Татьяна Луганцева - Подарки Деда Маразма
— Я?! Это — наглая ложь!
— Ты сам боишься себе в этом признаться! — улыбнулась довольная собой Марта.
— Ты несешь полный бред! Одно я знаю точно, что ты — самая большая стерва, которую я встречал в жизни! — резко сказал Роман и, развернувшись, почти побежал прочь.
— Беги, беги! — крикнула ему вдогонку Марта, подхватывая тетю Шуру под руку, словно эстафетную палочку. — Иди, расскажи своей Полине, что ваш заговор раскрыт!
Сторожиха кладбища навела резкость своими мутными глазами на раскрасневшееся и готовое заплакать лицо Марты и проговорила заплетающимся языком:
— Зря ты так, детка, он — хороший парень и, по-моему, без ума от тебя… Он так старается…
— Старается вырыть мне могилу! — всхлипнула Марта.
Они вместе побрели к выходу. Марта полными слез глазами посмотрела на то место, где обычно сидела маленькая интеллигентного вида старушка, каждый день приходящая на могилу своего мужа, и увидела, что ее там нет. Марта вспомнила, что последнее время перестала видеть эту старушку, которая уже воспринималась сотрудниками кладбища как неотъемлемая его часть. Из-за трагических событий Марта обратила внимание на исчезновение старушки только сейчас.
«Даже лучше, что ее нет, — подумала Марта, — она всегда хорошо ко мне относилась, и я не хотела бы, чтобы эта женщина стала свидетельницей такого безобразного скандала, вернее, моего нервного срыва».
Глава 27
Роман Григорьевич выскочил с кладбища как ошпаренный. Он был готов рвать и метать от несправедливости обвинений Марты в его адрес. Его бесило то, что она упорно не желала замечать, что не безразлична ему, вернее, что она это заметила и теперь издевалась над ним.
«Вот наказала меня судьба за всех женщин, которые у меня были и с которыми я легко распрощался по жизни! Влюбиться в такую ведьму с жутким характером! Из-за нее чувствую себя форменной скотиной, совсем позабыл о Полине, которая так хорошо ко мне относилась! Правда, я сделал одну неудачную попытку навестить ее в больнице, но поговорить и объясниться нам так и не удалось», — думал Роман.
Сначала он хотел сесть в машину и уехать куда глаза глядят, но потом одумался. Роман понимал, что обвинения Марты объяснялись всей сложившейся трагической ситуацией, но его все равно глубоко обидели ее слова. Еще Роман понимал, что ни при каких обстоятельствах не сможет бросить Марту, пока ей грозит опасность, даже если она будет гнать его. Он боялся за нее, он очень за нее боялся. Поэтому Роман решил просто пройтись по улице, привести нервы в порядок, успокоиться и дать время прийти в себя Марте, а затем вернуться назад и извиниться. Только сейчас он почувствовал пульсирующую боль в предплечьях, от обиды и злости Роман на время позабыл, что бинты на руках продолжали пропитываться кровью. Он еле передвигал ноги, стараясь не думать о том, что ради этой несносной особы он боялся отлучиться в больницу на перевязку и в конечном итоге взамен получил такую неблагодарность. Роман прислонился к ограде кладбища, чтобы перевести дух. Он не обратил внимания, что к нему приблизилась худая старушка в светлой блузке и цветастой, яркой не по возрасту юбке.
— Что с тобой, милок? — спросила бабулька. — На тебе лица нет.
— Да что-то нехорошо мне… — проговорил Роман, покачнувшись.
Старушка подхватила его под руку.
— Да тебе врач нужен! Ты совсем плох, идем ко мне в дом, я окажу тебе помощь, здесь совсем недалеко… — оторвала она Романа от кладбищенской ограды и потянула за собой по улице.
— Я не хочу никого стеснять… — начал сопротивляться Роман, понимая, что его состояние действительно ухудшилось.
— Никаких стеснений! Я — народная целительница и окажу тебе первую помощь! — Бабка вцепилась в него мертвой хваткой.
Когда они оказались в деревянном, чисто прибранном доме, Роман обессиленно опустился на скамейку рядом с большим столом. Из соседней комнаты выглянула старушка, точная копия первой, и недовольно посмотрела на вошедших. Роман даже испугался, уж не горячка ли у него и не задвоилось ли в глазах — настолько они были похожи.
— Опять кого-то с улицы притащила! — протянула вторая бабка. — Толку-то с твоих пациентов, хоть бы деньги с них брала, что ли.
— Груня, прекрати, как тебе не стыдно! — оборвала ее первая бабулька, и Груня удалилась туда, откуда пришла, что-то недовольно шепча себе под нос.
— Я заплачу… — начал было Роман.
— Прекратите, молодой человек! Я помогаю людям не из-за денег, а по зову души, так сказать, по призванию! Что у тебя с руками? — спросила она, суетясь по избе.
— Ожог.
— Сейчас я перевяжу… погоди! Я сейчас такой мазью руки тебе смажу, что сразу легче станет, — пообещала старушка и метнулась в соседнюю комнату.
Уставший Роман сидел на лавке, положив руки на стол, застеленный скатертью с ярким орнаментом. Старушка вернулась в комнату с чистым бинтом и какой-то темной мазью в баночке.
— Сейчас перевяжем… ты случайно не тот человек, который обгорел в пожаре, пытаясь вытащить женщину из огня неподалеку отсюда?
— В офисе похоронного бюро? Да, это я, — признался Роман, поморщившись, старые бинты с трудом отдирались от его рук, так как пропитались кровью и присохли.
— Меня зовут Пелагея Спиридоновна, — представилась бабушка, — я, между прочим, лечила в этой самой избе директрису кладбища Марту Михайловну от простуды как раз в ночь пожара. Вы ее знаете?
— Конечно, — вяло ответил Роман, — я ее телохранитель.
— Дорогой ты мой, какой из тебя сейчас телохранитель? Тебе лечиться надо, куда наши медики смотрят, выпустили человека из больницы в таком состоянии? — Пелагея Спиридоновна осторожно сняла последний слой бинта и озабоченно покачала головой: — Нехорошая рана… все в грязи… Ты что, милок, в земле рылся? — спросила она и пошла наливать в эмалированный тазик кипяченой воды.
— Могилу искал… — мрачно ответил Роман, закусывая губу от боли и стараясь не смотреть на красные вспухшие руки.
— Зачем тебе, мил человек, могила-то?! Молодой ты еще… а потом, не настолько страшная у тебя рана, жить будешь, это я тебе обещаю! Эх, нет, здесь не обойтись без антибиотиков, — уверила его гостеприимная старушка, рассматривая раны.
— Я искал захоронение некоего Серафима Завьялова, он был доктором в этих краях, — пояснил Роман, и таз, наполненный водой, дрогнул в руках Пелагеи, расплескав часть воды на бревенчатый пол.
— Серафима?
— Вам знакомо это имя? — спросил Роман.
Пелагея Спиридоновна отрешенно села рядом с ним, поставив таз с остатками воды на стол. Вид у нее был задумчивый и несколько грустный.
— Уже не один человек спрашивал у меня о нем, интересовался судьбой и могилой Серафима Завьялова… — тихо проговорила она.
— А ты меньше болтай! — раздался голос второй старушки из другой комнаты.
— Вы что-то знаете? — напрягся Роман, внезапно почувствовав, что эта старая женщина может дать ему ценную информацию. Возможно, что само провидение послало ее ему.
— А я задавала этим людям один и тот же вопрос, и их ответ был всегда неверным, поэтому я и не рассказала никому то, что знаю о Серафиме Павловиче.
— Задайте этот же вопрос мне! — попросил Роман, чувствуя, что у него поднимается температура.
— Рискнете ответить? — усмехнулась старушка и принялась аккуратно смывать грязь с его покрасневшей, воспаленной кожи.
— Рискну!
— Зачем ты искал его могилу? — спросила Пелагея. — Я человек верующий, и мне не нравится, когда тревожат покойников, тем более что Серафим этого не заслуживает! — сказала Пелагея Спиридоновна, кинув на Романа цепкий, умный взгляд.
— Марте Михайловне, которую вы лечили от простуды, грозит смертельная опасность. Я уверен, что если бы я смог отыскать могилу доктора Завьялова, я бы спас ей жизнь. По крайней мере, появился бы большой шанс уберечь ее, а она мне очень дорога, — ответил Роман, честно глядя в глаза старушке. — Не думайте, я не вандал!
Пелагея Спиридоновна улыбнулась и вытерла руки о застиранный, но чистый передник в мелкий узор.
— Ответ верный. Все предыдущие люди хотели от могилы Серафима Павловича что-то для себя и в чем-то обманывали меня, я это чувствовала. А ты хочешь спасти человека, и я почему-то уверена, что ты не сможешь поступить подло. Слушай, милок, мой рассказ.
В то время, когда Серафим Завьялов стал здесь работать, я, то есть мы с сестрой-близняшкой еще не родились, а вот в год, когда он умер, нам с сестрой исполнилось по пятнадцать годков. Наша мама работала в поликлинике санитаркой и была в восторге от человеческих качеств главного врача. Великой души был человек! Помогал молодым врачам, никогда не позволял себе кричать на персонал и уважительно относился ко всем людям, не делая исключения, светило ли ты медицины или простая санитарка. Мы с сестрой бегали на работу к маме и старались ей чем-то помочь. Мы мыли полы, помогали мыть посуду в лаборатории. Причем делали все это мы по доброй воле и с удовольствием. Я хочу сказать, что у меня лично сложились прекрасные отношения с Серафимом Павловичем. Чудный был доктор! Он сразу разглядел во мне способную ученицу, питающую интерес к медицине. Серафим Завьялов показывал мне, как делать перевязки, учил делать уколы и очень настаивал на том, чтобы я пошла учиться в медицинский институт. Кто бы еще стал возиться с деревенской девчонкой?! Надо отметить, что моя сестра Груня проявляла меньшее усердие и не испытывала особого интереса к медицине. У нашей мамы после нас родилось еще двое детей, но вскоре наш отец ушел из жизни по трагической неосторожности. Серафим Павлович всячески помогал нашей семье, а также обещал моей маме помочь выучить меня на врача. Такое доброе сердце не могло биться долго… — проговорила Пелагея и вытерла уголком фартука слезы. — Когда Серафим Завьялов умер от сердечного приступа, с ним умерли и мои надежды на то, что осуществится моя мечта и я выучусь на врача. Нам с сестрой как старшим детям надо было получать рабочие специальности и помогать матери в трудные для всех голодные времена поднимать младших братьев. Светлая мечта стать врачом так и осталась неосуществимой… Серафима Павловича я считала своим вторым отцом, наставником; моей первой юношеской влюбленностью тоже был он, и поэтому я часто бегала к нему на могилу и плакала, рассказывая про свои жизненные невзгоды. — Пелагея вздохнула и принялась аккуратно смазывать руки Романа своей мазью, которая едко пахла какими-то травами.
