Галина Куликова - Рукопашная с купидоном
Агашкин вбежал вслед за гостями и сказал:
— Такая интересная штука получается, вы не поверите! Основа конструкции уже готова, вот только я грузило не могу найти подходящее.
— Ты что, решил усовершенствовать удочку? — спросила Лайма.
— Тут другое! Меня дружинники попросили сделать орудие для обороны. Не холодное оружие, заметьте, а именно орудие. Чтобы не убило, но могло испугать бандитов.
— А при чем здесь грузило? — поинтересовался Корнеев, шныряя глазами по сторонам.
Вдруг этот тип действительно маньяк и удастся заметить что-нибудь любопытное? Что-нибудь, что позволит уличить Агашкина, припереть его к стене.
— Это будет нагрудный кастет, — азартно поведал изобретатель. — Хотите посмотреть?
Лайма собиралась отказаться и уже открыла рот, но Корнеев ее опередил.
— Конечно, хотим. Еще бы! Нагрудный кастет? Вероятно, что-то потрясающее. Раз кастет нагрудный, он, стало быть, находится на груди?
— Вот именно! — возликовал Агашкин, смахнув с носа упавшую прядь волос. — Какой бандит ожидает подобного подвоха?! Поскольку теперь лето и жарко, я пристроил его под легкий жилет на «молнии». Иначе, конечно, его не спрятать. Люди, смотрите сюда!
Агашкин встал посреди комнаты, и его светлое, улыбчивое лицо покрылось румянцем удовольствия.
— Если я ме-е-е-едленно расстегну «молнию» на жилете, ничего не случится. Видите?
Он сопроводил свои слова длинным движением руки, уводя металлическую «собачку» вниз. Лайма и Корнеев смотрели на него во все глаза. Агашкин снова застегнулся до самого горла и радостно закончил:
— Но если я дерну «молнию» резко, то — р-р-раз! — он дернул, — враг получит мощный удар в грудь!
Из-под «молнии» совершенно неожиданно для зрителей выпрыгнула огромная металлическая пружина с острым концом и, покачиваясь, зависла в воздухе, перпендикулярно агашкинскому телу. Вероятно, пряталась она в некоем подобии коробки, привязанной к его груди двумя эластичными ремнями.
— Браво! — восхитился Корнеев и пару раз хлопнул в ладоши. — Почти так же гениально, как третья рука комиссара Жюва.
— А эта штука должна проткнуть бандита насквозь? — изумилась Лайма. — Или как?
— Нет-нет, — принялся объяснять Роберт, поспешно освобождаясь от изобретения. — Она должна его оттолкнуть от жертвы нападения. Я же сказал — это кастет. Просто недоделанный.
Корнеев решил, что Агашкин и сам слегка недоделанный. Хватило пятнадцати минут, чтобы он уверился в его невиновности. Тогда, в аэропорту, он не сумел в нем как следует разобраться, но сегодняшнего представления было достаточно. У этого типа есть сдвиг, но не в ту сторону. Маловероятно, что в разгар изобретательской горячки он охотится за женщинами на большой белой машине. Кстати, откуда ему взять эту машину? Что-то не похоже, чтобы у этого чуда-юда водились денежки.
— На конце пружины будет груз, — продолжал объяснять Агашкин. — Я возьму какую-нибудь штуковину, засыплю свинцовой стружкой, залью эпоксидкой и прилажу к ней. Конечно, кастет будет слегка выпирать, но что поделаешь? Жизнь дороже, верно? Вы когда-нибудь были дружинником? — обратился он к Корнееву.
— Никогда, — с чувством ответил тот.
— Ты обещал нам по чашке чаю, — напомнила Лайма, изнемогая от нетерпения.
— Ах, да! — спохватился ее воздыхатель. — Пойдемте тогда на кухню.
Кухня выглядела не в пример чище, и стол покрывала накрахмаленная и наглаженная скатерть. Все мисочки, кастрюльки и тарелки стояли в ряд, сложенные стопками. Чашки хозяин добыл из навесной полки и ловко расставил перед гостями.
— Так по поводу чего вы хотите проконсультироваться? — спросил он, водрузив на плиту мокрый чайник, который тут же начал громко трещать.
— По поводу Сони Кисличенко, — бухнула Лайма. — Видишь ли, она ушла куда-то в прошлую пятницу и до сих пор не вернулась.
— Я знаю, — кивнул Агашкин. — Ко мне из милиции приходили. Я им все рассказал.
— Что — все? — уточнила Лайма.
Корнеев сидел тихо и не вмешивался. Чего вмешиваться, если командир справляется? Пожар, как говорится, идет по плану.
— Я с Соней в пятницу встречался, вечером. Возле метро.
Лайма так удивилась, что уронила ложку. Ложка поскакала по полу, и на шум немедленно явился Палтус, подошел и стал ложку обнюхивать — вдруг съедобная? Или ей рыбу ели?
— Роберт! Но почему же ты мне не сказал, что видел Соню?!
— Да ты не спрашивала.
— Но мы же с Любой ее ищем! — Она намеренно не назвала Болотова, чтобы не задеть чувства Агашкина. — Мы же добываем сведения!
— А я против того, чтобы вы их добывали, — запальчиво сказал Роберт и посмотрел на Лайму с некоторым испугом — не обиделась ли? — Рискуете собой совершенно напрасно. Вы же не сыщицы, верно?
— Роберт, что ты рассказал милиции? — вопрос Лайма задала ледяным тоном, чтобы он понял, как она недовольна.
— Ну… Я рассказал, что пригласил Соню поужинать. — Он опустил глаза.
— Ты?! Но почему? — Лайма даже головой помотала, словно что-то мешало ей соображать здраво и нужно было это что-то немедленно из головы вытрясти. И добавила жалобно:
— Я ничего не понимаю.
— Ну ладно, ладно! — Агашкин вскочил и принялся бегать взад и вперед: от окна к холодильнику. Бегать было особенно негде, поэтому получалось сплошное мельтешение, как в мультиках. В довершение всего он начал размахивать руками и едва не снес на пол всю посуду и горячий чайник в придачу.
— Ладно-ладно, — еще раз повторил он. — Это не я, это она пригласила меня поужинать.
— Соня?! — Лайма изумилась еще сильнее. И растерянно посмотрела на Корнеева.
Корнеев пожал плечами. Он не видел в приглашении на ужин никакого криминала.
— Но потом, когда мы встретились…
— Возле метро?
— Возле метро, — подтвердил Агашкин. — Она сказала, что обстоятельства изменились и ужин переносится на следующий день.
Лайма промолчала, поэтому следующий вопрос задал Корнеев:
— Почему? Почему переносится?
— Потому что ей срочно нужно было поговорить с Возницыным по поводу ребенка.
— А вот это мне определенно не нравится, — неожиданно заявил Корнеев. — Она всем на свете сказала, что едет к Возницыну. Зачем? С какой целью она трещала об этом направо и налево?
— Думаешь, Соня к нему не поехала? — Лайма ожила и занервничала. — И говорила это так — для отвода глаз?
— Зришь в корень, — похвалил он. — Она ждала кого-то другого.
— А сколько было времени, когда вы встретились? — спохватилась Лайма. — И когда расстались?
— Ну… — Агашкину неожиданно понравилось, что Лайма так заинтересовалась. — Времени было.., около восьми, точнее не помню. Мы минут пять проговорили, и она убежала.
— Куда убежала?
— Не знаю. Спустилась в подземный переход. Больше я ее не видел.
— А сам ты куда делся? — Лайма не могла остановиться, вопросы вылетали из нее, словно она готовилась к допросу заранее.
— Сам я дождался автобуса и поехал домой. Мне без пересадок, ты же знаешь.
— Послушай, Роберт, сядь, пожалуйста, попросила Лайма. — И ты нам чаю обещал.
— Обещал, — согласился Агашкин. — Только вы мне не даете сосредоточиться.
Он налил наконец им чаю и выставил на стол вазочку с конфетами. Корнеев немедленно взял горсть, быстро развернул все бумажки и закидал конфеты в рот. Запил их половиной чашки чаю и громко глотнул.
— Роберт, ты не обижайся, просто я хочу во всем разобраться, — сказала Лайма. — Поэтому так наседаю.
— Я и сам хочу разобраться, — ответил тот и неожиданно замер, уставившись в одну точку.
— Что? — спросил Корнеев. — Что-то вспомнил?
— Обезьяна, — пояснил Агашкин и указал пальцем на подоконник.
Корнеев повернулся и посмотрел. Там стояла здоровенная бронзовая фигура — обезьяна на подставке. Хвост торчал в сторону, словно ручка ковша.
— Хорошая вещь, — похвалил Корнеев.
— У нее голова снимается, — пояснил Агашкин. — А в голове — тайник.
Лайма немедленно сделала стойку, решив, что в тайнике может быть какая-нибудь вещь, принадлежащая Соне. Вдруг она здесь все-таки ужинала и засунула в обезьяну записку, которая все объяснит?
— То есть я хочу сказать, — продолжал хозяин квартиры, — что голову можно разделить на две части. И одну часть использовать в качестве грузила для моего нагрудного кастета. В пустую половинку головы насыплю свинцовой стружки…
— Зальешь эпоксидкой, — подсказал Корнеев. — А почему именно полголовы?
— Дак целая будет выпирать! И станешь ходить выпуклый, словно у тебя кокосовый орех под жилеткой!
— Об этом я как-то не подумал, — признался Корнеев.
Ему сделалось весело, и он с удовольствием думал о том, что Медведь сейчас охраняет Бондопаддхая, которого Рома Чичкин повез в спортклуб, а потом собирается тащить в какое-то министерство. Все телефоны по обоюдному согласию они вырубили, и засечь их местонахождение у врагов не было никакой возможности.
