее очищают ионами серебра. Но я верю в моих сине – зеленых водорослей. Удался или нет у меня подарок, рассказ получился красивый. Женщины это любят. И Наташка вдруг сказала:
– Знаешь, в детстве я боялась рассказов про Деда Мороза. Я понимала, что он добрый, я понимала, что он любит детей. Но когда дети вырастают, подарки им уже не нужны. И мне казалось, что лето Дед Мороз тратит на то, чтобы восстановить запасы подарков. Он ходит и отбирает их у взрослых. И тогда он уже не добрый, и не Мороз.
– Дед Пожар, – сказал я.
У меня в спальне еще не постелили, и я пошел в спортзал. Если я хочу стать таким, как Стига Карелин, начинать нужно прямо сейчас. Но там была сестра. Стояла у станка для бицепсов и бесцельно позвякивала фунтовым грузиком по железу.
– Лень, – спросила она, и я по голосу понял, что на вопрос отвечать мне не понравится: – хочешь, я спою тебе колыбельную на ночь?
Боже ты мой. Как можно задавать такие вопросы?
– Тома, ты… не надо плакать только… ты его не любишь… тебя никто не заставит выйти замуж…
Скрипнула входная дверь и по баскетбольному паркету прошел человек, который вообще у нас, по – моему, не бывал никогда. Отец, и без охраны, хотя наш тренажерный зал поместил бы ее целиком. Он как‑то особенно сутулился и вид имел самый похоронный.
Я подумал, что это перебор. Да, леса Центральной России объяты пожарами. Да, критика нашей страны в западных СМИ становится необузданной. Да, надо кому‑то ехать в Лондон и за всех отдуваться. Но нельзя же так раскисать.
Отец подошел к тому же тренажеру и мрачно рванул рукоятку. Грузы взлетели к потолку и со звоном обрушились вниз. Ну, так надо было шпильку переставить, на ребенка же рассчитано.
– Тамара, – глухо проговорил Отец: – я все забывал тебя спросить о твоем отношении к моему сыну. Мы как‑то это тогда без тебя с твоим отцом решили. Как‑то это было не по – людски. Так что скажешь, Тома?
Сестра слишком уж расширила глаза. Ну, бестактно. Ну, резко. Ну, жестоко, может быть. Но, если учесть, что половина западных телеканалов называет его кровавым диктатором после стрельбы в Аденском заливе… Томка не стала отвечать, только шагнула вперед и уткнулась носом в рукав его пиджака. Будь я папарацци, огреб бы кучу денег – дочка своего Папы рыдает на груди главного Инновационника.
– В таком случае, – с ожесточенной мрачностью проговорил Отец, – имей в виду, Тамара, что твой замечательный Хабенский временно безработный. А мой замечательный сын – охламон два часа назад высадился в Риге с борта пассажирского лайнера рейсом из Кейптауна. Позвонить не мог. Нервов мотальщик!
